Ближний Восток: смена вахты

Дональд Трамп выводит американские войска из Сирии. Тем самым он освобождает роль регионального блюстителя порядка для России и устраняет препятствие для восстановления Башаром Асадом контроля над всей территорией страны. О перспективах политической ситуации в Сирии для «Д» рассказывает главный редактор немецкоязычного выпуска журнала Amnesty Journal Маркус Бикель.

Выйти из полноэкранного режима

Развернуть на весь экран

Американский президент не мог сделать большего подарка к 67-летию Владимира Путина. «Для нас настало время выйти из этих смешных нескончаемых войн и позволить нашим военнослужащим вернуться домой»,— написал Дональд Трамп 7 октября в своем микроблоге Twitter. Так он анонсировал вывод почти 1 тыс. оставшихся в Сирии военных. Теперь «Турции, Европе, Сирии, Ирану, Ираку, России и курдам самим придется думать, что делать дальше».

Они уже подумали — прежде всего это относится к Владимиру Путину и к сирийскому диктатору Башару Асаду: в середине октября, спустя всего неделю после объявления Трампа о выводе войск, вооруженные силы обоих союзников вошли в Манбидж — через считаные часы после того, как десятки американских солдат оставили свои посты в пограничном городе на северо-западе Сирии.

Этот исторический момент знаменует собой совершенно новый порядок на севере Сирии после восьми лет войны. Ведь с завершением пусть немногочисленного, но эффективного присутствия США на трети сирийской территории курдские «Отряды народной самообороны» (YPG) лишились важнейшего зарубежного протектора. В условиях образовавшегося вакуума Россия рвется вперед.

Конечно, сирийско-российское наступление не стало исключительно реакцией на решение Трампа об уходе из Сирии. Оно последовало за вторжением турецких войск, которые по приказу президента Реджепа Тайипа Эрдогана 9 октября в рамках операции «Источник мира» вошли в 480-километровый коридор между Евфратом и иракской границей. В третий раз за три года и меньше чем через 48 часов после решения Вашингтона о спешном выводе войск без соответствующей необходимости.

Российская дипломатия воспользовалась узким временным окном, чтобы позиционировать себя в роли посредника между руководством курдских «Отрядов народной самообороны» (YPG) и режимом в Дамаске. Кремль также дал понять Эрдогану, что Москва считает «неприемлемым» постоянное присутствие турецких военных на сирийской земле.

Новую роль России в качестве, возможно, важнейшего блюстителя порядка на Ближнем Востоке Путин подчеркнул во время своей поездки в Абу-Даби и Эр-Рияд: впервые за 12 лет он посетил саудовское королевство, которое после начала восстания против Асада в 2011 году еще поддерживало сирийских ополченцев от оппозиции, но сегодня придерживается российской линии и смирилось с победой диктатора.

Еще осенью 2015 года Путин принял крайне рискованное решение и вмешался в ход сирийской войны. Тогда силы Асада потеряли обширные территории, занятые исламистскими ополченцами от оппозиции; север страны, населенный преимущественно курдами, еще с 2012 года находился под контролем «Отрядов народной самообороны» — сирийского «филиала» Рабочей партии Курдистана (РПК). Возможность восстановления суверенитета над всей сирийской территорией правительственными силами казалась иллюзорной, создание базы российских ВВС в Сирии близ военно-морской базы в Латакии должно было не допустить дальнейшие территориальные потери со стороны Асада.

То, что возвращение сирийской армии на, возможно, безвозвратно утраченные территории четыре года спустя стало реальностью, дополнительно увеличивает вес Путина в Дамаске, пусть даже рост политического и военного влияния обусловлен не только умением Кремля вести переговоры, но и стратегическими просчетами США или других держав. «Нужно сказать, что важнейшие российские успехи в Сирии не являются результатом осознанных усилий Москвы,— считает эксперт по Ближнему Востоку из Российской академии Александр Шумилин.— Они просто свалились на Путина и на Москву как манна небесная из-за странного поведения западных государств и Турции».

В таком свете решение Трампа предоставить сирийским ополченцам-курдам самим сражаться с турецкой армией стоит в одном ряду с решением его предшественника Барака Обамы. В августе 2013 года, невзирая на ранее проведенную «красную линию» — использование химического оружия, он не стал наносить воздушные удары по позициям сирийского режима. Ползучее отступление с Ближнего Востока, начало которому было положено президентом-демократом в Белом доме из-за его колебаний в связи с сирийским конфликтом, завершилось «ударом в литавры» — готовностью Трампа оставить на произвол судьбы своих многолетних союзников, «Отряды народной самообороны», в борьбе с террористической организацией «Исламское государство». При этом важнейшим геополитическим игроком, которому такая тенденция на руку, оказывается Россия.

В самом Вашингтоне данная тенденция считается отнюдь не бесспорной — это показали ожесточенные протесты конгрессменов и сенаторов от Республиканской партии против решения Трампа. Еще в декабре 2018 года после первого заявления президента США о намерении вывести войска из Сирии в отставку ушли министр обороны Джим Мэттис и спецпредставитель США по борьбе с террористической организацией «Исламское государство» (ИГ) Бретт Макгерк. Джон Болтон, в сентябре освобожденный Трампом от обязанностей советника по национальной безопасности, тоже последовательно настаивал на сохранении присутствия США в треугольнике между Турцией, Сирией и Ираком.

Вероятно, это вполне отвечало интересам России. Москва не возражала против операции с участием сначала 2 тыс., а под конец только 1 тыс. спецназовцев США еще и потому, что обе крупные державы преследовали в борьбе против ИГ одни цели, вопреки настоятельным призывам Эрдогана к «нейтрализации угрозы со стороны террористов из числа РПК и "Отрядов народной самообороны"».

Но теперь, когда битва против «халифата ИГ», как представляется Трампу, закончилась, в начале октября он отказал курдам в дальнейшей поддержке и тем самым де-факто дал Турции зеленый свет на третье военное вмешательство за три года.

Еще в 2016 году в ходе операции «Щит Евфрата» Эрдоган занял территории к западу от этой реки, а в начале 2018 года (операция «Оливковая ветвь») среди прочего — окрестности города Африн с преобладанием курдского населения. Многие из почти 200 тыс. беженцев, покинувших районы боевых действий, до сих пор не могут вернуться в свои дома и квартиры, поскольку территории остаются под контролем связанных с Анкарой сирийско-арабских ополченцев. Не исключено, что такая ситуация повторится и на более восточных территориях, на которые нацелена операция «Источник мира»: только к середине октября от нового турецкого наступления бежали 150 тыс. человек, прежде всего из города Хасака вблизи иракской границы.

Цель Эрдогана заключается в создании зоны безопасности в коридоре длинной 480 км и шириной 30 км, где среди прочего предлагается разместить 2 млн беженцев из Турции; расходы на крупномасштабное перемещение населения Анкара оценивает в $26,5 млрд.

Однако установление турецкого протектората на сирийской территории едва ли увенчается успехом, что не в последнюю очередь обусловлено противодействием России. На переговорах с Эрдоганом в середине октября Путин дал понять, что предотвращение столкновений между турецкой и сирийской армиями остается приоритетной целью сирийской политики Москвы, а при длительной оккупации силами Анкары их не избежать.

К тому же европейским государствам не следует идти на финансирование сопряженных с «этническими чистками» новых поселений сирийских беженцев. Спикер фракции «Зеленых» в Бундестаге по вопросам внешней политики Омид Нурипур напоминает газете «Петербургский диалог», что Россия по-прежнему играет далеко не конструктивную роль в связи с политическими переговорами о прекращении войны в Сирии. А российские военные самолеты по-прежнему наносят удары по позициям оппозиционных ополченцев в провинции Идлиб на северо-западе страны — по его словам, целью таких ударов периодически становятся больницы. «Мир не наступит без процесса примирения, а последнему препятствует проводимая Россией политика»,— убежден Нурипур.

Штефан Либих, спикер фракции «Левых» в Бундестаге по вопросам внешней политики, тоже выражает сомнения, что Россия воспользуется своей ролью посредника на Ближнем Востоке для урегулирования конфликта, который начинался в 2011 году с протестов против Асада. Если бы Кремль всерьез намеревался это сделать, Москве следовало бы остановить продажу ЗРК С-400 Анкаре аналогично тому, как некоторые европейские государства заморозили поставки вооружений Турции. Ведь «было бы абсурдом вооружать тех, кого собираешься останавливать военными средствами»,— полагает он.

Маркус Бикель