юбилей
Сегодня в закрытом городе Сарове Нижегородской области начинаются торжества, посвященные столетию канонизации преподобного Серафима Саровского. Вместе с верующими и неверующими представителями принимающей стороны к празднику готовился специальный корреспондент Ъ ВАЛЕРИЙ Ъ-ПАНЮШКИН.
Вечером литерным поездом в этот город, известный тем, что святой Серафим беседовал там с Богородицей, а академик Сахаров изобретал там водородную бомбу, приедет патриарх. С патриархом будут богатые и знаменитые люди, которых разместят по дурным гостиницам или вовсе в вагонах купе на станции под названием "Тупик". Десятки тысяч паломников в Саров не попадут, но смогут приложиться к мощам святого в Дивеевском монастыре, верстах в двадцати от Сарова. Паломников там будут обыскивать рамкой металлоискателя, селить в палаточных лагерях и кормить бесплатной кашей.
В следующих от Москвы электричках южных направлений вместе с торговцами, предлагающими зонтики, специи и книжки про злых людей, уже месяц как ходят из вагона в вагон женщины старше сорока в длинных платьях и с платочками на головах. Так же, как и торговцы, они обращаются к пассажирам, но не предлагают ничего купить, а напоминают:
— Люди добрые, братья и сестры, батюшке Серафиму исполняется сто лет, и все свечи зажгутся разом, и будет великая радость и великая благодать.
В руках у этих женщин слипшиеся от жары копеечные свечи, видимо, те самые, которые зажгутся разом, и стопка бумаги, и на каждом листке сорок раз от руки перерисованная карта, объясняющая, как добраться до Дивеевского монастыря, пересаживаясь с электрички на электричку. Причем последние сто верст от Арзамаса до Дивеева попутными машинами или пешком. Из их объяснений непонятно, исполняется ли сто лет со дня рождения святого, со дня смерти или со дня канонизации. Из их объяснений выходит, что, с одной стороны, преподобный Серафим жил всегда и всегда был святым, а с другой стороны — ему исполняется сто лет, считая от любой даты, будь то рождение, смерть или канонизация. Насколько я понимаю, такое отношение ко времени есть довольно тонкая богословская мысль, сама собою рождающаяся в головах наивных паломниц, каковых нельзя заподозрить в богословском образовании, ибо даже "молитовку" на своих "картах" они пишут с ошибками.
У них нету с собой никаких вещей, даже зубной щетки и смены белья. У них нету денег не только на обратную дорогу, но и на дорогу туда. Они искренне надеются, что "молитовка" и заступничество преподобного Серафима благополучно доведут их до Дивеева и обратно, доставят им пропитание и ночлег. Когда в электричку входит контролер, они не спорят с ним и не оправдываются паломничеством, а кротко выходят на ближайшей станции, чтобы ждать следующую электричку. При этом они не сумасшедшие, не надейтесь. И к завтрашнему дню в Дивееве их будет как минимум десять тысяч.
Менее верующие люди могут попасть в Саров на поезде Москва--Берещино, каковой населенный пункт есть ничем не примечательная деревня километров за сто до Сарова. Номинально поезд дальше не идет, и просьба освободить вагоны. На самом деле проводница собирает с пассажиров по семьдесят рублей, и спустя час после указанного в расписании пункта назначения посреди темного леса поезд входит в оцепленное колючей проволокой пространство и останавливается. Это контрольно-пропускной пункт. Рассказывают, будто автоматчики здесь клали лицом на снег журналиста Александра Невзорова и будто, когда вице-спикер Государственной думы Владимир Жириновский хотел проехать здесь в Саров без пропуска на том основании, что он Жириновский и его все знают, часовой невозмутимо пообещал открыть огонь на поражение.
Двое солдат волокут по вагону огромный деревянный чемодан. В чемодане пропуска. Ни один из восьмидесяти тысяч жителей Сарова не может без пропуска выехать или въехать. В сущности, все они казенные крепостные. Солдаты проверяют пропуска и обыскивают вагон без всякой иронии по отношению к своей работе. Говорят еще, что в 1946-м году, когда создавался ядерный центр и военные геодезисты размечали охранную зону, в районе поселка Цыгановка им явился старец и велел провести колючую проволоку так, чтобы находящийся в Цыгановке источник не попал в запретную зону. Источник с тех пор считается святым, а про старца того принято думать, что он был святой Серафим Саровский.
В городе Сарове, охранная зона которого по площади чуть меньше Москвы, нет ни наркомании, ни проституции, ни приличной гостиницы. В ресторанах ленивые официантки требуют, чтобы клиенты заказали сразу весь ужин, включая десерт и кофе, потому что им, дескать, нужно пробить чек. В любую точку города такси стоит двадцать рублей. Единственная бандитская разборка произошла в ночном клубе "Арлекино", работающем до четырех утра, и официантка Полина охотно рассказывает о том, как за ее столиком убили человека, особенно когда у Полины заканчивается виски или мороженое, количество которого не рассчитано на приезжих. Секретные ядерщики, получающие невиданную для российских ученых зарплату в две тысячи долларов, боятся, что ради святого Серафима и Саровского монастыря город откроют. Десять лет назад, когда власти перестали запрещать хотя бы упоминание о существовании города, те же самые ядерщики организовали исторический клуб, превратившийся со временем в музей несуществующего монастыря. Напротив музея — колокольня, венчаемая недавно установленным крестом и давно установленными антеннами то ли телевидения, то ли чего-то секретного. Рядом с колокольней — управление ФСБ, офицеров которого музейные работники зовут соседями, и когда к соседям приезжает начальство, то водят соседское начальство на экскурсию в катакомбы — низкое, узкое и холодное подземелье, вырытое монахами под главной площадью города.
Теперь к юбилею святого город Саров, остатки Саровского монастыря и Дивеевский монастырь реставрируются и украшаются в известной юбилейной манере, то есть в основном фасады и тротуарная плитка. Нижегородский полпред Сергей Кириенко, возглавляющий комитет по организации празднований, прилетает из Нижнего на вертолете и говорит, что Саров — закрытый, режимный город и таковым останется. А офицер государственной автоинспекции, в задачу которого входит обеспечить беспрепятственный проезд кортежа, содержащего в себе полпреда, губернатора и двух епископов, страшными словами орет на женщину с ведром, которая пришла по объявлению в газете мыть пол в спешно реставрируемом храме. Женщина не слышала свистка, не понимала знаков регулировщика, подаваемых жезлом. Она стоит, потупившись, слушает оскорбления и ждет, пока инспектор отпустит ее наконец мыть пол. Она тоже из этих кротких, только так уж сложилось, что не приехала электричками, а живет в запретной зоне.
Полпред Кириенко говорит, что неслучайно на нижегородской его земле располагается чуть ли не главный русский духовный центр, то есть Саров и Дивеево, чуть ли не главный оборонный центр, то есть опять же Саров, и еще в сотне верст — пушкинское Болдино. И довольно сильно заметно, что полпред не знает толком, как со всеми этими центрами быть. Полпред намеренно и, надо отдать ему должное, весьма толково концентрируется на хозяйственных и организационных вопросах, на тех самых, которые, кажется, совершенно не заботят приезжающих в Дивеево паломников.
Последнее перед празднествами заседание оргкомитета начинается в Дивееве с церковной службы. Полпред прикладывается к мощам и едет осматривать палаточные лагеря. Армейские палатки человек на пятьдесят. Двухъярусные нары. В палатках света не будет по соображениям пожарной безопасности, а будет только в проулках между палатками. На входе в лагерь должен стоять длинный стол, где паломника регистрируют и определяют на ночлег.
— Хватит ли на всех туалетов? — интересуется полпред, указывая на деревянные будки.— При необходимости вы можете развернуть лагерь еще вдвое? Кто отвечает за питание? У вас готовы полевые кухни? При необходимости вы можете развернуть полевых кухонь вдвое больше? В рационе предусмотрено мясо, тушенка или только каша?
Позже, когда оргкомитет переместится из палаточных лагерей в дивеевский дом культуры, епископ Георгий объяснит полпреду, что паломники будут готовиться к причастию и мяса им есть нельзя.
— Кто отвечает за питание? Мясо с кашей не смешивать!
Некий молодой человек передает полпреду проект выступления в рамках празднований православного театра. Полпред отдает проект молодого человека епископу и говорит:
— Это религиозный праздник. Все решения принимает православная церковь. Светская власть только помогает ей организационно и обеспечивает безопасность.
А владыка Георгий строго отчитывает прямо на заседании молодого человека с его православным театром. Он говорит:
— У нас тут не театральный фестиваль. У нас будут службы и крестные ходы. И не смейте больше подсовывать свои бумажки без благословения.
— У нас есть благословение! — возражает юноша.
— Не смейте больше!
Вся территория Дивеевского монастыря перерыта и представляет собой огромную стройку. Расписывают храмы, кладут тротуарную плитку, ремонтируют Богородичную канавку, по которой если пройти, читая молитву, будет большая благодать. На оргкомитете спорят, должен ли улицу перед монастырем асфальтировать на свои деньги монастырь или администрация Дивеева. Полпредский кортеж едет к источнику в Цыгановку, где от направляющегося в закрытый город крестного хода с мощами должны отсечь основную толпу паломников. Из Цыгановки — в Саров на заседание с управлением ФСБ. Очень много дел, ни одно из которых не заботит кротких паломников снаружи запретной зоны и кротких богомольцев внутри.
— Давай, может, еще молитву почитаем? — говорит одна бабушка другой бабушке возле белого камня, установленного приблизительно на том месте, где был белый камень, на котором преподобный Серафим молился, повесив икону на дерево.
Настоящий камень в советское время раскололи и увезли куда-то. Дерево спилили, остался только пень, от которого богомольцы отрывали по щепочке, пока не сровняли до земли.
Чуть дальше, на дальней пустыньке, куда преподобный уходил, ища уединения, стоит часовня, похожая на автобусную остановку, и памятник святому работы скульптора Клыкова. Памятник ужасный, но бабушки целуют его постамент. Они рассказывают, что раньше, еще до памятника, приходили сюда молиться, а в кустах были милицейские засады и милиционеры молиться запрещали. Вокруг памятника есть несколько муравейников. Бабушки понимают, что считать эти муравейники святыми было бы язычеством. Поэтому считают их просто целебными, запускают в муравейник руки, растирают облепивших руки муравьев, и руки от этого пахнут муравьиной кислотой.
— А грядки батюшки Серафима вы видели?
С этими словами бабушки показывают мне поляну в лесу, на которой более или менее компактно растет зверобой и более или менее компактно — сныть. Я не вижу никаких грядок, а они видят. Поэтому я забочусь о пропитании, а они нет.