|
"Я запретил бы в ряде отраслей иметь госсобственность" |
 |
| Фото: ДМИТРИЙ АЗАРОВ, "Ъ" |
-- Что бы вы назвали главным в бюджете 2004 года? — Продолжение снижения налоговой нагрузки на экономику. Это серьезная поддержка темпов экономического роста. Безусловно, такие меры не дадут большого результата прямо в год их введения. Но это очень четкий вектор нашей политики, и политика эта проводится уже несколько лет подряд, поэтому те меры, которые мы предприняли в данном направлении раньше, будут давать результаты уже сейчас, а те меры, которые мы сегодня принимаем, будут давать результаты в ближайшие годы. Кроме того, психологический настрой инвесторов на дальнейшее снижение налогового бремени уже сегодня дает серьезные результаты и приводит к росту инвестиций в экономику. Для нас это важнейшая составляющая всей нашей экономической политики, которая прежде всего отражается в бюджетной сфере.
Второе, что хотелось бы отметить,— создание стабилизационного фонда вместо финансового резерва. По сути, финансовый резерв был некоей формой стабилизационного фонда, но между ними есть существенные отличия. Деньги финрезерва аккумулировались на счетах Минфина и могли быть использованы, например, на погашение внешнего долга — иными словами, служили некоей страховкой на случай проблем с выплатой долгов. Сейчас мы считаем, что решили проблему пиковых платежей по внешнему долгу. Поэтому деньги стабилизационного фонда будут выводиться на спецсчета, откуда Минфин не сможет просто взять их и истратить на текущие нужды. Эти деньги станут нашим неприкосновенным запасом, что придаст дополнительную прочность экономике страны.
— Но на каких-то условиях деньги из этого фонда все же можно будет брать?
— Сам механизм функционирования стабилизационного фонда будет устроен так, что в ближайшие два-три года, если драматически не упадет цена на нефть, нам вообще не придется прибегать к средствам стабфонда. Но даже если все-таки цена на нефть упадет ниже $20 за баррель, то заимствования из этого фонда будут происходить по соответствующей формуле, механизм которой сейчас разрабатывается, и это будет некий автоматический механизм, определяющий, сколько мы можем изъять для текущего исполнения бюджета. Если же говорить о расходовании средств фонда на какие-то другие цели, то такие решения могут приниматься только отдельным законом.
— Вы сказали о снижении налогового бремени. Между тем проектом бюджета предусмотрен рост удельных поступлений, скажем, от ЕСН...
— Это связано с резким ростом зарплат в стране. В конце 2001 года бюджетникам и военным содержание было увеличено более чем на 60%. С октября этого года мы предусмотрели повышение зарплат бюджетников на 33%, госслужащих на 11%, военнослужащих на 11%, судей на 40%. А если говорить об эффективной ставке уплаты единого социального налога, то она снижается — большее количество зарплат попадает под регрессивную шкалу, и тем самым большая часть зарплат облагается по пониженной ставке.
— Если говорить о снижении налогов с предприятий, кто выиграет больше — крупный бизнес, средний, малый?
— Когда мы обсуждали, снижать НДС или ЕСН, была большая дискуссия на данную тему. Правительство выбрало НДС, и Дума этот выбор поддержала, поскольку НДС больше влияет на крупный и на средний бизнес — то есть именно именно тот бизнес, который сегодня является основным локомотивом экономики. Что касается малого бизнеса, мы ему уже в этом году оказали существенную поддержку, введя упрощенную схему налогообложения и таким образом уменьшив фискальное бремя; статистика показывает, что количество предприятий, переходящих на эту схему, растет довольно высокими темпами.
В отношении же налога с продаж, который вовсе отменяется, могу сказать, что сейчас идет спор, кому больше всех это нужно. Есть эксперты, которые утверждают, что торговые учреждения не снизят цены и присвоят разницу себе, и мы только в интересах торговых посредников и сработали. Абсолютно не согласен с этой позицией. Конечно, в данный конкретный момент кто-то может так и поступить. Но в условиях существенной конкуренции, а в торговле у нас нет монополизма, торговая надбавка, безусловно, будет стремиться к уменьшению. И существующий платежеспособный спрос будет соответствовать большему количеству товаров, поскольку теперь государство не будет свои пять процентов с этого спроса собирать. А это приведет к росту продаж, что является существенным стимулом для производства. Я думаю, что это серьезный фактор поддержки роста экономики.
— Если мы говорим о снижении налогов как о факторе поддержки роста, интересно узнать, есть ли у Минфина какие-то расчеты относительно степени корреляции между уровнем налогов и темпами роста?
— Конечно. Это очень важный вопрос, правда, он скорее имеет теоретический характер. Есть ряд экспертов, которые говорят, что снижение налогов не дает ощутимых результатов в плане роста ВВП. Отчасти они правы: если вы спросите, увеличились ли темпы роста от снижений налогов, которые мы предприняли год, два, три назад,— такое влияние выявить трудно. На данном этапе в нашей экономике зависимость темпов роста от ряда других факторов значительно более сильная, чем от снижения налогов. Я думаю, что это теоретически тоже абсолютно обоснованно: основным препятствием для инвестиций в российскую экономику является не налоговый режим, а бюрократические препоны и несовершенство судебной системы.
— Наши опросы предпринимателей показывают, что после бюрократических сложностей налоговый фактор стоит на втором месте...
— Это если все вопросы — административные, бюрократические, судебные — в один объединить, тогда, наверное, на втором. А если судебную власть, административные барьеры, действия правительства, контрольных органов рассматривать отдельно, тогда, я думаю, налоговый фактор окажется на более низком месте среди основных причин, сдерживающих инвестиции. Кстати, у некоторых сразу возникает желание сказать: если в этих условиях нет прямой зависимости темпов роста от уровня налогообложения, значит, нет и необходимости снижать налоги. А их оппоненты утверждают, что это кощунство и всегда снижение налогов должно приводить к увеличению темпов роста. И те, и те не совсем правы. Краткосрочный эффект действительно мал. Но я могу заявить, что правительство будет снижать налоги, потому что этот процесс будет сопровождаться другими реформами и в среднесрочной и долгосрочной перспективе, конечно, приведет к увеличению темпов роста.
— Давайте посмотрим с другой стороны. Означает ли уменьшение налогообложения, что государство будет отказываться от финансирования ряда собственных инвестиционных программ?
— В этой связи кардинального изменения инвестиционных программ не произошло. Скорее даже — не произошло их наращивания, как это происходило в предыдущие годы.
— А как же оборонные расходы, которые выросли процентов на пятнадцать?
— Это скорее прирост оборонного заказа. В этой части рост есть. Могу сказать, что, согласно бюджету, прирост оборонного заказа Минобороны составляет 27 млрд руб. Этот прирост существует, но обсуждать его составляющие с вами я не могу, поскольку это секретная часть бюджета. Однако могу сказать, что и по оборонному заказу прошла существенная чистка. Специальная рабочая группа трех министерств работала несколько недель по "перетряхиванию" заказа, расходы были сконцентрированы на ключевых направлениях, самых приоритетных и необходимых для армии.
— Непонятно получается. Вы сказали, что был наращен оборонный заказ и уменьшена налоговая нагрузка. Растут расходы на содержание бюджетников, которым повышают зарплаты. Не должно ли все это приводить к сокращению иных инвестиционных программ государства? Вы же говорите, что они не претерпели существенных изменений.
— Дело в том, что здесь пока еще действует известный механизм, когда такое сокращение заказа происходит неявно, из-за отсутствия индексации на величину инфляции. Таким образом, в номинальном выражении все программы сохранены, а то, что мы не проиндексировали их на инфляцию, считайте, если угодно, что все программы равномерно сокращены на 10%. Пока это и есть главный инструмент сокращения госрасходов, но очевидно, что это уже недостаточно эффективный инструмент, и такое сокращение должно быть более выборочным. Концентрация государственных инвестиций должна происходить на приоритетных направлениях. В этом году решили эти направления существенным образом не пересматривать. То есть все равно в любом случае каждый объект и каждое направление снова будет рассматриваться и переутверждаться правительством, но кардинальных изменений в этой политике не будет. Скорее, изменения произойдут к 2005 году. Это связано с тем, что именно с 2005 года вступят в силу новые правила распределения полномочий между уровнями бюджетной системы. Многие объекты местного значения будут сняты с центрального финансирования. Будут сокращены и общефедеральные программы. Их сейчас больше 64, и еще 20 подготовлены министерствами и ведомствами. Но мы приняли решение не утверждать ни одну новую программу в этом году, а в 2004 году провести существенную ревизию количества программ и основных направлений инвестирования.
— То есть количество этих программ сократится?
— Да, в 2004 году оно будет существенно сокращено. Кроме того, мы в ближайшее время определим более четко, какой объем инвестиций в общем объеме расходов расширенного правительства мы можем позволить себе на ближайшие десять лет. Такая работа будет проведена к началу следующего года, и мы сможем более четко, чем три года назад, когда принимались нынешние инвестиционные программы, оценить наши возможности с учетом планируемого сокращения налогов. Я думаю, что общий объем инвестиций в реальном выражении не будет снижаться и не будет расти. Скорее всего, он останется на том уровне, который мы сегодня достигли. Но в самой инвестиционной политике действительно пройдут структурные изменения.
— Вы можете назвать критерии отбора программ в рамках этой новой политики?
— Безусловно, это выполнение более строго функций федеральной власти. Это означает, во-первых, отказ от существенной части финансирования местных инвестиционных программ, которые должны местными властями планироваться за счет тех средств, которые им будут переданы в рамках разграничения доходов. И второе — существенное сокращение субсидирования экономики. То есть гораздо более значительное, чем прошло за последние три года. Даже, я бы сказал, это сокращение за последние три года не было особо заметным.
— Нельзя ли более конкретно? Какие именно программы планируется ликвидировать?
— У нас есть программы поддержки промышленности. Причем в разных направлениях — связанных с увеличением уставных капиталов в банках, лизинговых компаниях, субсидированием процентных ставок по кредитам, начиная от сельского хозяйства и кончая закупками сезонного характера. Плюс дотации на производство отдельных видов продукции, строительство, вкладывание средств в коммерческие объекты путем передачи акций правительству. Вот эти все направления инвестирования будут уменьшены. Потому что если мы идем на снижение налогов, то с политической точки зрения мы должны отказываться и от подобных инвестиций, поскольку это другая модель экономической политики. А с точки зрения объективной в тот период, когда были высокие процентные ставки, высокая инфляция, нам нужно было субсидировать, поддерживать еле держащиеся на плаву традиционные отрасли. Но сейчас ситуация изменилась и можно уменьшить эти расходы.
— По моим ощущениям, это субсидирование последние два-три года было одним из существенных каналов закачивания денег в экономику. Теперь это будет делать бизнес, сэкономивший на налогах. Как смена модели отразится на финансовом рынке?
— Это довольно сложный и интересный вопрос. Главная особенность российской экономики заключается в серьезной зависимости от цен на нефть — это общеизвестно. В результате властям приходится заниматься сглаживанием пиков притоков и оттоков валюты, что достигается применением инструментов стерилизации денежной массы. В условиях, когда мы имеем высокие цены на нефть и увеличение резервов ЦБ, такая стерилизация проходит прежде всего за счет увеличения профицита бюджета. То есть создание финансового резерва, который не растрачивается, является важным стабилизирующим фактором, связанным с тем, что мы не допускаем существенного укрепления рубля и тем самым не подрываем наш экспортный потенциал. А с другой стороны, мы препятствуем увеличению импорта. Но когда мы начинаем снижать налоги, то мы возможность использования этого инструмента существенно уменьшаем из-за падения профицита. В этой связи снижение налогов может даже ухудшить ситуацию на финансовом рынке в условиях высоких цен на нефть. Чтобы избежать этого и, по крайней мере, оставить общеэкономическую ситуацию на прежнем уровне с точки зрения инструментов стерилизации и при этом снижение налогов все-таки продолжать, мы должны сокращать расходы. Тем самым сохраняя профицит даже при сниженных налогах. В этой связи мы всегда обречены держать определенный профицит при цене на нефть больше $20 за баррель. Я бы даже сказал, мы должны были бы себе и более жесткие планки поставить для того, чтобы сохранять этот инструмент воздействия на экономику. Сейчас цены на нефть крайне высоки, и я могу прямо сказать, что в этих условиях нам не всегда хватает инструментов для стерилизации избыточной ликвидности.
— Когда на эту тему мы говорили с первым зампредседателя ЦБ Олегом Вьюгиным, он отстаивал идею поднятия сборов с нефтяников...
— Это мы предлагали весной. Мы хотели увеличить коэффициент изъятия в виде экспортной пошлины по ценам выше $25 за баррель. Это решение ставилось на голосование в Думе, но не прошло. В тот момент, когда оно ставилось, цены уже пошли на спад. И многим показалось, что это решение уже не даст эффекта. Кстати, когда два года назад принималась шкала экспортной пошлины на нефть, мы, конечно, не чувствовали, что цена на нефть подскочит до $30, и посчитали данное решение не особо существенным. Сейчас это происходит. Попытка увеличить отчисления от сверхдоходов тогда не удалась. По непонятной причине против этого проголосовали даже те, кто всегда публично выступал за подобные меры. Но все же, я думаю, нужно вернуться к рассмотрению этой нормы.
— Вернемся к бюджету. Вы сказали о планах снижения расходов, уменьшения налогов. Как это совместимо с разговорами о необходимости проведения достаточно большого количества реформ — судебной, военной, административной?
— Основные тенденции по военной и судебной реформам уже заложены. Мы, собственно, за последние годы вышли на некий устойчивый тренд по этим расходам и стараемся его поддерживать. И я вижу возможность его сохранять при том, что финансирование других направлений будет в меньшей степени индексироваться или увеличиваться. Вообще же, я вижу большие возможности для использования тех средств, которые мы сегодня тратим на социальную политику,— это очень большие деньги как федерального, так и местных бюджетов. И есть существенные резервы по повышению эффективности расходования этих средств: перераспределение потоков, переход к адресной помощи и т. д.
— Это "перераспределение" означает отмену льгот или их замену живыми деньгами?
— Если бы мы шли только на замену всех существующих льгот живыми деньгами, в том числе тех, которые существовали только на бумаге, тогда это означало бы резкое увеличение расходов. Поэтому какие-то льготы, в первую очередь "бумажные", будут просто отменены, а где-то они будут возмещены живыми деньгами. Это то направление, которое президент обозначил в своем ежегодном послании как "борьба с бедностью". Вот и будет более строго отслеживаться, кто же беден, а кто не беден. И льготы, которые сейчас явно или неявно распространяются на людей с существенными доходами, будут уменьшаться, а бедные будут получать больше.
— Если говорить о российской экономике в целом, какие вы бы отметили основные положительные моменты и что вам больше всего не нравится?
— Есть очень неплохие тенденции последнего периода, связанные с повышением производительности труда, ростом промышленности и инвестиций в условиях, когда мы не увеличиваем государственное вмешательство, а уменьшаем. В этой связи приятно, что не подтверждается теория, сторонники которой считают, что нам нужно "подставить плечо" каким-то традиционным отраслям, чтобы их спасать. Слава богу, без этого мы можем существенно влиять на поддержку темпов роста, в том числе в ведущих отраслях. Мы должны усилить поддержку этих отраслей общими мерами — снижением налогов, уменьшением административных барьеров, расширением конкуренции.
Если говорить о недостатках, кроме несовершенства административной и судебной систем я вижу пока дефект всей российской экономики в большом присутствии в ней государства — не только в виде контрольных и надзорных функций, а в виде просто нахождения в собственности государства очень многих предприятий. Есть большое количество предприятий, которые нужно просто приватизировать. Вплоть до презумпции того, что государство не должно быть вообще в коммерческих предприятиях в какой-либо форме, за исключением единиц предприятий, которые имеют отношение к безопасности страны и ее граждан. Все остальное должно быть в частных руках и быть в условиях конкуренции. Это относится в том числе и к оборонному комплексу — я имел в виду безопасность не в смысле производства для наших вооруженных сил, а в части безопасности текущей — это прежде всего телекоммуникационные и информационные технологии, где мы не должны проиграть в текущей защите наших рубежей. Системы слежения не должны быть в частных руках или управление ядерными силами. А все остальное должно быть в частных руках. Пока же наши оценки говорят, что в виде государственных унитарных предприятий, в виде акционерных обществ, где доля государства доходит до 50%, половина экономики находится в руках государства. Это просто убийственно для экономики. Можно сколько угодно обсуждать состояние судебной системы, но конкуренции не будет, когда чиновники будут управлять производством. А попытки влиять на конкуренцию будут осуществляться через знакомство с чиновниками. То есть это будет искаженная конкуренция с административными рычагами.
— А какие могут быть механизмы устранения чиновников от власти? Революция сверху?
— Нет, просто приватизация — железная, волевая. Политическая воля по приватизации всех объектов, ужесточение законодательства в части владения собственностью на государственном и муниципальном уровне — я просто запретил бы в ряде отраслей иметь государственную собственность. Плюс есть еще одна сфера, которую мы недооцениваем. Государство владеет массой имущества в виде площадей, которые сдаются в аренду, что оказывает очень серьезное влияние на конкуренцию. Это еще одна большая проблема.