«Горбачев был уклончив»

Какова была линия поведения Михаила Горбачева в вопросе объединения Германии, как немцы восприняли секретное послание секретаря ЦК Валентина Фалина, как решался вопрос вывода из ГДР советских войск — обо всем этом разговор главного редактора «Д» Виктора Лошака с чрезвычайным и полномочным послом Владиславом Тереховым.

Выйти из полноэкранного режима

Развернуть на весь экран

— Сразу скажу, что я приехал послом в ФРГ в начале 1990-го. Это была моя третья командировка в Германию, и я, естественно, очень внимательно следил за тем, что там происходит.

— Давайте начнем с загадочного письма секретаря ЦК и, безусловно, крупнейшего знатока Германии, в прошлом посла в этой стране Валентина Фалина канцлеру Гельмуту Колю. Передано оно было, как пишут, через Николая Португалова. Ради чего Валентин Михайлович так отчаянно нарушил субординацию, не поставив в известность ни Горбачева, ни министра иностранных дел Шеварднадзе?

— К этому моменту перспектива объединения Германии не отрицалась в принципе. Но Горбачев говорил об этом туманно, называя дистанцию в 50 или даже 100 лет… Собственно, Горбачев не был первым: тема объединения никогда не умирала, наверное, с самого окончания войны. Не многие вспоминают, что письмо о германском единстве было приложением к договору между Брежневым и Брандтом, подписанному еще в 1970 году. За двадцатилетие до крушения стены это письмо предполагало такое развитие мира в будущем, которое позволит немецкому народу обрести общность. Без этого документа договор просто не был бы ратифицирован парламентом ФРГ. Хотя, с другой стороны, в 1975 году в Хельсинки были признаны все существовавшие на тот момент границы.

Что касается письма Фалина, это была в известной мере роковая ошибка. Его целью, как кажется, было удержать немецкую сторону от форсирования событий, рассмотрение идеи будущей немецкой конфедерации. Он думал, видимо, что предупреждает Коля об осторожности, об учете мнения СССР. К сожалению, руководством ФРГ это послание было прочтено по-иному. Советник Коля по международным вопросам Хорст Тельчик принес этот документ Колю со словами: «Русские уже думают о воссоединении Германии!» Канцлер воспринял написанное Фалиным как сигнал из Москвы, расширил и активизировал свои предложения по этому вопросу… Да, это был очень неосторожный шаг. Сами того не желая, дали понять, что раздумываем о процессе объединения.

— А на самом деле? Ближайший помощник Михаила Сергеевича Анатолий Черняев писал, что именно в это время генсек был настолько занят проблемами собственной страны, что на международные вопросы выделял максимум 5% своего рабочего времени.

— На самом деле целая группа людей в руководстве страны постоянно занималась международными вопросами: Эдуард Шеварднадзе, Александр Яковлев, Валентин Фалин, тот же Черняев. К ним часто примыкал секретарь ЦК по идеологии Вадим Медведев. Сам же Горбачев всегда был уклончив. Его ответы можно было толковать и так и этак. А процесс уже назревал: Варшавский договор трещал по швам. Проблема была еще и в том, что любые слова Горбачева руководители ФРГ трактовали в свою пользу. Вместе с тем единого европейского фронта политиков за объединение под флагом ФРГ в тот момент не было: Европа еще не отошла от подозрительности к возможному усилению Германии. Тэтчер и Миттеран не хотели ускорения процесса объединения. Коль и его министр иностранных дел Геншер чувствовали себя неуверенно. В таком состоянии они прилетели с визитом в Москву. Они не могли не знать, что на состоявшемся перед их визитом пленуме ЦК КПСС политика Горбачева и Шеварднадзе была подвергнута критике. Их волновало, захочет ли в этих обстоятельствах Горбачев пойти на уступки ФРГ. Но на встрече Горбачев сделал заявление, которое Коль воспринял как сенсацию. Страницу «Правды» (за 11 февраля 1990 года) с этим заявлением Тельчик взял в рамку и повесил у себя в кабинете. ТАСС сообщал: «М. С. Горбачев констатировал — и канцлер с ним согласился, что сейчас между СССР, ФРГ и ГДР нет разногласий по поводу того, что вопрос о единстве немецкой нации должны решать сами немцы и сами определять свой выбор, в какие сроки, какими темпами и на каких условиях они это единство будут реализовывать». Это была полная свобода рук на внутригерманских переговорах.

— А что вы думаете о самом моменте крушения Берлинской стены?

— Все произошло как-то поспешно и неумело. Руководство ГДР в этот момент было просто в разобранном состоянии. Они по привычке хотели от Москвы указаний: что делать с демонстрациями, защищать ли стену, как поступать в отношениях с ФРГ… И не получали никакого внятного ответа. Посол Кочемасов, работавший в Берлине (ГДР) мой коллега, послал в Москву шифрограмму с ожиданием указаний в этой тяжелой ситуации. Ему тоже не ответили. Можно сказать, что внятным из Москвы было лишь указание держать войска нашей группировки в казармах.

— Владислав Петрович, как я понимаю, самым тяжелым событием за ваше почти восьмилетнее посольство в Германии был вывод из этой страны советских войск. Ведь это тоже было прямым следствием и крушения стены, и намечавшегося объединения…

— Вспоминаю июльскую встречу Горбачева с Колем в Архызе. В перерыве между заседаниями в кругу советников обсуждали с Михаилом Сергеевичем нашу финальную позицию: «Как будем поступать — у нас там Западная группа войск, мы стоим в самом центре Европы?» «Не стоим, а лежим,— махнул он рукой.— Даже денег нет их содержать…»

— В некоторых книгах, воспоминаниях эта встреча, Архыз выглядят просто символом капитуляции…

— Ничего неожиданного и незапланированного в Архызе не произошло. Переговоры по членству объединенной Германии в НАТО, по переходному периоду, по финансированию вывода наших войск шли к тому времени более полугода.

— Почему же мы так мало получили на вывод и обустройство наших войск — 15 млрд, а, как говорят, требовали больше 80 млрд?

— Нужно понимать слабость нашей переговорной позиции. Жесткость наших публичных заявлений и требований нивелировалась нарастающими просьбами об оказании экономической и финансовой помощи для преодоления острейшего кризиса, в котором оказалась страна. Наши западные партнеры широко этим пользовались, наращивая свои требования и не идя ни на какие существенные уступки. Свой шанс отбросить СССР они использовали в полной мере.

— Давайте вернемся к Архызу.

— Полет в Ставропольский край, которым когда-то руководил Горбачев, был продолжением переговоров в Москве. Коль согласился лететь в ожидании получить от Горбачева согласие на полный суверенитет своей страны. Остановились в Ставрополе, где Михаил Сергеевич устроил посещение крайкома, которым он когда-то руководил. К радости журналистов, Коль согласился сфотографироваться в кресле первого секретаря. Дальше вертолеты сели в поле, и люди, убиравшие урожай, стали желать двум лидерам успехов. На следующий день состоялись очень напряженные переговоры. Горбачев добивался ясного подтверждения важных для СССР положений в предстоящем урегулировании. В частности, речь шла о том, что иностранные войска НАТО не будут развертываться на территории бывшей ГДР и там не будут размещаться ядерное оружие и средства его доставки. После дискуссии канцлер с этим согласился. Президент настаивал на сокращении количества военных бундесвера, и Коль согласился на потолок в 370 тыс., хотя Горбачев начинал с 250 тыс. Была достигнута договоренность по оплате пребывания в Германии Западной группы войск (ЗГВ) на протяжении четырех лет — правда, в меньших размерах, чем мы рассчитывали. Оговорили условия вывода и финансирование строительства квартир для офицеров ЗГВ. Так что именно встреча в Архызе открыла путь к завершению переговоров «шестерки».

— Вы рассказываете — и вроде все гладко, а я вспоминаю публикации тех лет: занесенные снегом палатки выведенных в поле частей Группы советских войск в Германии, застрявшая техника, махинации с военным имуществом…

— Все, в том числе и дипломаты, немало намучились, реализуя эти договоренности на практике. Едва ли не полмиллиона солдат и офицеров, немыслимое количество вооружений! Выделенных немцами денег явно не хватало. От СССР войска отделяла Польша. Все обязательства друг перед другом стран Варшавского договора закончились. Поляки повели себя жестко: хотите проехать — платите. Пришлось снаряжать флот, везти морем.

— Странно, что последним посетившим ГДР руководителем большой страны был французский президент, а не советский…

— Миттеран не только посетил ГДР, но даже успел на прощание подписать какие-то соглашения. Он предлагал Горбачеву совершить этот визит вместе, но Михаил Сергеевич, наверное, справедливо отказался, понимая, что ему достанется лишь миссия могильщика этой страны.

— Тот случай, когда могильщик и освободитель вполне могли быть в одном лице. Спасибо за разговор.

Беседовал Виктор Лошак