Начало театрального сезона в Год театра сопровождается чередой громких скандалов, которые заслонили собой премьеры. На прошлой неделе Минкульт сообщил, что в его структуре появится департамент театров. Государство пытается сделать театр эффективным, но театр продолжает существовать как бы параллельно государству. И это, как ни странно, и является залогом его успешности.
Состояние театра в России — двойственно и противоречиво. Как и принято в искусстве
Фото: Андрей Луковский, Коммерсантъ / купить фото
Состояние театра в России — двойственно и противоречиво. Как и принято в искусстве
Фото: Андрей Луковский, Коммерсантъ / купить фото
2019-й объявлен Годом театра в России, поэтому новости об успехах отрасли являются обязательной фигурой речи. «В 2018 году число посетителей театров достигло 40 млн человек. Такого уровня не было даже в советское время»,— заявила в начале года вице-премьер Ольга Голодец.
На самом деле бравые цифры и умножение структур отражают многолетние — и безуспешные — попытки государства перевести культуру на язык эффективности, выгоды, цифр.
(По интернет-каналам прокатился слух о том, что новый департамент театров возглавит Николай Цискаридзе. Неужели поможет?)
Вопрос между тем не праздный: едва ли найдется другая страна в мире, кроме России, которая добровольно продолжала бы тянуть на себе всю глыбу культуры: музеи, библиотеки и, конечно, театры. Сегодня в России 619 государственных театров, из них 24 финансируются из федерального бюджета, остальные — из региональных. Согласно исследованию Forbes, в 2018 году федеральные театры получили от государства 17,3 млрд рублей, 10 млрд заработали только на постановках и гастролях (см. таблицу). Однако это лишь общие цифры. Есть ли в России театры, которые, грубо говоря, не являются финансовой обузой для государства? Об этом косвенно сообщает нам строка «доля бюджетного финансирования» в средней графе таблицы: если она ниже или чуть выше 50 процентов, это означает, что театр способен зарабатывать сам. Таким образом, речь может идти в лучшем случае о пяти-шести столичных театрах — известных на весь мир. Но при этом, опять же, мы не всегда знаем расходы этих театров — зарплаты работникам, ЖКХ, траты на постановки и гастроли — поэтому любые утверждения о «прибыльности» будут относительными. Все остальные театры — и регионального, и даже федерального подчинения — в средствах, мягко говоря, хронически стеснены. И не будет преувеличением сказать: подавляющее большинство театров в стране финансово целиком зависят от государства.
Если государство все же тащит на себе эту ношу, должен же быть от этого какой-то толк?.. Поиски универсального мерила эффективности приводят в итоге к усилению бюрократии, театр облагают нормативами. Так, многим из них приходится обеспечивать высокий процент посещаемости или «гнать репертуар», то есть играть 300–320 спектаклей в год. Более или менее понятным критерием может считаться лишь посещаемость театров, отсюда и гонка за цифрами. Тот же Минкульт сообщает, что в федеральных театрах число спектаклей с 2012 по 2018 год увеличилось на 45 процентов, а посещаемость выросла на 41 процент, достигнув 5 млн зрителей. Но опять же, эти цифры ничего не сообщают о качестве спектаклей. К примеру, привели в губернский театр на «Тартюфа» роту — 100 военнослужащих; половина проспала до конца спектакля. А где-то рядом идут спектакли, рассчитанные на 50 или 20 человек, и к ним огромный интерес — must see, нельзя не посмотреть. Количество и качество в театре никак не связаны. Как же принципы искусства перевести на язык, понятный государству? Ответ: никак. Это невозможно и бессмысленно, потому что у государства и театра разные задачи.
Хороший театр — это всегда загадка. Не зависит ни от места, ни от названия. Вот губернский театр с массивным зданием в центре города, на перекрестке, как принято, улиц Садовой и Ленина. Но город знаменит не этим театром, а какой-нибудь студией на окраине.
Однако именно эта студия гремит на всю страну и получает «Золотые маски». И губернаторы теперь тоже понимают, что это хороший способ заявить о себе на федеральном уровне. Но если студия закроется, ругать губернатора не будут; а вот если закроется театр на пересечении Садовой и Ленина, которому уже 120 лет, будет скандал. И поэтому заслуженный театр будут продолжать финансировать из скудного местного бюджета, но этих денег будет хватать только на выживание.
Но есть и хорошие новости. Понятия «провинция» в российском театре уже не существует. Уже неважно, где хорошо играть — в Москве или в деревне. Московскому режиссеру теперь не зазорно ехать в регионы и делать там карьеру. Критик Татьяна Тихоновец: «Крошечный театр "Поиск" из Лесосибирска, труппа — десять человек, со спектаклем "Мертвые души" Олега Липовецкого объехал все фестивали. <…> В городе Кызыле я увидела на тувинском языке премьеру "Кориолана" в постановке Марины Идам. Надо лететь в Абакан пять часов, а потом добираться столько же до Кызыла, чтобы увидеть "Кориолана"!» Благодаря соцсетям слухи о талантливом спектакле распространяются мгновенно.
При всей бедности театр в России сегодня — самый передовой вид искусства.
В отличие от кино, где все давно «расписано под хохлому», в театре полный плюрализм: есть и классика, и авангард, и эксперимент; есть политический театр; есть новая драма, которая прижилась и стала нормой.
Скандалы в театре в этом году, однако, опять затмили собой премьеры. На прошлой неделе суд вернул дело «Седьмой студии» режиссера Кирилла Серебренникова в прокуратуру на доследование. Юристы считают это «тихими похоронами» уголовного дела. Система госфинансирования театров устроена таким образом, что в растрате бюджетных средств можно обвинить любого худрука и директора — и это еще одно средство символического контроля. Новая тенденция этого года — укрупнение театров: суть ее в том, чтобы сделать менее громоздкой систему финансирования театров. В этом году Минкульт анонсировал объединение Театра драмы имени Волкова в Ярославле и Александринского в Петербурге под маркой Первого национального театра России. Против объединения выступили сообща театральная и городская общественность. И государство предпочло отступить — правда, это стоило поста худруку Волковского театра Евгению Марчелли (вместо него теперь Сергей Пускепалис). В театрах продолжаются конфликты худруков и директоров (это все тот же конфликт между творчеством и отчетностью перед государством). В прошлом году уволился режиссер Юрий Бутусов из Театра имени Ленсовета после конфликта с директором театра (теперь Бутусов — главный режиссер Московского театра имени Вахтангова); ушел и Дмитрий Крымов из Школы драматического искусства. Важнейший кадровый эксперимент года — превращение МХАТ имени Горького в «патриотическую новую драму» под руководством Эдуарда Боякова — судя по всему, закончился неудачей. Чем обернется назначение Константина Богомолова худруком Театра на Малой Бронной, пока не ясно.
Государство продолжает искать идеальный вариант — как соединить в театре творчество и прибыль.
Театр финансируется государством, но при этом существует как бы параллельно государству, отвоевав себе право на свободу и эксперимент.
Именно потому, что театр невозможно контролировать полностью, он и добивается успехов. Парадокс, но именно так сегодня в России и выглядит живой организм.
Брифинг
Наталья Шаинян, театральный критик
«Все явственней ощущается потребность в драматургии, которая со взрывной силой зафиксировала бы время, его нерв и темы. То, что обсуждают люди в реальной жизни и соцсетях, что волнует их сегодня, все дальше от того, что делается на сцене. Несмотря на поток новых пьес, "взметнуть", по выражению Вахтангова, нечем. Режиссеры выбирают беспроигрышные названия из прошлого, полагая, что сообщат бездну нового в своей интерпретации. И это в стране, где опыт последних 30 лет почти не отрефлексирован театром и остается на периферии его интереса. На сценах по-прежнему обильно вырубают вишневые сады, стреляют чаек и убивают Клавдия. Хочется моратория хотя бы на год на знакомую наизусть классику и нового, глубокого и сложного размышления о жизни России в нашем веке».
Источник: журнал «Театрал»
Павел Руднев, доцент Высшей школы сценических искусств
«Рассматривая театральную жизнь целиком, всякий раз поражаешься одной тенденции: театр становится активным только на грани выживания. Как правило, стабильные "главные" театры города стоят мертвым грузом на своих площадях, а погоду в городе делают маленькие юркие труппы, чья инициативность вызвана условиями существования, которые не выбирают.
В Москве нет материального стимула делать прекрасный театр. Сравните, к примеру, интенсивность работы Российского молодежного театра, Центра драматургии и режиссуры, "Современника" и, например, Театра Российской армии или Театра имени Ермоловой. Картина ясная: что ни делай, деньги все равно поступят в том же объеме, все зависит от личных амбиций, "кипячености", "разбуженности" худрука или директора».
Источник: журнал «Театрал»
Юрий Квятковский, помощник художественного руководителя театра «Практика»
«Если говорить прямо, то тренды мы не задаем. Возьмем, к примеру, документальный театр. В мире он появился еще в 1970-х годах. В России это направление стало развиваться только в 2000-х как раз за счет деятельности "Практики" и "Театра.doc". И только сейчас, в 2019 году, у нас стало "хорошим тоном" иметь в репертуаре документальный спектакль. Все театральные тенденции мы подсматриваем у остального мира. Конечно, я говорю именно о жанрах и направлениях — в России свои постановки, и все получается по-другому, порой даже интереснее. Но пока мы действительно только "подглядываем"».
Источник: snob.ru