«Благодарить, кажется, особенно не за что»
Что говорят о приговорах фигурантам «московского дела»
В пятницу оглашены приговоры фигурантам дела о массовых выступлениях накануне выборов в Мосгордуму. Все они наказаны мягче, чем того требовали прокуроры и чем ожидали адвокаты. “Ъ” попросил политологов, общественников и журналистов прокомментировать решения судов.
День приговоров по «московскому делу». Главное
Студент ВШЭ Егор Жуков
Фото: Глеб Щелкунов, Коммерсантъ / купить фото
Алексей Венедиктов, главный редактор «Эха Москвы»:
Приговор (Егору Жукову.— “Ъ”) несправедлив, потому что он построен на одной сомнительной экспертизе, и доказательства рассматривать не стали. Можно радоваться, что человек не в тюрьме, некоторые называют решение сбалансированным. Решение политическое, но никак не сбалансированное. Власти решили как можно скорее закрыть вопрос с так называемым «московским делом», потому что оно постоянно будоражит общественное мнение: «Ну что тянуть: кому-то условно, кому-то штраф — и все успокоятся». Ведь могли бы «закатать» на три и четыре года.
Иван Голунов, журналист «Медузы»:
Хорошо, что большая часть приговоров оказалась условным наказанием. Почти во всех случаях они намного мягче, чем требовала прокуратура. Только один приговор касается реального срока, хотя и он существенно ниже, чем просил прокурор. Все ожидали более суровых решений, вероятно, и из-за этого они всех удивили. Власть решила сдать назад, можно сказать, что идет тренд на послабление. Я очень рад, что так происходит. Наконец освободятся мои следователи, которые занимаются этими делами.
Константин Калачев, политолог:
Фактически приговор не устраивает ни одну, ни другую сторону: для одних он слишком мягкий, а для других несправедливый. Но в этом всем есть логика — понижение планки приемлемости тех или иных решений. Можно сказать, с одной стороны, что: «Ой, как здорово, дали три года условно — это наша победа!», а можно сказать: «Три года условно невиновному человеку».
Также есть и две задачи, которые преследовались. Во-первых, это назидание остальным, чтобы не появились последователи, чтобы оппозиционеры исповедовали умеренность и осторожность. А вторая задача — не создавать героев, которым могут симпатизировать, которые могут выиграть борьбу за умы и сердца граждан. В итоге это решение показывает, что любые посягательства на устои будут наказываться.
Индекс терпимости у нас меняется не в лучшую сторону. Сегодня многие говорили, что это победа.
Но эту победу анонсировала Маргарита Симоньян — получается, что у нас приговор выносят до того, как суд что-то решит.
Маргарита Симоньян, главред телеканала Russia Today (Telegram-канал):
Жуков Ч.Т.Д. (что и требовалось доказать.— “Ъ”)
Константин Костин, глава Фонда развития гражданского общества:
Главный вывод по всем приговорам «московского дела», а не только сегодняшним: отсутствие единого обвинительного уклона при рассмотрении. В каждой ситуации и каждом конкретном случае разбирались отдельно и правоохранительные органы, и судьи. Судьи исходили из реальных правонарушений и характеристик, которые дали разные организации. Если говорить о демократии как о системе организации государства, мы должны понимать, что у нее есть полицейская функция и законы, которые надо соблюдать. И не надо говорить об исключительной суровости российского правосудия. Если мы посмотрим, какие приговоры за аналогичные действия были в США и во Франции, то увидим, что во всех случаях применялись более жесткие статьи и виновные получили сроки от 3 до 9 лет лишения свободы.
Алексей Макаркин, вице-президент Центра политических технологий:
Во всей этой истории было две тенденции. Первую можно назвать силовой: протесты можно давить силой, можно запугать участников, давать как можно большие сроки, и другим неповадно будет. Другая тенденция политическая. Она сводится к тому, что общество и без этого сильно напряжено. Не только либералы, но и часть людей достаточно консервативных взглядов не одобряют подобного рода приговоры или требования. Поэтому это «расследование» надо свернуть, а тем, кого привлекли, дать небольшие, может, условные сроки, потом по УДО отпустить, и как-то эту ситуацию успокоить.
Видимо политический подход возобладал, потому что, если зажимать, придешь к обратному результату.
Но несколько обстоятельств не позволяют впадать в эйфорию. Самого неприятного удалось избежать, но никак нельзя забывать об остальных. Судимость — это все равно строчка в анкете, тем более работодатели у нас это проверяют очень тщательно. И даже если судимость снята, ну два года—год, но все равно работодатель хотел бы узнать всю подноготную. И у работодателей желание не связываться.
Андрей Исаев, первый заместитель руководителя фракции «Единая Россия» в Госдуме:
Мне трудно высказать свою точку зрения, потому что я глубоко убежден, что решение должен принимать только суд. У сторон процесса есть возможность обжаловать сегодняшнее решение. Это могут сделать и защита, и обвинение. Насколько я знаю, итоговый приговор не в полной мере соответствует позиции защиты.
На мой взгляд, приговор не является чрезмерным, он является достаточным, потому что мне пришлось читать материалы, опубликованные на сайте «Эха Москвы» Егором Жуковым. В них среди форм борьбы с режимом назывались такие способы как мятеж и самосожжение. С моей точки зрения, их нельзя причислить к мирному ненасильственному протесту.
Александр Верховский, член президиума СПЧ, директор информационно-аналитического центра «Сова»:
Условные приговоры у нас можно назвать мягкими и даже оправдательными, хотя никаким оправданием эти наказания, конечно, не являются. Наказания непропорциональны нарушениям. Я не верю в самостоятельность судов при вынесении и решений и считаю, что за этими решениями есть некое начальство. Оно решило демонстрировать мягкость. Но это условная мягкость.
СПЧ — это люди с разными взглядами, и, я думаю, среди них есть люди, которые 10 декабря (на ежегодной встрече членов СПЧ с президентом РФ.— “Ъ”) скажут президенту спасибо (за условные сроки фигурантам.— “Ъ”). Хотя благодарить, мне кажется, особенно не за что, ведь власть действует из своих соображений, а не чтобы сделать приятно членам СПЧ. И говорить нужно о том, что приговоры неправомерны.
В роликах Егора Жукова нет призывов к экстремизму: он не призывал ни к каким насильственным действиям. Более того, он в своих выступлениях регулярно оговаривается, что протест должен быть только ненасильственным и что только это и правильно, будто это его политический тезис, а не дисклеймер для галочки. Этот тезис очень важный пункт его выступлений. Да, в крайнем случае можно сказать, что он упоминает какие-то действия, которые можно считать правонарушением: прийти и оккупировать приемную госучреждения, помешав его работе. Но это не экстремизм, не все на свете можно назвать экстремизмом, даже при вольном толковании этого слова.
Ярослав Нилов, замруководителя фракции ЛДПР в Госдуме:
Такие дела показывают отношение общества к власти и судебной системе. Факт, что напряженность в обществе усиливается, и в целом протест зреет.
Светлана Астраханцева, исполнительный директор Московской Хельсинкской группы:
Наша оценка не меняется с первой волны «московского дела». К сожалению, судьи у нас не являются независимыми, у них много факторов, от которых они зависят. Я уверена, что никто не из каких кабинетов им не звонил и не говорил про конкретные решения, но есть общая канва, повестка, что дело шумное, политическое и в этой колее надо и действовать: всех наказывать и пугать дальше. Сегодняшние приговоры на фоне предыдущей волны, когда люди получили реальные сроки в два с половиной, и в три, и в четыре года, выглядят весьма диетическими. Создается ощущение, что суд немного сжалился.
Я думаю, это ответ на общественный резонанс, на ту поддержку, которая оказана фигурантам.
Сегодня много людей пришли в здания, где проходят судебные заседания. Я, к сожалению, не смогла попасть внутрь: в очередях у Мещанского и Тверского судов было более 100–150 человек. Такая поддержка делает свое дело.
Александр Черкасов, председатель совета правозащитного центра «Мемориал»:
Разумеется, все дела должны быть прекращены. Для тех, кому записали, что они виновны, ясное дело, это несправедливый приговор, даже условное заключение, как у Егора Жукова. Но если говорить о степени тяжести приговоров, то это сила общественного давления, также как и в случае с Иваном Голуновым: власть, поняв, что обвинительный приговор мог вызвать массовый протест, постаралась, чтобы этого не было.
Это главный урок для нас, для общества: «Не оставляйте стараний, маэстро».
Это, может быть, и безнадежное дело, но им нужно заниматься, потому что то, что Егор Жуков на свободе,— это лучше, чем если бы он сидел. И это должно сильно мотивировать тех, кто так или иначе участвовал в этой работе. Но, разумеется, справедливым было бы оправдание всех фигурантов дел.