2 октября президент России Владимир Путин принял участие в работе пленарного заседания Российской энергетической недели и в течение полутора часов откровенно разговаривал с американским модератором на темы, в которых, казалось, не было и не могло быть никаких ограничений: и по поводу вероятного вмешательства России в президентские выборы в США уже в 2020 году, и по поводу нового договора о транзите газа из России в Европу через Украину, и по поводу еще большого или даже огромного количества тем. При этом специальный корреспондент “Ъ” Андрей Колесников обращает внимание прежде всего на то, что сказал Владимир Путин в самом конце: о чем тот на самом деле думает, когда с кем бы то ни было говорит на такие темы.
В этот день на пленарном заседании дискуссия в какой-то момент прочно превратилась в вопросы модератора Кира Симмонса и в ответы Владимира Путина
Фото: Дмитрий Азаров, Коммерсантъ / купить фото
В этот день на пленарном заседании дискуссия в какой-то момент прочно превратилась в вопросы модератора Кира Симмонса и в ответы Владимира Путина
Фото: Дмитрий Азаров, Коммерсантъ / купить фото
Работа Российской энергетической недели была ознаменована появлением в зале главы «Роснефти» Игоря Сечина. Не все, а на самом деле мало кто понимал, что невозможно переоценить значение этого факта. Дело в том, что который уже раз проводится Российская энергетическая неделя, а Игорь Сечин появился на ней впервые. И теперь она, конечно, должна была заиграть новыми красками. Да и он тоже.
При этом, и тоже для посвященных, бросалось в глаза отсутствие в зале главы «Газпрома» Алексея Миллера, который, напротив, раньше всегда приходил сюда, тем более на пленарное заседание с участием Владимира Путина. И даже само собой теперь получалось, что там, куда ходит Игорь Сечин, не бывает Алексея Миллера.
На самом деле все не так было, разумеется. Алексею Миллеру только болезнь могла помешать быть в этот день здесь — она и помешала. А так-то этих двух людей чаще можно встретить на одном мероприятии, чем не встретить.
Кроме них тут было много профильных министров из разных стран, глав корпораций, и транснациональных даже больше, чем каких-нибудь других (а всего 200 компаний из 80 стран мира). В первом ряду сидел, например, Герхард Шрёдер (председатель совета директоров опять, впрочем, «Роснефти»), которого два дня назад не увидели на прощании с Жаком Шираком. А это мероприятие он, видимо, не мог пропустить.
Владимир Путин обрисовал участникам пленарного заседания перспективы, насчет которых они и так должны были быть в курсе.
Неумолимо строится «Северный поток-2», заканчивается «Сила Сибири» в китайской направлении, реализуется «Арктик СПГ-2»… Владимир Путин для порядка упомянул и о внимании к альтернативным источникам энергии, но очевидно, что его уверенность в том, что миром движет нефть (и сопутствующий ей газ) и что так будет еще слишком много лет подряд, совершенно непоколебима.
Ничто так не сближает людей, как хорошие углеводороды (на снимке: Игорь Сечин, Герхард Шрёдер, Виктор Зубков)
Фото: Дмитрий Азаров, Коммерсантъ
Ничто так не сближает людей, как хорошие углеводороды (на снимке: Игорь Сечин, Герхард Шрёдер, Виктор Зубков)
Фото: Дмитрий Азаров, Коммерсантъ
Неделю назад в этом же зале Манежа проходил съезд мировых аудиторов, и тогда участие Владимира Путина ограничилось его ритуальным приветственным словом.
Было очевидно, что теперь все будет иначе: Владимир Путин сидел сейчас на сцене среди таких людей, как генеральный директор ОПЕК Мохаммед Баркиндо, глава ExxonMobil Даррен Вудс, президент Fortum Corporation Пекка Лундмарк и председатель правления OMV Райнер Зеле, и формат был налицо: предстояла дискуссия, модератором в которую позвали британского телеведущего Кира Симмонса.
Модератор припомнил, что российский президент на прошлой неделе встречался с президентом Ирана Хасаном Роухани.
— Йестудей,— поправил его Владимир Путин.— Йестудей.
Российский президент раскритиковал санкционную политику США по отношению к Ирану, причем так, чтобы это вышло доходчиво для рядового американца, каким сейчас телеведущий и должен был казаться на фоне людей на сцене и в зале:
— Скачут цены (на нефть.— А. К.), что вредит не только потребителям, но и производителям электроэнергии…
Модератор поинтересовался, возможна ли встреча господ Роухани и Трампа, и такое впечатление, что тут, на сцене, пока только теряли время: разумеется, президент России говорил, что об этом лучше всего спросить того и другого.
Впрочем, оговаривался, что ведь от встреч Дональда Трампа и Ким Чен Ына никому же не стало хуже (по крайней мере пока).
Впрочем, Владимир Путин все же обнаружил знание предмета и рассказал, что встреча президентов Ирана и США планировалась на только что закончившейся Генассамблее ООН, причем по инициативе американской стороны, но не состоялась, причем по инициативе иранской, которая посчитала, что в условиях санкционного давления у нее не будет «равных условий для этого диалога».
Затем российский президент настаивал, что «нет никаких доказательств» участия Ирана в атаке дронов на объекты Saudi Aramco:
— Мы во вторник эту тему с господином Роухани обсуждали, его позиция состоит в том, что Иран снимает с себя всякую ответственность за это событие, он непричастен к этому событию…
— То есть вы принимаете позицию Ирана? — переспросил модератор.— А вот разведывательные службы США уверены в ответственности Ирана за атаку.
— Разведывательные службы США обслуживают политику этой страны,— заявил президент России.
— Спорно! — читалось не только в глазах модератора, но и в его начавших вдруг переплетаться пальцах, а также в ногах: слишком демонстративно критически он возложил на этих словах одну на другую.
В конце концов, и в самом деле сотрудники американской разведки, высокопоставленные и рядовые, сейчас, мягко говоря, неоднозначно ведут себя, как известно, по отношению к своему президенту, представляющему эту страну.
— Давайте будем руководствоваться не эмоциями, а фактами,— закончил Владимир Путин.
О лучшем адвокате президенту Ирана и мечтать было нельзя.
Модератор методично задавал вопросы, которые Владимиру Путину должны были показаться слишком понятными. Ну о чем мог еще спрашивать ведущий, если не о об участии России в выборах в США? Он и спрашивал. С другой стороны, вряд ли Кир Симмонс, будучи приглашенным российской стороной, мог и в самом деле творить тут что хотел. Владимир Путин должен был быть в курсе хотя бы тем, в рамках которых тот сейчас неистовствовал.
— Мы оказались вовлеченными во внутриполитические дрязги в США еще до того, как познакомились с президентом Трампом,— Владимир Путин казался раздраженным оттого, что его опять спрашивают про те выборы (уж казалось бы, измотать его по этой теме так, как это сделала несколько уже лет назад американка Меган Келли на Петербургском экономическом форуме, было уже никак нельзя. Но Кир Симмонс пытался.— А. К.).— У нас нет никакой близости с президентом Трампом… У нас есть устойчивые, доверительные отношения… Наша близость с президентом Трампом никак не повлияла (так все-таки она есть? — А. К.)… Мы (Россия.— А. К.) здесь вообще ни при чем… Искали поводы для атаки на президента… Нашли другой повод теперь… Этот повод связан с Украиной…
— Роберт Мюллер не нашел, что были попытки России повлиять на выборы,— соглашался модератор,— но он выразил опасение, что Россия попытается вмешаться в будущие выборы 2020 года…
Нет, этот ведущий был недостоин даже своей американской коллеги по модерированию дискуссии с президентом России. Он слишком легко подставлялся под очевидные ответы:
— Хайли лайкли,— с горечью кивнул российский президент,— хайли лайкли… Это смешно… Или было бы смешно, если бы не было так грустно…
— Россия пытается осуществлять вмешательство в выборы в США, запланированные на 2020 год? — невозмутимо переспросил модератор.
Похоже, он просто пытался сейчас получить от Владимира Путина ответ, который укладывался бы в короткую телевизионную картинку и из которого было бы всего лишь понятно: да или нет. Он не очень думал о том, что этим вопросом можно уже взбесить российского президента. Тут для него имела значение, видимо, ясная цитата, которую затем можно было воспроизводить.
Но нет, он не получил желаемого результата:
— По секрету вам скажу: да, обязательно будем это делать! — сообщил Владимир Путин.
А может, это было даже больше, чем любой ожидаемый результат.
— Чтобы окончательно развеселить вас там как следует! Только вы никому не говорите, ладно? — добавил российский президент, казавшийся сильно раззадоренным.
— Вы хотите использовать эту возможность, чтобы дать понять, что Россия не занимается вмешательством? — перевел, казалось, для себя на американский английский господин Симмонс.
— Да у нас самих проблем хватает…— все-таки начал отвечать по существу, то есть говорить то, что уже говорил десятки раз, господин Путин.— Ну что нам вмешиваться в какие-то выборы в каких-то странах?..
Модератор, оказывается, не закончил. Он сообщил, что спрашивает все это только потому, что США готовят новый пакет санкций по отношению к России, в том числе энергетических. И, видимо, от ответов Владимира Путина сейчас зависело, насколько пухлым будет этот пакет.
Если это так, то никакого свободного места в этом пакете, конечно, не останется.
При этом господин Симмонс поинтересовался: не жалеет ли Владимир Путин о каких-то ошибках в отношении США, не поступил ли бы он по-другому в чем-то?
— Не совершили ни одного деструктивного шага в отношении США! — с удовлетворением воскликнул Владимир Путин.— Просто ни одного!
В конце концов, то, как вышло, например, с Крымом, не было же действиями, направленными против США. По крайней мере на первый взгляд.
Коллеги Владимира Путина на сцене уже давно молчали да и не чаяли уж, видимо, что кого-то тут смогут еще заинтересовать, но вот, наконец, разговор зашел о «Северном потоке-2».
И они один за другим рассказали, что Европе нужен газ по конкурентным ценам и что газопровод должен быть построен и обязательно будет. Даже господин Путин оказался не так категоричен:
— Дания — маленькая страна… Она подвергается сильному давлению. Это от нее зависит, сможет она проявить независимость и показать, что она обладает суверенитетом, или нет. Если нет, есть другие маршруты. Это будет дороже и немножко нас отодвинет. Но проект, я думаю, будет все-таки реализован.
Тут смутили только два слова: «думаю» и «все-таки». Такое впечатление, что стопроцентной уверенности у Владимира Путина, тем не менее, нет. Это просто впечатление такое.
При этом Владимир Путин неожиданно сообщил, что Россия готова заключить соглашение по транзиту газа через Украину в Европу в соответствии с европейским протоколом (то есть это не самый удобный для России вариант).
— Украина пытается имплементировать энергетическое законодательство Европы,— заявил президент России.— Если она сможет сделать это до окончания года, готовы будем работать в рамках европейского законодательства. И подпишем транзит через Украину в соответствии с европейским законодательством.
Таким образом Владимир Путин делал сейчас очевидную уступку Украине. Раньше он вел себя по-другому.
Очень вероятно, что, например, без согласия Украины на формулу Штайнмайера российский президент не произнес бы и этих слов. А теперь он тоже демонстрировал склонность к компромиссам и впервые так однозначно подтверждал, что да, украинский газопровод и в самом деле будет загружен после того, как заработает «Северный поток-2». Владимир Путин готов был двигаться вместе с Владимиром Зеленским.
— Если она не сможет этого сделать, что вполне вероятно,— закончил российский президент,— то тогда мы просто готовы продлить на какое-то время, скажем на год, существующий контракт на прокачку.
Затем Владимир Путин раскритиковал поведение американского руководства по отношению к собственному доллару: оно, по его словам, своими руками уничтожают доллар.
Впрочем, модератор, судя по его виду, не был впечатлен всей этой перспективой.
Возможно, наиболее ярким моментом стал ответ Владимира Путина на вопрос, что он думает о выступлении Греты Тунберг на Генассамблее ООН. Выяснилось, что тут уж он сам не впечатлен:
— Я не разделяю общих восторгов по поводу выступления Греты Тунберг,— сообщил Владимир Путин.— То, что молодые люди обращают внимание на острые проблемы сегодняшнего дня, в том числе на проблемы экологии, это хорошо, это правильно… Но когда детей, подростков кто-то использует в своих интересах, это достойно только осуждения.
При этом Владимир Путин не уточнил, кто именно использовал Грету Тунберг…
— Особенно плохо,— продолжил он,— если на этом кто-то еще пытается зарабатывать. Я не утверждаю, что это именно тот случай, но надо дальше внимательно следить за этим…
Президент России зашел сразу очень далеко, причем было такое впечатление, что он и правда что-то такое обо всем этом знал. Но было уже понятно, какой отклик в сердцах прогрессивной мировой общественности найдут подозрения в том, что Грету Тунберг использовали, и в том, что на ней даже заработали или собираются заработать (похоже, речь идет о лоббистах альтернативных источников энергии).
— Вы бы хотели, чтобы протокол вашего разговора с господином Трампом был опубликован американской администрацией,— вряд ли модератор мог не задать этот вопрос российскому президенту.
Ответ Владимира Путина был между прочим откровенным:
— Послушайте, я же не всегда был в том качестве, в котором нахожусь,— пожал он плечами.— Прежняя моя жизнь приучила меня к тому, что любой мой разговор может быть опубликован. И я всегда исхожу из этого!
И это было сильное признание. Оно означало, что, каким бы откровенным и даже интимным президент России ни казался какому бы то ни было своему собеседнику и каким бы откровенным ни был при этом сам собеседник, как бы ни расслабился, понимающий к тому же, что это же наглухо закрытый от чужих глаз и ушей разговор, сам Владимир Путин всегда помнит: это же могут напечатать.
А значит, всегда недоговаривает.
Всегда.