16 ноября, за две недели до своего 60-летия, Гарик Сукачев выступит на «ЦСКА Арене» с юбилейной программой «GO!». Среди прочего прозвучат песни с только что вышедшего альбома «246». Борис Барабанов поговорил с юбиляром о секрете молодости музыкантов, о мистических пересечениях песен и жизни и о том, возможно ли специально сочинить народный хит.
Фото: Андрей Луковский, Коммерсантъ / купить фото
Фото: Андрей Луковский, Коммерсантъ / купить фото
— Еще несколько десятилетий назад 60-летнего мужчину мы назвали бы пожилым. Ты встречаешь юбилей в седле «Харлея», с новым шоу, большими планами. Возраст дожития отодвигается?
— Мир изменился. До революции средняя продолжительность жизни была 37 лет. 37 лет — это был уже пожилой человек. Моя бабушка вышла замуж при царе. А моя прабабушка была крепостной. Значение цифр изменилось. И мне кажется, что в моем случае это связано еще и с профессией. Я смотрю на своих сверстников, не связанных с этим веселым делом, и нередко вижу немолодых, поживших, уставших людей с болячками. А мы всю жизнь находимся в колоссальном потоке молодой позитивной энергии. Это не может не сказываться на мне. На наших концертах не так много совсем молодых людей. Но в наше время 40 лет — это молодость. Смотри, сколько музыкантов гораздо старше меня из числа первопроходцев рока до сих пор на сцене.
— То есть если ты преодолел порог, прошел рубеж 27 или 37 лет, возраст, в котором ушли столько твоих коллег, то дальше будешь уже держаться до последнего. Так?
— У каждого рубеж свой. Судьба — это не выдумка, у меня есть тому подтверждения из жизни. И то, что видят цыганки на твоей руке, сбывается — говорю тебе на основе собственного опыта.
— Тогда надо поверить и в то, что на твоем коллективе лежит злой рок, потому что ты постоянно теряешь музыкантов.
— Да, рано уходят, ни в одной группе, кажется, такого нет. Я чувствую какую-то необъяснимую вину.
— Новый альбом «246», несмотря на поток позитивной энергии, тоже о возрасте и смерти во многом.
— Я как писал, так и пишу только о любви и о смерти. Я часто привожу этот пример: самурай должен проживать свою жизнь так, как будто он уже умер. При этом я всегда говорю о том, что знаю.
Мои песни — это истории от первого лица. И, например, «Маленькая девочка» с нового альбома — это история моей подруги из очень мажорской семьи, которую бросила мама, и она умерла от передозировки героином, а в конце жизни зарабатывала тем, что делала минет за бабки.
— А заглавная песня «246» — живое подтверждение тому, что искусство пишет сценарии, которые потом повторяет жизнь. Мы сегодня читаем о доценте Соколове с отрезанными руками студентки в рюкзаке, но ведь песня написана три года назад.
— Понимаешь, прошлое, настоящее и будущее живут одновременно. Мы не задумываемся об этом, но это так. Сейчас я пью с тобой кофе, а на солнце я выпил его восемь минут назад. А люди, которые смотрят на нашу планету с далекой звезды, видят динозавров. Так и с поэтической реальностью. Я думал об этом, когда мы создавали обложку «246» в 3D-формате. Ты смотришь на обложку, как на обычное фото, но если надеть 3D-очки, мир изменится. Как сказал мой друг Андрей Шаров, у нас не так много времени осталось, чтобы делать что-то просто так. Нам хотелось показать, что другая реальность — вот она, за углом. Фантомы окружают нас, а может быть, это мы — фантомы, существующие рядом с реальным миром. И очень редко нам удается почувствовать границу, увидеть невидимое — в абстинентном синдроме, на пике болезни, в окопе на войне.
— Мне кажется, для художника важно не только сказать, но и сделать так, чтобы его услышал мир. Смотри, ты хорошо знаешь Сергея Шнурова. Был момент, когда его жизнь перешла в совершенно иное качество, он нашел слова для действительно большого количества людей. Это компромисс или озарение? Я уверен, ты точно знаешь, как написать еще одну народную песню типа «Моя бабушка курит трубку», но ты ее не пишешь.
— Ее невозможно написать. Это же трагедия. Песня об одиночестве. Я не могу сделать это по щелчку пальцев. Я знаю технологию. Но не могу это сделать. Это мой личный выбор. В гробу карманов нет, понимаешь? Но почему я люблю Серегу Шнурова — он единственный человек в этой музыке, который на меня влияет. Я помню, когда «Ленинград» только-только появился, был какой-то клубный концерт, и я прямо сошел с ума. Понимаешь, я много лет занимался боксом, и мне всегда был нужен спарринг-партнер. А на тот момент я жил в вакууме, боксировал с ветряными мельницами. И появилось нечто, что меня всколыхнуло, как будто это я сам иду по ночной Москве и мне девушки улыбаются. «Да, ты права, я дикий мужчина — яйца, табак, перегар и щетина» — блин, это же про меня! И вот я уже не старею, я двигаюсь дальше. Любой жизненный этап Сергея Шнурова является для меня очень важным.
— На экраны вышел документальный фильм «Анатолий Крупнов. Он был…». Анатолий Крупнов играл с тобой в «Неприкасаемых», вы были близки, ты тоже снимался в фильме. Ты бы снял его по-другому?
— Я работаю в кино, но не умею снимать документальные фильмы. Это отдельная профессия. Мой последний фильм, «То, что во мне», как мне кажется, относится к исчезнувшему жанру художественно-публицистического кино. Когда-то в детстве меня поразил фильм «Камень во рту» о латиноамериканской мафии. Я помню ощущение — я смотрел кино и не кино одновременно. В наше время лучший фильм в подобном жанре — «Эми» об Эми Уайнхаус. Даша Иванкова сделала о Толике Крупнове прекрасный документальный фильм в традиционном понимании. Вообще, если говорить о наследии Крупнова, здесь все зиждется на одном человеке. Его зовут Александр Юрасов. Это бывший директор группы «Черный обелиск». Если бы не Саша, может быть, мы бы сейчас о Толике и не говорили бы. «Черный обелиск» был очень хорош в своем жанре — в тяжелой музыке. Но мы сегодня редко вспоминаем Жана Сагадеева и группу E.S.T. Его жизнь закончилась трагически — он повесился на дверной ручке. А ведь это была группа, которая выступала в 1991 году на фестивале в Тушино вместе с AC/DC и Metallica. Саша Юрасов долгие годы делает большую работу — проекты, переиздания, программы, фильмы. Благодаря ему имя Анатолия Крупнова не забыто.
— В чем главная амбиция 60-летнего Игоря Ивановича Сукачева? Сколько я тебя знаю, ты всегда стремишься делать еще более масштабные программы, брать большие площадки, высоко поднимать планку в общем. Я знаю, что ты сейчас отменил тур…
— ...Там были технические проблемы…
— ...То есть или делать на самом высоком уровне, или вообще никак?
— Говоря словами Владимира Семеновича Высоцкого, я себе уже все доказал. Но пока есть силы, хочется реализовать то, что задумано. А мне хочется, чтобы в регионах люди видели то же, что мы можем позволить себе в Москве или в Питере. Заметь, у меня никогда нет спонсоров. А то, что мы делаем на сцене, стоит сотни тысяч североамериканских долларов. Я мог бы положить их себе в карман. Но люди платят большие деньги, и они должны видеть лучший аттракцион. Отмены происходят не потому, что Сукачев играть не хочет. А из-за того, о чем говорил Андрей Шаров. Нет времени делать что-то просто так.