«Виновные понесли заслуженное наказание»

Не помню, был ли это мой первый суд с экс-мэром Юрием Лужковым, но повод точно был запоминающийся. В феврале 2009 года столичная мэрия активно строила планы реконструкции Центрального дома художника (ЦДХ). Причем, конечно же, с его сносом. В знак протеста эти самые художники устроили перформанс у стен здания. Налепили снеговиков, надели им на шею плакаты вроде «Лужок, хапнув ЦДХ, честнее не будешь». Милиционерам тогда пришлось разрываться между изъятием плакатов у снеговиков и митингом неподалеку, на котором один из пикетчиков грохнул: «Для Лужкова главное — корысть. Если ему хорошие деньги предложат, он и мэрию согласится снести».

В “Ъ” появилась заметка, на которую Юрий Лужков обиделся. Причем помимо «Юрий Лужков — уклюжий вор» там были и другие поводы для недовольства. Например, надпись «Молодец, Лужок, сноси, а художник — отсоси!». Но они предметом разбирательств не стали.

В Тверском райсуде Москвы, где экс-мэр требовал от “Ъ” опровержения информации и 1 млн руб. (а еще 500 тыс. руб. с меня лично), выступил автор надписи Герман Виноградов. Художник заверил, что оскорбить чиновника не хотел, а его произведение представляет собой давний перформанс по составлению анаграмм из набора букв «Юрий Лужков». В его рамках были рождены строчки «Живой урлюк», «Жив юлою рук» и еще десятка полтора тому подобных.

Суд поверил Герману Виноградову, потому что в удовлетворении претензий по этой части иска отказал. Однако слова пикетчика о продаже мэрии по хорошей цене требовали официального опровержения.

Это опровержение не дошло до публикации по политическим причинам. Когда “Ъ” проиграл все мыслимые кассации и апелляции, Юрия Лужкова сняли с поста мэра, причем с формулировкой об утрате доверия. Следить за моральным обликом экс-чиновника в прессе стало просто некому. Во всяком случае, с исполнительным листом из суда, по которому, как пояснили юристы “Ъ”, публикуются опровержения, от Юрия Лужкова до сих пор никто не приходил.

А дело об «Уклюжем воре» теперь слушается в Европейском суде по правам человека.

Ко мне обратился мой приятель Александр Стукалин, нынешний заместитель главного редактора “Ъ”, с просьбой написать репортаж с похорон криминального авторитета Тенгиза Дидишвили.

Прихожу на место похорон и вижу картину, которая для маленького промышленного Орска, мягко говоря, необычна. Огромная толпа людей, состоящая в большинстве из земляков Тенго (так его звали близкие) и его «сподвижников». Мрачных, одетых во все черное. Большое количество дорогих автомобилей. Съехались, наверное, со всей страны, поскольку убитый был влиятельным человеком в криминальном мире. Но, что удивительно, в толпе было и много простых горожан, настолько им было любопытно это действо.

Я легко затерялся среди людей и написал репортаж. Электронная почта тогда была редкостью, в Москву текст я надиктовал по телефону.

Проходит день-два, мне звонит начальник ГАИ Орска Анатолий Быковский и, заикаясь, простым матерным текстом заявляет: «Что ты наделал! Как ты мог!.. Ты читал газету? Мне уже звонил Реймер, весь в бешенстве!» Нынешний сиделец, экс-руководитель ФСИН Александр Реймер тогда возглавлял ОВД Орска.

Нахожу газету в ларьке, читаю и удивляюсь. Мой спокойный репортаж был сильно отредактирован и расцвечен подробностями, которых в действительности не было: менты не прятались по подъездам, городское начальство не стояло навытяжку перед гробом и т. д. Реймер потом лично сообщил: «Все, тебе кирдык!» И мы начали встречаться в суде.

Судила пожилая судья, которой пора было на пенсию. Интересы ОВД представляла юная симпатичная девушка. Я сразу заявляю свою позицию: «Это не мой текст, он отредактирован. Давайте примем соломоново решение — судья внесет приговор, что “Ъ” виноват и необходимо опубликовать опровержение, Реймер докладывает министру, что вы выиграли, и судья спокойно выходит на пенсию». Но юрист ОВД тогда сказала твердое нет.

В итоге процесс продолжался года полтора. Потом то ли острота момента спала, то ли поменяли юриста, но дело быстренько завершили. Суд обязал “Ъ” опубликовать опровержение, и оно появилось в газете в том анекдотичном виде, в котором его прислали из милиции.

Вызывает меня однажды Васильев. И говорит что-то вроде: «Старик, у нас проблема. Дыра на полосе. Напиши какую-нибудь заметку». Речь шла не про газету, а про приложение «Ъ-Стиль». И Лена Нусинова сидит в кабинете, чуть не плачет. Она тогда рулила этим приложением, и это у нее дыра на полосе была. Про что, говорю, вам написать в «Коммерсантъ», блин, «Стиль»? Я отделом политики заведую, а не побрякушками всякими. Ну вот, отвечает, ты же ходишь на футбол на этот свой — и напиши, зачем? В чем прикол?

Писать что-то в «Коммерсантъ», блин, «Стиль» мне совершенно не хотелось. Своих проблем куча, свои дыры на полосах и дедлайны — вот это все. Но Лена Нусинова чуть не плакала. Тогда я говорю: «Хорошо, я напишу, но с одним условием — заголовок у заметки будет "Отсоси у красно-синих". Красно-синие — это цвета ЦСКА, а я, как любой нормальный человек, естественно, болею за ЦСКА.

Я (по неопытности) был уверен, что такой заголовок Васильев с Нусиновой, конечно, не пропустят. Значит, заметку мне писать не придется и при этом я вроде как никого не кинул — сами же не согласовали мне заголовок.

Васильев согласился молниеносно: «Да без проблем, пиши». Столько-то строк, дедлайн завтра вечером.

Это был, конечно, облом, но деваться некуда — сам же согласился, условие мое они выполнили.

Написал. И в этой заметке то ли год какой-то чемпионства «Спартака» перепутал, то ли еще что-то. А приложение уже ушло в типографию, поправить было невозможно. Пришлось публиковать эту поправку на газетной полосе «Спорт». «На 40-й странице этого номера “Ъ” в материале "Отсоси у красно-синих" по техническим причинам допущена ошибка…».

Потом мне звонил какой-то возмущенный болельщик «Спартака» и угрожал, что будет жаловаться на мой заголовок Васильеву. Пожелал ему удачи. А владелец ПФК ЦСКА Евгений Гинер подарил мне сезонный абонемент. У меня, конечно, и свой был уже, но неудобно же было отказывать.

Это было весной 2000-го, мы жили на военной базе в Ханкале в железнодорожном вагоне для журналистов. Связи практически не было — только спутниковая, очень дорогая, и ее могли позволить себе далеко не все. Тексты мы отправляли из пресс-центра, где тогда работала информационная группа правительства РФ под руководством Алексея Михайловского, которая очень помогала нам с интернетом (хотя не обязана была это делать).

В пресс-центре сидел специалист, он же оператор, он же айтишник, и мы приносили ему флешки и просили отправить заметки в редакции. Тот случай, когда он перепутал тексты и отправил заметку Сергея Герасименко в две редакции, я хорошо помню. Я была внештатником, мы только вернулись из-под села Комсомольского, которое штурмовали федеральные войска, быстро отписались и побежали отправлять тексты.

Наутро, когда я поняла, что текст Сергея Герасименко вышел в обеих редакциях, а мой вообще до редакции не дошел, у меня была паника, я думала, что все, это конец, мне больше не будут доверять в редакции. Но руководитель пресс-центра Михайловский написал в обе редакции письма, объяснил ситуацию — в Москве историю поняли, посмеялись, на том все и закончилось. Моя заметка из села Комсомольского вышла в “Ъ” на следующий день.

В Москве, куда я полетела на несколько дней военным самолетом, мне выдали редакционный спутниковый телефон, с которого отправлять тексты было проще.