|
Звездная болезнь |
 |
| Фото: ПАВЕЛ СМЕРТИН, "Ъ" |
— Сейчас иногда смешивают понятия "астрономия" и "астрология".
— Астрономия — это наука, а астрология — сервис, оказание услуг населению. Можно пойти к гадалке, можно пойти к экстрасенсу, а можно пойти к астрологу. К профессиональным астрономам это отношения не имеет. Конечно, если профессионального астронома выгонят с работы, в совсем уж крайнем случае он может просто воспользоваться знанием названий зодиакальных созвездий для того, чтобы сочинять прогнозы. Я не думаю, что многие на это пойдут, поскольку профессиональная гордость у нас есть.
— Как случилось, что вы стали астрономом?
— Совершенная случайность. С детства увлекалась классическим вокалом. Но папа у меня был профессором МИФИ, читал механику, и, когда я в десятом классе сказала, что поступаю в консерваторию, он ответил: "Только через мой труп!" Был жуткий семейный скандал, и мы начали просто торговаться. Поступать в МИФИ и заниматься кондовой инженерной физикой не хотелось, астрономия стала своеобразным компромиссом. С одной стороны, учишь физику и математику, а с другой — это красиво, это романтично. Астрономией занимаюсь 20 лет и ни разу не жалела о своем выборе.
— Женщина-астроном сегодня редкость?
— Если вы посмотрите на состав членов Международного астрономического союза, допустим, от Франции (это одна из самых крупных фракций, в ней 643 члена; для сравнения: в российской фракции — 349 человек), там вообще женщин четверть, и это самые активные члены: француженки в астрономии сказали и продолжают говорить свое веское слово. В России женщин-астрономов где-то пятая часть от общего числа ученых. Там, где мужчины не очень жестко конкурируют, женщины астрономией занимаются с удовольствием. Кстати, когда я в свое время поступала, у нас в группе было треть девочек. Я не знаю, сколько точно сегодня в России ученых-астрономов — в советские времена их было около полутора-двух тысяч,— но женщин среди них сегодня как минимум одна пятая.
— Астрономы делятся на теоретиков и практиков?
— Астрономия действительно может быть теоретической, когда занимаются физикой, пишут формулы и т. д., и наблюдательной, когда нужно смотреть на небо, изучать, сравнивать и описывать небесные объекты. А они-то как раз очень красивые, на них просто смотреть приятно. А если вы к тому же обладаете развитым воображением и, глядя на объект, можете примерно представить, что там происходит, это уже пошла наука. Здесь вопрос тонкий. Чтобы научное воображение не перешло в фантазирование, ученый должен обладать аналитическим умом, умением критически рассматривать свои фантазии, логикой, энтузиазмом и, конечно же, упорством.
— Какие бывают отрасли астрономии?
— Самая привилегированная отрасль — космология, изучающая происхождение и становление Вселенной как целого. Здесь скапливаются самые лучшие теоретики, так как в масштабах всей Вселенной в целом реализуются самые необычные явления и физические условия. Есть физика галактик — отдельная отрасль, которая эксплуатируется и космологами. Они должны знать, какие у галактик свойства, чтобы строить общую картину. Есть физика звезд — переменных, сверхновых...
В нашем институте есть гравиметристы — ученые, которые занимаются законами тяготения. Вы думаете, что у вас сила тяжести в любом месте одна и та же? Оказывается, нет. Если вы отойдете, допустим, на 10 метров, сила тяжести станет другой. Такие исследования позволяют определять форму Земли. Земля ведь у нас не шар и не эллипсоид, она геоид (от "гео" — земля) — уникальная форма, которую имеет только наш земной шар.
Я занимаюсь внегалактической астрономией, то есть наблюдаю центральные области других галактик.
— Как далеко находятся объекты вашего наблюдения?
— Ближайший любимый объект — туманность Андромеды — на расстоянии 700 килопарсеков от нас (свет со скоростью 300 км/с достигает объекта за более чем 2000 лет). Там очень много интересного. Например, ядро туманности Андромеды очень спокойное, то есть не слишком яркое на вид. Когда построили карту скоростей вращения звезд вокруг этого ядра, выяснилось, что их скорость слишком велика, а в центре галактики находится что-то жутко массивное и темное. Сразу предположили: черная дыра. Ее масса предположительно должна составлять 30 млн солнечных масс. По всем законам ядро такой галактики должно бешено светить, а оно не светит. Вот вам и загадка: откуда взялась черная дыра и почему она никак себя не проявляет?
— А самый далекий объект?
— Я вообще далекими — "слабыми" — объектами не занимаюсь. Вот у американцев есть десятиметровый телескоп. Они, конечно, нас по "слабым" объектам всегда переплюнут. Зато у них есть и психологические недостатки: очень любят они снять "самый" (самый далекий, самый слабый) объект. Сняли — и тупо на него смотрят, потому что сравнить не с чем. А ведь в относительной близости от нас еще мало что известно, поэтому эту нишу я и стараюсь заполнять.
— Что именно наблюдаете?
— Звездное население центральных областей самых обычных галактик. Обычных, то есть не уродов (искаженных взаимодействием с другими космическими объектами, галактик со слишком активными ядрами и т. д.). Меня интересует, чем звезды центра галактик отличаются от звезд других подсистем.
— Изучаете с помощью телескопа?
— Не только. Есть такой прибор — панорамный спектрограф. Свет любого объекта можно разложить на цвета радуги — это будет называться спектром. Этот прибор помогает не только выделить нужные линии в спектре, но и сделать это не в одной точке на небе, а, к примеру, в 250 соседних точках. В результате, изучая спектры в разных точках какой-то галактики, мы можем судить о химическом составе, возрасте, массе звезд, смотреть, чем отличаются спектры соседних и более удаленных друг от друга точек, строить карты центральных областей галактик, карты химического состава, возраста, карты скоростей и направления вращения звезд вокруг центра галактики. Направление, неизученное толком. Еще лет 20 тому назад не было того же спектрографа, не была разработана методика изучения и т. д.
— Какие еще приборы необходимы астроному?
— Все-таки в первую очередь телескоп. У нас до сих пор, слава богу, в России есть один на всю страну телескоп с зеркалом диаметром 6 метров — в специальной астрофизической обсерватории РАН на Северном Кавказе. Еще десять лет назад он был самым большим в мире, но в последнее время бум телескопостроения и развития астрономии. Каждая порядочная страна и даже те, кого мы считаем развивающимися, обзавелись крупными восьми-, десятиметровыми телескопами. В США, к примеру, десятиметровых телескопов несколько. Страны победнее даже объединяются и строят один прибор на несколько стран. Вот Южная Африка, например, сейчас разрабатывает проект 11-метрового телескопа SALT, а участвовать в нем вызвались Польша, Германия, Новая Зеландия, университеты США и Великобритании.
Но там все по последнему слову техники. Наш же шестиметровый телескоп был построен в 1975 году, и нам повезло, что тогда строили так добротно, что он до сих пор действует.
— А если он сломается, что тогда?
— Пойдем в ларьки торговать. Астрономические исследования во всем бывшем СССР строятся на работе этого телескопа. Как при советской власти на нем проводили наблюдения не только россияне, но и украинцы, к примеру, эстонцы, так до сих пор и продолжают наблюдать.
— Почему телескоп был установлен именно на Северном Кавказе?
— В принципе это наиболее удачное место в России, с наиболее подходящим климатом. Хотя, конечно, и он не идеален по сравнению, допустим, с маленьким островом в океане. Именно там климат наиболее однороден, что благоприятно для наблюдений.
— Возможность пользоваться телескопом платная?
— Нет. Насколько мне известно, не платят не только граждане бывшего Союза, но и приезжающие к нам из дальнего зарубежья, которые занимают около 20% рабочего времени.
— А в Москве есть относительно крупные телескопы?
— У нас стоит только маленький, 70-сантиметровый, телескоп. Да и многого здесь не увидишь: очень уж яркое небо, фонари. Вы просто ночью выйдите на улицу — звезд не видно, в лучшем случае просматривается луна. Правда, у нашего института есть станция в Крыму, которую, слава богу, еще не отобрали. Там стоит 125-сантиметровый телескоп, два 60-сантиметровых. На них в лучшем случае можно изучать только яркие звезды.
— Сколько стоит телескоп?
— Есть любительские телескопы, которые могут стоить и тысячу рублей. Но максимум, что в них можно увидеть,— Венеру или Юпитер. Прибор для профессиональной работы — например, двухметровый телескоп — стоит примерно $5-10 млн.
— Вам часто приходится ездить в кавказскую обсерваторию?
— Два раза в год. Существует специальный комитет по распределению времени работы на телескопе, который объединяет крупных ученых стран СНГ. Я подаю туда заявку, раз в полгода мне выделяют три-четыре ночи для наблюдений. Потом обрабатываю информацию, размышляю, пишу статьи, делаю доклады.
— Что можно успеть за четыре ночи?
— Информационная эффективность спектрографа шестиметрового телескопа такова, что если я хорошо сняла хоть одну галактику, то уже могу сесть и написать приличную статью в приличный западный журнал. А если с погодой повезет, то за три-четыре ночи можно снять 15 галактик. Планеты, кстати, лучше всего наблюдать летом, а галактики — весной и осенью.
— Такие командировки оплачиваются?
— Съездить в обсерваторию на Северном Кавказе за государственные средства нельзя, статьи "командировочные расходы" у нас нет. Есть РАН, которая, слава богу, дает гранты не только своим сотрудникам. Грант может составлять от 50 тыс. в год на одного ученого до 200 тыс. на, допустим, группу ученых из десяти человек. За счет гранта можно оплатить дорогу, купить не самый роскошный, но все-таки компьютер. Но если речь идет о какой-то серьезной новой аппаратуре, возникают ну очень большие проблемы.
— А что с зарплатой?
— Сложная ситуация. То, как нас поддерживает государство, помощью назвать нельзя. На протяжении десяти лет деньги на зарплату не поступали. Нашему институту повезло — мы в Московском университете, и у нас совершенно замечательный ректор, который из своих каких-то задних карманов, то есть внебюджетных средств, продолжает поддерживать науку в университете. Сейчас деньги на зарплату вроде бы у государства появились, но зарплатой это назвать сложно в общем-то. Так как мы живем по единой тарифной сетке, у меня оклад 1800 рублей. За докторскую степень доплата 1500 рублей. Так как ректор нас поддерживает, он каждый месяц выплачивает нам два оклада. Получается где-то 6 тыс. в общей сложности. При этом я один из самых высокооплачиваемых научных сотрудников.
— В таких сложных условиях не наблюдается ли утечки мозгов за рубеж?
— Наши зарубежные коллеги не так довольны жизнью, как нам кажется. Меня в свое время потрясло высказывание за чашкой чая одного очень крупного английского астронома. Он сказал, что ему очень хотелось бы, чтобы когда-нибудь ученые на Западе вошли хотя бы в средний класс. Жалуются и на низкие зарплаты. Посудите сами: зачем рядовому налогоплательщику платить деньги за то, чтобы кто-то там удовлетворял свое любопытство за его счет?
На Западе поэтому практически вся наука делается руками аспирантов или свежезащитившихся докторов философии (у нас — кандидаты наук). Их эксплуатируют три, пять, десять лет, пока человек трудится на энтузиазме. Но в конце концов большая часть вообще перестает заниматься астрономией. Кто-то, к примеру, работает в американском посольстве во Вьетнаме, кто-то — в банке. В общем, все как и у нас. Наукой занимаются только энтузиасты; остальные, получив прекрасную физико-техническую подготовку, могут идти работать в другие сферы. Что и делают в большинстве.
— Но телескопы же там строят для чего-то? Значит, развивают науку?
— Строят, но только под лозунгом: мы будем самые первые, у нас будет самый большой телескоп и т. д. Построить построили, а на нем же надо еще работать. А вот на это деньги уже не дают, поэтому очень много проектов так и остаются незавершенными.
— Вы пробовали заинтересовать наших людей бизнеса в финансировании ваших исследований?
— Я лично не знакома с крупными бизнесменами. Время от времени, правда, у нас проносятся какие-то слухи, что пришел человек и, допустим, предложил запустить спутник. Но пока это только слухи.
— А с какой целью используют такие спутники?
— Есть такие отрасли, которые без спутников просто не могут нормально существовать. Допустим, рентгеновская астрономия, ультрафиолетовая астрономия, где изучаются участки спектра. Они глохнут в атмосфере, не доходя до нас, поэтому нужно выносить телескопы за атмосферу.
— В июле-августе, когда метеориты падают наиболее интенсивно, нам традиционно предсказывают какие-либо катаклизмы...
— Метеориты не страшны: они очень маленькие, буквально пыль. Могут долететь самые крупные куски, но это булыжники размером с кулак, с человеческую голову. А вот понятие астероидной опасности существует. В Солнечной системе есть ряд малых планет — астероидов, многие из которых летают по давно изученным орбитам и ничем этаким нам не угрожают. Но есть астероиды, орбиты которых недостаточно хорошо изучены и которые в принципе могут отклоняться от заданной траектории. На их изучение на Западе выделяют колоссальные деньги.
— А что можно сделать в таком случае?
— Отследить и в последний момент крикнуть: "Полундра!" В принципе эти астероиды небольшие — это камушки диаметром несколько километров. Гипотетически, если вовремя заметить, что на нас что-то летит, можно ракетой расколоть такое тело на более мелкие части. Но пока прецедентов не было.
— В России такие астероиды отслеживают?
— Я знаю, что в Институте астрономии РАН есть группа, которая эту тематику ведет. По-моему, серьезного финансирования у этой программы нет.
— Российские астрономы в мире ценятся?
— Стараемся не отставать от западных коллег, но ведем себя по сравнению с ними очень тихо. К нам, к примеру, в июне приезжал наш бывший сотрудник Сергей Михайлович Копейкин, который действительно сделал очень хорошую работу в Штатах, и еще до публикации статьи уже собрал пресс-конференцию. Естественно, и по всем информационным агентствам прошла новость, что Сергей Михайлович Копейкин открыл что-то совершенно замечательное. К сожалению, в нашей российской астрономии нет благородной традиции собирать пресс-конференции по поводу каждой законченной работы, но открытий не меньше. У нас, когда ты открыл что-то, ты пишешь статью, ее публикуешь, а потом еще доказываешь коллегам, что результаты исследований — правильные.
— Вам приходится защищаться перед ученым советом?
— Сегодня — нет. Посылаешь статью в журнал. Редактор журнала отдает ее рецензенту, а то и двум, которые выскажут свое веское мнение, все ли правильно в этой статье и насколько интересные результаты представлены. Если статья одобрена, ее публикуют. Бывает и так, что с рецензентом приходится спорить. Если мою статью, статью доктора наук, дали на рецензию аспиранту, он мог в ней чего-то и не понять. А они там считают, что их американский аспирант очень большой эксперт. До сих пор мне везло — ни одна статья не была отклонена, удавалось переспорить любого рецензента.
— С какими журналами сотрудничаете?
— Еще с советских времен в России осталось два очень хороших журнала в издательстве "Наука" — "Астрономический журнал" и "Письма в астрономический журнал". Издания очень уважаемые, переводятся на английский язык и читаются на Западе. Но я стараюсь распределять статьи и по другим изданиям, в том числе и европейским. Например, есть общеевропейский журнал Astronomy and Astrophysics. Там с нас даже денег не берут за то, чтобы печатать наши статьи.
— А бывает, что за публикации приходится платить самим?
— В России — нет. А вот в Америке выходит самый престижный астрономический журнал Astrophysical Journal. За то, чтобы здесь опубликовать средненькую статью размером десять страниц, надо заплатить около $1000. Приходится каждый раз писать слезное письмо главному редактору о том, что денег нет, но получены уж очень интересные результаты...
— Где сегодня в России можно получить хорошее астрономическое образование?
— В МГУ. Здесь на физическом факультете есть астрономическое отделение, ежегодный набор на которое — 20 человек. Они выпускаются с квалификацией "астрономия" физического факультета. Аналогичное астрономическое отделение есть в Санкт-Петербургском государственном университете при механико-математическом факультете. Больше отделений на факультетах нет, но есть очень сильные кафедры астрономии в Уральском и Казанском университетах. В Ростове среди преподавателей есть сильные астрофизики, которые курируют дипломы по астрономической тематике.