«На фармацевтическом рынке важно оказать услугу "под ключ"»

Медицинская и фармацевтическая отрасли уже много лет сохраняют свою привлекательность для инвесторов. В период усиления глобальных политических рисков это направление зачастую считается тихой гаванью, где инвесторы могут не просто переждать неопределенность, но и получить достаточно высокий доход от вложенных средств, причем возможности предоставляются как крупным фондам, которые могут продолжать консолидацию рынка, так и небольшим венчурным инвесторам, поскольку эффективные разработки способны окупить вложения многократно. О правовых перспективах прямых инвестиций (private equity) в эти отрасли “Ъ” поговорил с юристами международной юридической фирмы Dentons — партнером и руководителем российской практики в области медицины, фармацевтики и биотехнологий Сергеем Клименко и советником Александром Ковалевым.

Выйти из полноэкранного режима

Развернуть на весь экран

— Каковы вообще особенности данного рынка в России?

АЛЕКСАНДР КОВАЛЕВ: Одна из особенностей российского рынка — это, конечно, круг его участников. Основным игроком на самом деле является государство, которое финансирует явно (в том числе через государственные фонды) или опосредованно (через госзаказ) меры государственной поддержки и тому подобное. В итоге с учетом имеющихся специфических сложностей инвестициями в разработку и производство лекарственных препаратов и медицинских изделий в России занимается довольно ограниченный круг лиц.

СЕРГЕЙ КЛИМЕНКО: В фарме можно выделить два неких общих вектора. Попробуем без отраслевой лексики. Есть профессиональные игроки рынка (ведущие российские фармацевтические компании), чувствующие себя очень уверенно на рынке госзаказа. Они инвестируют немалые средства в разработку либо оригинальных препаратов, за которые готово платить государство, либо, так скажем, воспроизведенных препаратов — копий блокбастеров, за которые государство платит, но хотело бы платить меньше, покупая отечественный препарат. И один из основных фокусов — онкология. Участие в госзаказе — очень сложная вещь, в том числе с точки зрения прогнозирования продаж (особенно для тех, кто раньше инвестировал в коммерческий сектор).

Но помимо госзаказа есть еще огромный коммерческий рынок, на котором потребитель платит из своего кармана. Вот здесь гораздо больше движений.

— Но ведь государство, наверное, один из самых крупных игроков?

А. К.: В коммерческом секторе, поверьте, не меньше интересных рынков. Несмотря на то что у нас заявлены гарантии бесплатного оказания медицинской помощи, список ЖНВЛП в среднем не покрывает и половины приобретаемых препаратов в стране. Более того, он пока что более понятен для стороннего инвестора, который только присматривается к фармацевтической отрасли или лишь недавно начал наращивать в ней портфель. А таких, пожалуй, большинство. Ведь классические модели продвижения в госзаказе не работают и с юридической точки зрения не могут быть использованы в принципе. Мы часто сталкиваемся с необходимостью проводить для инвестора ликбез по рынку госзаказа, «проводя его за руку» по всем этапам. При этом добавлю, что на коммерческом рынке в качестве объекта инвестиций пока лидируют готовые продукты.

— Основные частные российские инвестиции — это пока коммерческий сектор, а не новые разработки?

А. К.: До недавних пор так и было. В отличие от западного рынка, частный инвестор в России пока предпочитает инвестировать в продукт, который уже обращается на рынке, но недооценен или может дать синергетический эффект в результате объединения с портфелем покупателя. При этом в коммерческом сегменте интересны как оригинальные продукты, так и дженерики.

Однако хотелось быть отметить, что все больше инвесторов уже готовы вкладывать инвестиции не только в готовые лекарственные средства и медицинские изделия, но и в продукты на ранней стадии разработки (проходящие клинические или даже доклинические исследования) при наличии проработанной и понятной бизнес-идеи.

— То есть доля венчурных инвестиций в фарме растет? В чем причина?

С. К.: Таких причин несколько. Во-первых, отечественной отрасли теперь есть что продемонстрировать в части научных и производственных компетенций. Раньше все это было экзотикой. Но сейчас очевидно, что на родной российской почве можно создавать новое или просто воспроизводить сложнейшие продукты. Появились компании, готовые предложить инвесторам приемлемый объем НИОКР и производственный план реализации проекта. Более того, появились инвесторы, у которых есть аппетит к риску в этой области.

Наконец, инвесторы все больше обращают внимание на господдержку, учатся ею пользоваться. Например, новые специальные инвестиционные контракты нацелены именно на разработку и внедрение новых технологий в обмен на налоговые льготы и гарантии. Есть механизмы и для оффтейкерских контрактов, когда при наличии спроса в каком-либо регионе на конкретный препарат инвестор готов вложиться в производство такого препарата в этом регионе в обмен на гарантии сбыта.

Интересно и то, что мы видим проекты, где частный бизнес вступает в коллаборацию с научными организациями, в том числе государственными.

Выйти из полноэкранного режима

Развернуть на весь экран

А. К.: Да, так как исторически многие инновационные решения в сфере фармацевтики разрабатывались в государственных научных учреждениях, инвесторы рассматривают малые инновационные предприятия (МИП) в качестве базы для объединения ресурсов с целью дальнейшего развития и коммерциализации разработок. Создание такой структуры позволяет учреждениям распоряжаться, в частности, принадлежащими им результатами интеллектуальной деятельности, вкладывая их в МИП. Конечно, МИП вряд ли можно отнести к идеальным решениям для привлечения частного капитала. Например, не до конца проработан порядок выхода из МИП, то есть один из ключевых вопросов для любого инвестора, любого фонда — возврат инвестиций.

— Каковы особенности венчурных инвестиций в российской фарме?

А. К.: Поскольку практически любые вложения в разработку лекарственных препаратов, по сути, становятся венчурными инвестициями, инвесторы отдают предпочтения компаниям, предлагающим разработку сразу нескольких лекарственных препаратов. В этом случае можно говорить об определенной диверсификации и увеличении шансов на успех, если хотя бы один препарат из портфеля успешно пройдет испытания и будет зарегистрирован. Инвестиции полностью частных фондов в обладателя монопортфеля в России пока редкость.

Венчурные инвестиции в сфере медицины и особенно фармацевтики имеют свои особенности по сравнению с другими венчурными инвестициями. Обычные для венчурного бизнеса риски, и без того значительные, увеличиваются многократно. При этом нельзя сказать, например, что на каком-то этапе разработки лекарственного средства эти риски существенно снижаются. Можно исходить из того, что по мере продвижения от этапа генерации идеи до начала клинических испытаний надежды на успех предприятия увеличиваются, но, к сожалению, положительные результаты, полученные, например, при проведении исследований in vitro («в пробирке»), не гарантируют успех при дальнейших испытаниях на животных, а если препарат сработал на животных, это еще не означает, что успех ждет компанию и при клинических испытаниях на людях. Такие риски приходится оценивать инвесторам и закладывать при расчете стоимости проекта.

От венчурных инвесторов, желающих вкладывать в фармацевтическое направление, также требуются определенные профессиональные знания. Перед разработкой того или иного препарата необходимо оценить целесообразность его разработки, потенциал молекулы исходя из первичных свойств и предполагаемого механизма действия. Естественно, такой анализ невозможно провести без специальных знаний и, соответственно, привлечения экспертов.

С. К.: Еще мы видим появление инвестпроектов, где ставка делается на конкуренцию с оригинальными продуктами, защищенными патентом. Кто-то готов инвестировать вдолгую, ожидая прекращения патентной защиты, а кого-то вдохновляет пример отдельных участников рынка, и он готов идти другим путем. В общем, бизнес-стратегии у инвесторов становятся весьма разнообразными.

— А что вы делаете как консультанты в таких отраслевых проектах?

С. К.: Здесь мы работаем не только как юристы, способные сопровождать сделку, но и как юристы, понимающие специфику регулирования отрасли. Пожалуй, никакая другая отрасль не зарегулирована так сильно, как здравоохранение. Так, например, мы помогаем частным фондам структурировать сделку и корректировать ожидания от нее, исходя из особенностей регистрации, производства, продвижения, продажи, иных стадий жизненного цикла продукта.

А. К.: При этом зачастую здесь важно оказать услугу «под ключ», что не совсем типично для юридических фирм, но фактически диктуется требованиями рынка. Нужно не только юридически «упаковать» сделку, но и помочь с регистрационными действиями в Минздраве, исследованиями (если речь идет о продукте, находящемся на ранней стадии разработки), инвестиционным и научным консультированием. Мы привлекаем специалистов, помогаем инвестору найти нужные контакты. В общем, эдакие «юристы плюс».

— Что в регулировании сейчас способствует росту инвестиций в фармотрасль, а что, по вашему мнению, мешает?

С. К.: Во-первых, ряд мер господдержки локальных разработок и локального производства. В ближайшее время уже должна окончательно оформиться программа «Фарма 2030», нацеленная не на воспроизводство существующих технологий в среднем и нижнем ценовом сегментах, а на развитие новых технологий или воспроизводство препаратов высшего ценового сегмента. Мы сегодня уже говорили об инструментах господдержки в виде специальных инвестиционных и региональных инвестконтрактов. Есть меры господдержки субъектов, поддержка Минпромторга. Инвесторы начинают делать попытки встроить все это в свою стратегию.

А. К.: Также важно грядущее переключение рынка на масштабы ЕАЭС. Да, это новое регулирование со всеми организационными последствиями, но уровень его проработки местами выше, плюс это все страны союза как единый рынок. Если рассматривать тренды ближайшего времени, то совершенно очевидно, что проникновение в отрасль технологий и постепенно искусственного интеллекта приводит к тому, что бенефициарами роста фармацевтического и в целом медицинского рынка скоро будут не только фармацевтические компании, но и игроки, которые смогут предложить новые технологические решения. Сдерживают же развитие такие факторы, как стандартный для страны режим взаимодействия с регулятором, зачастую имеющий непредсказуемый характер, сложный и неэффективный механизм госзакупок, недоработки законодательства. Ну и в целом сам рынок все еще считается рисковым.

— Помимо фармацевтики куда еще смотрит инвестор в здравоохранении?

А. К.: Если говорить про медизделия, то актуальна технология искусственного интеллекта, которая использовалась бы в качестве ассистента при решении врачом или клиникой различных задач, например при постановке диагноза. Речь идет о так называемых системах поддержки принятия врачебных решений. России исторически есть что предложить, и мы видим интерес как российских, так и иностранных инвесторов к этой отрасли.

С. К.: Что касается классических медицинских изделий, то пока основным инвестором здесь является государство. И оно же — основной покупатель. Полагаем, что частный инвестор массово появится на российском рынке медизделий чуть позже. Пока что его отпугивает доминирование рынка госзаказа, на котором он чувствует себя не очень уверенно.

А. К.: Ну и самый интересный тренд — это инвестиции в частный медицинский сектор. С развитием ДМС, погружением все большего количества видов высокотехнологичной помощи в ОМС наблюдается активная консолидация активов в Москве и регионах. Причем, что примечательно, высока доля иностранных инвесторов по сравнению с фармацевтикой/медицинскими изделиями, где пока доминируют отечественные инвестиции.

Записала Юлия Карапетян