 |
ФОТО: ЭДУАРД КОРНИЕНКО  Агитация, которая обеспечила Ахмату Кадырову победу на выборах, имела весьма наглядный характер (надпись по-чеченски можно приблизительно перевести так: "Да пошлет нам Аллах справедливость!") |
"Где Руслан?"
За два дня до выборов я узнала, что в маленьком селе Шелковского района местные жители перекрыли дорогу и обещают саботировать выборы. Причиной протеста стало похищение жителя Щедринки 29-летнего Руслана Мирзаева. Конечно, кто-то может назвать это задержанием или арестом, но в большинстве случаев люди после этого попадают в списки пропавших без вести.
4 сентября мать Руслана Надо Мирзаева попросила сына сходить на поле, проверить, не пора ли убирать сено. Руслан, которого из-за его привязанности к матери и дому домашние называли теленком, отправился на поле, а когда вернулся, рассказал, что с ним случилась неприятная история: "Я подходил к полю, когда услышал взрыв. Оглянулся, увидел, что на мосту что-то взорвалось. Минут через десять меня догнал 'уазик', выскочили военные, сказали, что из комендатуры, и стали допрашивать. Оказывается, на мосту был теракт. У меня паспорта с собой не было, я им фамилию и адрес назвал, они сказали, что приедут через два дня, за показаниями".
Два дня Мирзаевы ждали военных, а на третий решили, что Руслана оставят в покое. Но на рассвете 25 сентября в дом Мирзаевых ворвались автоматчики в камуфляже и масках. "Имя! — толкнули прикладом автомата младшего Мирзаева, Ахмеда.— Где Руслан?" — "Спит". Люди ворвались в комнату Руслана, скрутили ему руки и вывели на улицу. Сестра Руслана Седа стала кричать: она знала, что живым брата больше не увидит. Ее толкнули на пол и приказали молчать. Руслана посадили в "уазик-таблетку", и машина в сопровождении двух легковушек умчалась прочь.
Весь день в дом Мирзаевых приходили люди — обнимали рыдающую Надо и плакали вместе с ней. Все понимали, что шансов найти Руслана немного. Отец Увэйс поехал в комендатуру, но там ему сказали, что среди задержанных Мирзаева нет и вообще данных о какой-то спецоперации в Щедринке не поступало. В прокуратуре, куда родители Руслана отнесли заявление, тоже ничего обнадеживающего не сказали.
На пятый день кто-то предложил перекрыть дорогу, ведущую в райцентр (станицу Шелковскую), и устроить митинг. "В воскресенье выборы,— рассудили щедринцы.— Перед выборами им придется обратить на нас внимание, потому что мы сорвем голосование во всем районе".
Надо сказать, что выполнить свою угрозу щедринцы и правда могли: дело в том, что два села района — Щедринка и Старая Щедринка — всегда пользовались авторитетом, и к щедринцам в районе прислушивались. Эти села считались промасхадовскими, но когда в 99-м ваххабиты пытались туда войти, старики собрали местную молодежь, молодежь достала имевшееся в домах оружие, к пришельцам отправили парламентеров с просьбой обойти село стороной, а для наглядности продемонстрировали свои стволы. И ваххабиты в село не вошли. Тогда примеру щедринцев последовали почти все села района. На этот раз акцию щедринцев, поднявших самый больной для чеченцев вопрос — исчезновение молодых парней,— наверняка поддержали бы все близлежащие села.
 |
ФОТО: ЭДУАРД КОРНИЕНКО Перекрыв дорогу в райцентр, жители Щедринки обещали сорвать выборы, если им не вернут похищенного земляка |
3 октября в село приехали глава чеченского отделения "Единой России", депутат Госдумы Франц Клинцевич и его однопартиец Руслан Ямадаев; а вместе с ними я. "Единая Россия" готовилась к этим выборам, возможно, активнее, чем сам Ахмат Кадыров, и отказ целого села голосовать восприняли как вызов. Выслушав историю, рассказанную Надо и Увэйсом Мирзаевыми, гости пообещали разобраться и помочь.
— Пока не увидим Руслана живым, домой не уйдем,— пообещали щедринцы на прощанье.
По дороге в Гудермес Ямадаев сказал мне, что задержанный парень, может быть, действительно боевик:
— Обычно ни мать, ни отец, ни другие близкие родственники не знают, чем на самом деле занимается парень. Хотя само по себе то, что он в 29 лет сидит дома, еще ничего не значит — в Чечне работы нет, молодежь вся бездельничает. В любом случае никто не говорит, что не надо задерживать подозреваемых. Просто надо по закону действовать — чтобы родственники знали, кто и куда увез этого парня.
Вечером дом Ямадаевых в Гудермесе был похож на оперативный штаб по ликвидации последствий чрезвычайной ситуации: сюда приходили разные люди в погонах и без; депутат Клинцевич периодически докладывал по телефону своему шефу по партии министру Грызлову и его замам об угрозе срыва выборов в районе; Руслан Ямадаев связывался с Ахматом Кадыровым, а его младший брат Сулим, заместитель военного коменданта Чечни, звонил в Ханкалу — в общем, все пытались установить местонахождение исчезнувшего Руслана Мирзаева. Но сделать это удалось только на следующий день: Мирзаева нашли в изоляторе одного из спецподразделений.
— Они обещали его отпустить и дать денег на дорогу,— сказал мне Клинцевич.— Сегодня вечером будет дома.
В тот же день Клинцевич и Ямадаев получили сообщение из Ханкалы: "Передайте этим из Щедринки, что они мешают нам работать и вообще срывают всю оперативную деятельность".
 |
ФОТО: ЭДУАРД КОРНИЕНКО Лидеры чеченского отделения "Единой России" Франц Клинцевич (справа) и Руслан Ямадаев (протягивает руку) восприняли угрозу щедринцев всерьез |
Мирзаев не вернулся домой ни в этот вечер, ни на следующий. Только на третий день, 4 октября, после новой серии звонков и криков о сорванных выборах пришла весть: женщины разошлись — парня вернули.
Ехать в Шелковской район с проверкой партийцам строго-настрого запретили товарищи в погонах: мол, перед выборами произойти может все что угодно. Я нашла жителя Щедринки Маирбека, который служит в гудермесской милиции, и он согласился отвезти меня и фотокорреспондента в село.
По дороге Маирбек рассказывал, что ваххабиты убили его брата и отца, служивших в милиции, и что он будет уничтожать этих "отморозков, пока руки двигаются".
В Шелковском районе, по словам милиционера, ваххабиты снова появились полгода назад. "В горах спецслужбы стали хорошо работать, и эти шакалы спустились в наши леса,— говорил он.— В селах их не видно, но тут много лесистой местности, вот они там и сидят, а иногда наведываются к местным, кто сочувствует им".
— А этот парень, Мирзаев, боевик или сочувствовал? — спрашиваю я.
 |
ФОТО: ЭДУАРД КОРНИЕНКО Родителям исчезнувшего Руслана — Надо и Увэйсу Мирзаевым — не удалось обнаружить его следов ни в комендатуре, ни в прокуратуре |
— Ты думаешь, он действительно на поле ходил проверить сено?
— Это так и есть. В Щедринке люди очень бедно живут, да и в районе тоже. Работы нет, живут только тем, что выращивают и продают на базаре. Земля здесь хорошая, поле всех кормит. Да только на поле много людей пропадать стало. Не пойму — то ли их за боевиков принимают, то ли еще почему-то.
Я вспоминаю историю, рассказанную мне на перекрытой дороге 30-летней жительницей Щедринки Халимат Щидаевой. У Халимат был брат, Саидмагомед. 45-летний мужчина тяжело болел туберкулезом и выглядел на все 60. Жить ему оставалось недолго, в селе об этом знали. Щидаевы перебивались натуральным хозяйством, поэтому Халимат и Саидмагомеду приходилось работать в поле, где росла кукуруза и подсолнечник. Работы было не очень много — на борьбу с сорняками уходило полдня, и Халимат рано возвращалась домой, к детям. Саидмагомед приходил позже, ужинал, а на ночь снова шел на поле, охранять его от диких кабанов. Однажды утром, после сильной бури, брат с поля не вернулся. Кто-то рассказал Халимат, что видели мужчину, который на рассвете возвращался в село, закрыв голову плащом от дождя. Человека догнала машина, из которой выскочили военные, раздались выстрелы, и мужчину затолкали в машину. Утром Халимат с родственниками пришли на это место и увидели следы крови и две гильзы.
Саидмагомеда искали пять дней, а когда во всех инстанциях получили ответ "не слышали, не знаем", отправились по окрестностям. Останки Щидаева нашли на поле у брошенной кошары. "По тому, что от него осталось, я поняла, что его обвязали взрывчаткой и взорвали,— сказала Халимат.— Мы похоронили руки, части тела и голову. Его глаза были открытыми, а лицо такое старое".
— А Щидаева вы знали,— говорю Маирбеку,— того, которого убили?
— И что, думаешь, он был боевик? — усмехается милиционер.— Да ты бы его видела, у него тело ребенка было, как скелет ходил, качался. Я знаю, он даже свое старое охотничье ружье боялся брать на поле, военных боялся.
— А зачем ему ружье?
— Как зачем? — удивляется Маирбек.— Ты что, никогда в селе не была? Ночью поле кто охранять будет? Дикие кабаны, шакалы, волков много сейчас стало. Волки с этой войной вообще бедой стали, никогда их так много в этих местах не было. В советское время их уничтожали, даже с вертолетов расстреливали. А теперь они не только в лесах — на полях ночью бродят. Воют. Видишь, как много тут у нас волков — и двуногие, и четвероногие,— невесело смеется Маирбек.
— Ты думаешь, Щидаева из-за ружья убили?
— Он этим ружьем, может, себе жизнь продлевал, понимаешь? Кабаны роют кукурузу и подсолнечник, все пропадает, да и волки могут напасть. А вообще, я не знаю, был он тогда с ружьем или нет. Думаю, что его и без ружья бы убили. Тут ведь никому закон не писан. Среди федералов много хороших ребят, но есть и прирожденные садисты. Вот меня как-то знакомые на блокпост позвали, они там рукопашный бой устроили. Ну мы с другом пошли, бой хороший был, они хоть и проиграли первый раз, не обиделись. А потом на барашка позвали, сейчас зажарим, говорят. Я смотрю, а они у живого барана брюхо разрезают, внутренности руками достают, кровь выливают в котел, а у барана глаза вращаются, выскочат сейчас. Мне неприятно так стало, я говорю: зачем животное мучить, пристрели его. А они мне: вы же тоже головы им режете, какая разница? А ты тоже думаешь, что никакой разницы?
 |
ФОТО: ЭДУАРД КОРНИЕНКО Руслана били дубинками и ногами, чтобы он признался в подрыве моста |
Мы подъезжаем к дому Мирзаевых. Здесь много людей, женщины заплаканные, мужчины, хмурясь, о чем-то переговариваются. Когда Руслан вернулся домой, он рассказал все, что с ним случилось, своей семье, а теперь об этом знает все село.
— Он побитый весь,— говорит мне Увэйс Мирзаев.— Синяки, и глаза какие-то дурные, не в себе он. Врач там у него, говорит, что сотрясение мозга.
Накануне вечером Руслана выбросили из машины у селения Петропавловское, за пояс ему засунули какой-то сверток. Руслан решил, что это взрывчатка и стал молиться. Потом нащупал рукой и вытащил пакет, в котором лежало 70 рублей. Парень выполз на дорогу и попытался остановить проезжающую машину. Водитель, узнав Руслана, затащил его в салон и привез домой.
— Всю ночь стонал, голова моталась у него,— плачет Надо Мирзаева.— Я подойду, а у него глаза открыты. Говорит, я, как глаза закрою, голоса их слышу и слышу, как идут бить.
Руслана держали десять дней в какой-то яме, там не было света, и он не различал времени, не знал, когда день, а когда ночь. Первые три дня его кормили тушенкой, а потом кормить перестали. Пить тоже не давали. Между допросами он лежал в забытьи, а в себя приходил, только когда где-то на всю громкость включали радио и громкий голос говорил: "Вызывай доктора". Это означало, что сейчас Руслана поведут на допрос. Никакого доктора Руслан не видел и решил, что, наверное, это какой-то условный сигнал. Руслану завязывали глаза и руки и куда-то вели. Там ему говорили: "Признайся, что это ты взорвал мост". Он не признавался. И его начинали бить. Дубинками и ногами — по голове, животу, спине. И снова заставляли признаться. "Не знаю, как я не признался,— сказал уже дома матери Руслан.— Там так бьют, что можно даже Хаттабом себя назвать".
Я спросила у Надо, можно ли поговорить с Русланом.
— Конечно, поговорите,— разрешила она.— Пусть люди знают, что с нашими детьми делают. Только там сейчас сотрудники прокуратуры. Но вы заходите.
Мы зашли в комнату и увидели полулежащего смуглого парня с мутными глазами, рядом с ним двух женщин из местной больницы и людей из прокуратуры. Я представилась человеку, назвавшему себя заместителем прокурора района, и услышала, что мое присутствие в этом доме нежелательно.
— Я вошла сюда по разрешению родственников,— сказала я.— Вы не можете запретить мне разговаривать с этим человеком.
На всякий случай я спросила у Руслана, хочет ли он со мной поговорить. Парень утвердительно кивнул головой:
— Только я мало помню.
 |
ФОТО: ЭДУАРД КОРНИЕНКО |
— Может быть, его отпустили на время выборов, а потом опять заберут? — испуганно спрашивала меня Надо.— А его ведь даже в больницу без паспорта не возьмут.
В дом все шли и шли женщины. Они обнимали Надо и плакали. Тетка Руслана Айна вздыхала и качала головой:
— От счастья люди плачут, видишь? А вот когда Саидмагомеда хоронили, от горя плакали. Его кусочки до сих пор в лощине находят. Мы это место теперь так и зовем — мертвой лощиной.
Из комнаты вышли врачи. Они сказали, что парня надо везти в больницу на освидетельствование, и вообще у него могут быть серьезные осложнения. Но родственники решили не отпускать Руслана из дома, кто-то из соседей пообещал привезти врача из районной больницы, кто-то дал денег на лекарства:
— Пусть дома лечится, а то, не дай Аллах, опять пропадет куда-нибудь.
— Видите, как мы тут живем? — спросила у меня красная от волнения врач Небе Джамалуева.— Его хоть живого вернули, видите, как люди радуются? Это же чудо для нас. А скольких ребят так и не нашли. Из нас животных сделали, у нас только инстинкты на выживание работают. А ведь мы люди. И мы уже сколько лет в состоянии стресса живем. Чего же хотят от нищего народа, какого законопослушания? Вы думаете, что парни, которые Руслана сегодня видели, зубами не скрипели? А чего вы хотите от этих парней? Или у наших мужчин и честь, и достоинство хотят отбить?
Через час прокурор вышел из комнаты и сказал родителям Руслана, что не рекомендует пускать в дом посторонних, да и сам Руслан разговаривать почему-то расхотел. Сестра Зуйлат все-таки провела меня в комнату и сказала Руслану:
— Это же журналисты. Они расскажут, что с тобой сделали. Тебе не их надо бояться, а других людей.
Руслан посмотрел на меня и, закрыв глаза, произнес:
— Я не видел, куда меня везли, не видел этих людей, я не знаю, где меня держали. Меня все время били и спрашивали про мост. И я хотел воды. Но я рад, что меня отпустили. Значит, они поняли, что я не боевик.
Я не стала рассказывать Руслану, почему его отпустили.