 |
"В Ингушетии нужно быть начеку 24 часа в сутки"
— Каким стал для вас первый год президентства?
— Должен признаться, год выдался непростой. Буквально через несколько недель после моей инаугурации в Ингушетии случилось наводнение. Стихийного бедствия такой силы на Кавказе не было лет семьдесят. Республике был нанесен огромный экономический ущерб. От селевого потока пострадало 12 населенных пунктов Сунженского и Джейрахского районов, было разрушено 25 мостов и выведены из строя десятки километров линий электропередачи и газопровода. Население республики было в отчаянии. Никто не верил, что до наступления холодов у них появится новое жилье. В течение семи дней при поддержке федерального центра нам удалось восстановить все объекты жизнеобеспечения и за пару месяцев выстроить заново целый поселок в труднодоступном горном ущелье. Тогда я ощутил, что сдал первый экзамен на соответствие должности президента республики, которую доверил мне ингушский народ.
Случившийся месяцем позже прорыв незаконных вооруженных формирований в Ингушетию близ села Галашки стал вторым серьезным испытанием на прочность. Они не случайно пришли именно сюда. По планам заинтересованных ведомств за рубежом наша республика должна была стать новым театром боевых действий, полем еще одной войны. Могу признаться, что угроза начала перманентных боевых действий существовала вполне реально. Представляете, что было бы, если бы они укрепились в селах? Их столкновения с федеральными войсками были бы неизбежны. В республике стоит подразделение Минобороны РФ — 503-й мотострелковый полк. Нам удалось скоординировать действия военнослужащих и правоохранительных органов республики таким образом, что проблема была ликвидирована в считаные часы. Но все-таки само по себе геополитическое положение нашей республики, граничащей с Чечней и Грузией, осложняет решение многих вопросов.
— Но географическое положение изменить невозможно. Значит, вы будете сталкиваться с подобными проблемами и впредь. В чем вы видите выход?
— Сохранение мира и правопорядка в Ингушетии для меня было и остается задачей номер один. Во время работы в спецслужбах я неоднократно сталкивался с негативными явлениями. Приходилось вести работу по стабилизации обстановки на Кавказе. Я разбираюсь в проблематике Северо-Кавказского региона и абсолютно четко осознаю, что в Ингушетии нужно быть начеку 24 часа в сутки. Возможно, еще не раз придется пресекать отдельные вылазки на территории республики. Но мы сделаем все, чтобы сохранить стабильность в Ингушетии. Это необходимо прежде всего для того, чтобы вытянуть республику из экономического кризиса.
К сожалению, из-за чеченской кампании весь Кавказ воспринимается потенциальными зарубежными и российскими инвесторами как одна большая зона военных действий, где каждый день гремят взрывы, гибнут люди и испаряются бюджетные деньги. В такой ситуации добиться серьезных вливаний в экономику республики тяжело, хотя лично я убежден, что Ингушетия имеет все предпосылки для того, чтобы в ближайшем будущем стать одним из самых процветающих субъектов РФ.
"Мы добились позитивных сдвигов в экономике"
— Не слишком ли оптимистичное заявление для руководителя с огромными долгами перед федеральным бюджетом и десятками тысяч беженцев из соседних республик?
— Да, мне досталось еще то наследство: 200 тыс. вынужденных переселенцев из Чечни и Северной Осетии, разрушенное сельское хозяйство и полное отсутствие рентабельных предприятий. При населении 480 тыс. человек в республике было 85% безработных. Конечно, на решение всех этих проблем уйдет не один год. Но уже сейчас можно говорить, что мы добились определенных позитивных сдвигов в экономике.
В значительной степени нормализовались социальные параметры: за год построено семь школ, одна из них — коррекционная, для детей с нарушениями функций слухового аппарата, закуплены сотни единиц компьютерной техники, за счет республиканского бюджета улучшена учебно-материальная база. Мы смогли наладить регулярное движение общественного транспорта по всей республике, устойчивое телерадиовещание, расширить диапазон услуг телефонной связи и обеспечить стабильное снабжение населения энергоресурсами.
С большим трудом удалось реанимировать агропромышленный комплекс. Сейчас в Ингушетии наряду с акционерными обществами, крестьянскими, фермерскими хозяйствами создаются государственные сельхозпредприятия. Сейчас их 32, а было 4. Мы обеспечили аграриев необходимой сельхозтехникой, удобрениями, которых уже долгие годы не знала ингушская земля, закупили элитные сорта кукурузы и картофеля, племенной скот.
Особое внимание уделяется развитию нефтегазовой отрасли. Нефть у нас очень высокого качества. Если мы наладим полный цикл ее переработки, а это мы непременно сделаем, доходы республики существенно возрастут. На сегодня нам удалось значительно улучшить финансовые показатели ОАО "Ингушнефтегазпром": мы ликвидировали кредиторскую задолженность, выплатили сотрудникам предприятия долги по зарплате за восемь месяцев прошлого года, активно приступили к бурению нефтяных скважин. Недавно впервые за всю современную историю Ингушетии в эксплуатацию был введен нефтеперерабатывающий завод мощностью 100 тыс. т в год и, что, пожалуй, самое главное, разработан и уже сейчас действует механизм жесткого контроля над получаемыми доходами. Таким образом, республика из нефтедобывающей превратилась еще и в нефтеперерабатывающую.
На сегодняшний день задолженность республики по бюджетной ссуде перед федеральным бюджетом составляет 1,283 млрд руб. Помимо этого у нас есть долги за электроэнергию (порядка 300 млн руб.) и за газ (360 млн руб.). В Москве прекрасно понимают, что Ингушетия пока просто не в состоянии произвести все выплаты. Федеральный центр помогает нам решать эту проблему, поскольку не заинтересован в том, чтобы новое руководство республики стало заложником этих полученных по наследству долгов.
"Считаю своим долгом согласованно действовать с федеральным центром"
— Вам не кажется, что федеральный центр идет вам навстречу исключительно потому, что считает вас проводником своей воли, так сказать, своим человеком на Северном Кавказе?
— Я никогда не скрывал, что являюсь сторонником жесткой вертикали власти, выстраиваемой президентом между центром и регионами. Это не значит, что я работаю под чью-то диктовку. Но в то же время как руководитель полноправного субъекта РФ считаю своим долгом согласованно действовать с федеральным центром. Рад, что сейчас у нас полное взаимопонимание с федеральным центром. Ингушетия — важный стратегический форпост на юге России, поэтому, по моему глубокому убеждению, политические эксперименты здесь просто недопустимы. Ингушетия юридически, географически и исторически была и остается неотъемлемой частью Российской Федерации. Это не конъюнктура времени, не просто слова, а выстраданная нашим народом истина.
— Говорят, что вы чаще других региональных руководителей встречаетесь с Владимиром Путиным и только с вашим приходом к власти в Ингушетии появилась российская символика.
— Я встречаюсь с президентом тогда, когда это необходимо. Мы, руководители субъектов Южного федерального округа, ощущаем со стороны Владимира Владимировича Путина особое понимание. Что касается символики, она должна присутствовать на всей территории РФ, так же как региональное законодательство должно быть приведено в соответствие с федеральным. За прошедший год в Ингушетии вся нормативно-правовая база была приведена в соответствие с федеральным законодательством.
В этом году в республике была создана Счетная палата и институт уполномоченного по правам человека. Прозрачность финансовых схем и обеспечение правовой защиты граждан, проживающих на территории республики, на мой взгляд, образуют надежный фундамент для укрепления доверительных связей с федеральным центром и взаимоотношений с другими регионами. Особо хочу отметить активизацию двусторонних контактов Ингушетии со странами ближнего зарубежья, прежде всего с Украиной и Белоруссией. На днях я вернулся из Минска, где было подписано соглашение о взаимовыгодном сотрудничестве и открытии в Белоруссии представительства Ингушетии. Президент Александр Лукашенко подчеркнул, что Белоруссия готова проработать любой проект, который устроит ингушскую сторону, и даже пойти на определенные издержки во имя долгосрочного сотрудничества. В настоящий момент мы приступили к разработке целевых программ в рамках подписанного соглашения, включающих предложения по товарообмену и ряд проектов в сфере туристического бизнеса.
— А как же переселенцы из Чечни? Как-то трудно представить себе соседство туристских палаток с палатками беженцев...
— На сегодня в республике находится порядка 50 тыс. вынужденных переселенцев из Чечни. Таким образом, за последний год их число уменьшилось почти втрое. Я никогда не пытался форсировать процесс их возвращения на родину. Большинство беженцев сами изъявляют горячее желание вернуться в Чечню. Палатка, какой бы комфортабельной она ни была, никогда не станет домом. Но, к сожалению, на сегодняшний день более 10 тыс. заявлений не могут быть удовлетворены по той простой причине, что в Чечне пока нет достаточного количества пунктов временного размещения. Еще совсем недавно в СМИ активно муссировались слухи о якобы насильственном выселении беженцев в Чечню, будто есть распоряжение — отключать в палаточных лагерях свет, газ, воду, чтобы создать невыносимые условия для жизни. Только посещения международных миротворческих миссий, из которых более 50 работает сейчас в местах компактного проживания беженцев из Чечни, позволили это опровергнуть. Нет ни одного письменного или устного обращения от беженцев, что они не по своей воле уезжают из республики. Возвращение чеченских беженцев на родину — дело сугубо добровольное, мы только оказываем необходимую в таких случаях помощь. Побывав в Ингушетии, комиссар Совета Европы по правам человека Альваро Хиль-Роблес и руководитель делегации ПАСЕ лорд Джадд заявили, что наша республика — единственное место в мире, где наблюдается столь хорошее отношение к беженцам. Впрочем, иначе и быть не могло. Просто по-человечески, несмотря на сложную экономическую ситуацию в республике, мы никогда никому не отказывали и не откажем в гостеприимстве, это наши соотечественники, граждане Российской Федерации, братский народ.
 |
— Одним из основных пунктов вашей предвыборной программы была ликвидация последствий осетино-ингушского конфликта. Что вам реально удалось сделать и как складываются ваши отношения с президентом Северной Осетии?
— У меня с президентом Северной Осетии Александром Дзасоховым разногласий на пути урегулирования этого вопроса не возникало. Мы отказались от взаимных обвинений, ненужного экскурса в историю и 11 октября 2002 года подписали двустороннее соглашение о развитии сотрудничества и добрососедства между нашими республиками. В отличие от большинства аналогичных соглашений, которые заключались ранее в дежурном порядке и, по сути, не давали никаких результатов, последний документ имел серьезную базу и получил практическое воплощение. С подписанием соглашения появилась реальная возможность укрепления политических, экономических и культурных связей между Ингушетией и Северной Осетией. Огромное значение в разрешении осетино-ингушского вопроса имеет также отдельное поручение президента России о ликвидации последствий конфликта. У руководства и народов обеих республик есть понимание того, что все люди должны вернуться в места прежнего постоянного проживания. Мы на пути к возвращению к многовековым традициям наших предков. В некоторых школах дети осетин и ингушей уже сидят за одними партами, регулярно проходят встречи представителей интеллигенции, творческих союзов, духовенства, молодежных организаций. Сами осетины говорят: возвращайте нам наших ингушей, мы хотим жить вместе. Существуют еще некоторые проблемы по практическому обустройству возвращающихся в Северную Осетию ингушей, но все они решаемы, и, по мнению наших специалистов, уже к концу 2003 года большинство вынужденных переселенцев смогут вернуться на родину.
— Говорят, что в Ингушетию потянулось русскоязычное население, которое на протяжении последних десяти лет уезжало из республики. Насколько это соответствует действительности?
— Большинство русских семей покинули Ингушетию в период активной фазы первой и второй чеченских кампаний. Думаю, люди просто опасались за свою жизнь и безопасность своих детей. Ведь никто не мог дать им стопроцентной гарантии, что конфликт в Чечне удастся локализовать и зона антитеррористической операции не расползется в итоге на территорию нашей республики. Сейчас, когда люди поняли, что ситуация в Ингушетии достаточно стабильна во всех отношениях, они стали возвращаться. Не скрою, я этому очень рад. Возвращение русскоязычного населения — лучший политический барометр, показывающий, что люди увидели растущий потенциал Ингушетии и стали доверять руководству республики. С момента, когда я возглавил Ингушетию, сюда приехало 30 русских семей. Большинство из них уже получили квартиры, участки земли. Только в этом году начато строительство трех православных церквей. Более 200 заявлений с просьбой об оказании содействия в возвращении поступило из Краснодарского и Ставропольского краев. Руководством республики совместно с ингушским общенациональным союзом "Даймокх" разработана специальная программа, которая позволит активизировать процесс возвращения русских семей. Я глубоко убежден, что у мононациональной республики нет будущего, она никогда не сможет полноценно развиваться. Чтобы не быть голословным, приведу пример республиканского правительства. В его состав помимо ингушей входят русские, чеченцы, кабардинцы, ногайцы. Думаю, такое многонациональное представительство должно быть во всех властных структурах республики. Руководство республики делает все возможное, чтобы в Ингушетии было комфортно представителям любой национальности и конфессиональной принадлежности. Мы рады каждому, кто пришел к нам с миром, кто хочет учиться, работать и растить на ингушской земле детей — будущее России.