Вперед, к победе кунстхаллизма!

ФОТО: NORBERT MIGULETZ
       В Кунстхалле города Франкфурта — выставка "Коммунизм — фабрика грез". Вначале попадаешь в приятный круглый дворик. По всему дворику растянут плакат "Выше знамя Маркса--Энгельса--Ленина--Сталина!". Крутишь головой, а там Энгельс, Ленин, Сталин, Маркс, опять Энгельс, опять Ленин — и так до бесконечности. Обозреватель "Власти" Григорий Ревзин решился зайти внутрь.

Сталинское искусство вообще эффектное. Входишь в главный зал — там большие картины, краски сияют, мундиры сияют, перспективы манят, светотень играет, Сталин, Ленин, Ворошилов, Жуков на лошади. Торжественно получается. И так по всем залам. Прямо глаз радуется.
       Немного не дотягивают до общего уровня помещенные рядом со сталинскими картинами произведения соцарта, в основном художников Комара и Меламида, которые пытаются обыграть сталинскую тематику. Они нарисовали плакальщицу, рыдающую у гроба Ленина, и себя в виде пионеров у бюста товарища Сталина. Эти произведения хуже в смысле живописной техники, они как-то тусклее и млявее, чем работы Александра Лактионова, Александра Герасимова или Исаака Бродского, но тематикой и форматом подходят. Также общее впечатление немного портят плазменные панели, в которых крутят известные советские фильмы --- "Волга-Волга", "Цирк", "Падение Берлина" и др. Фильмы черно-белые, и экраны недостаточно большие, а лица те же самые, что и на картинах, так что изображение получается хуже. Несколько проигрывают и помещенные в залах редкие произведения авангардистов, и прежде всего поздний крестьянский цикл Казимира Малевича. Фигуры какие-то угловатые, лица отсутствуют, а иногда и руки тоже, пейзаж нерусский, как-то рядом с Александром Дейнекой, Юрием Пименовым, Александром Самохваловым это выглядит убого.
 Комар и Меламид. "Ленин жил, Ленин жив, Ленин будет жить". 1981. Художники соцарта пародируют классический жанр торжественных социалистических похорон
Но вообще-то, это мелкие придирки. Повторяю, смотрится очень эффектно и торжественно. Напоминает Третьяковскую галерею, причем еще ту, старую, советскую. Большой музей, большое искусство, торжественные залы самого музея, торжественные залы на картинах, в них такие известные и знакомые люди в благородных позах. Чувствуется, что развеску делал человек прогрессивный, допустил в залы художников не вполне одобряемых, даже "левых", подпустил и кино для современных веяний, но в целом меру соблюл. Я думаю, о такой экспозиции мечтали советские искусствоведы образца года так 1980-го.
       Поэтому смотреть ее для человека, именно в этот год решившего сделаться искусствоведом, было немного тревожно из-за ощущения впадения в детство. Все-таки с тех давних пор много чего произошло, и удивительно, что получилась крайне представительная выставка. Главным куратором выступил замечательный философ Борис Гройс, автор книги "Стиль Сталин", в 1988 году показавшейся настоящим переворотом. Его сокуратором была Зельфира Трегулова, без которой в последние десять лет не обходится ни одна качественная российская выставка, будь то "Амазонки авангарда" или первая "Москва--Берлин". У нее феноменальный талант находить в запасниках музеев качественнейшие вещи, про которые все забыли. В подготовке выставки участвовали заместитель директора Третьяковской галереи по ХХ веку, академик Александр Морозов и известный художественный критик Екатерина Деготь. В экспозиции представлены самые известные на Западе российские художники — и Комар с Меламидом, и Эрик Булатов, и сам Илья Кабаков, сделавший на выставке задушевнейшую инсталляцию "А ну-ка, девушки!", кинотеатр-вагон, откуда раздавалось такое сладостное "С любовь справлюсь я одна", что было даже неловко. Художественные звезды, эмигранты, радикалы, философы, большие художественные чиновники — прямо звездный парад современных интеллектуальных и художественных сил России.
       
       Тут, пожалуй, самое поразительное, что все они собрались вместе. Я помню лекции Александра Морозова, в которых он методично разоблачал Бориса Гройса за отсутствие внимания к художественной стороне произведения, художественную глухоту, которая позволяет ему строить концепции, абстрагируясь от художественной реальности. И действительно, для Гройса нет ничего более комичного, чем искусствовед, пытающийся оценить живописную фактуру и чувство композиции в произведениях Александра Дейнеки или Юрия Пименова, а именно это — самое сильное профессиональное качество академика Морозова. Гройс рассматривал сталинское искусство в перспективе отношений "абсолют--художник--реальность", как традиционный европейский метафизик, искажение классической схемы этих отношений есть для него основа для отождествления авангарда и соцреализма. Екатерина Деготь рассматривала искусство в перспективе отношений "сексуальность--социальность--консумеризм", и трудно назвать в России более далекого от традиционной метафизики мыслителя, а уж как ее построения воздействовали на благообразного и благодушного Александра Морозова — это надо было видеть. Он терял всякую благодушность и благообразие.
 Плакат Антона Лавинского к фильму Сергея Эйзенштейна "Броненосец Потемкин". 1926. По мнению кураторов выставки, яркий пример совмещения эстетики авангарда и соцреализма
Только все эти споры и противостояния кончились лет десять назад. То была другая эпоха, а теперь в экспозиции всем нашлось место. Борис Гройс отстаивал идею того, что сталинское искусство не имеет никакой художественной ценности. Из-за этого он попросил развесить произведения потеснее, чтобы, как он объяснил мне, "создавался не музейный, а бюрократический эффект", и, кроме того, ввел кино наравне с картинами, чтобы подчеркнуть принципиально "неживописную" природу сталинской картины. По его мнению, это искусство создавалось не как произведение, но как тираж, картины тут же перепечатывали десятки изданий, и в этом и был их смысл. Ему удалось это показать — кадр черно-белого фильма здесь имеет такую же ценность визуального события, как и живописное полотно, и чувствовалось, что отношения человека и абсолюта тут совершенно нарушены.
       Зельфира Трегулова вывезла из России такие шедевры сталинского соцреализма, которые заставляли забыть все построения Гройса и любоваться циничным мастерством Лактионова, как будто перед тобой живопись старых мастеров. Бюрократическая теснота Гройса совсем этому не мешала, потому что в России в музеях всегда так вешают картины. Введение в экспозицию полотен Малевича, Пименова, Лабаса, Клюна вполне подтвердили концепцию Александра Морозова о противостоянии подлинного искусства и халтуры как основного содержания истории советского искусства, потому что если крестьянский цикл Малевича — это шедевр мирового искусства, то тогда ясно, что Лактионов — это халтура. Сладострастные кошачьи завывания из кинотеатра-вагона Ильи Кабакова, срифмовавшись с могучими спортсменками Дейнеки и ярыми хлеборобками Яблонской, внесли в экспозицию все основания для трактовки сталинского искусства как либидозной перверсии, так что и Екатерина Деготь оказалась права.
       Вот только скажите, пошли бы вы сейчас в советский отдел Третьяковской галереи образца 1980 года полюбоваться разнообразием средств прославления партии и правительства в произведениях советских художников? Я почему-то думаю, что если бы эта экспозиция до сих пор висела, мы бы кричали на всех углах, что это полный отстой, национальный позор и безобразие, а если бы в нее ввели Комара и Меламида, Кабакова и Булатова вместе с кинематографом, заявили бы, что это профанация современного искусства. И вовсе не потому, что увидеть портрет товарища Сталина страшно и неприятно, а потому что это малоинтересно. И сами партия и правительство, и художественная борьба с ними сегодня просто никому не интересны, эти ценности ушли, и нужна какая-то очень специальная концепция, чтобы их оживить.
       
Александр Дейнека. "Эстафета на Садовом кольце". 1947. Основной задачей сталинского искусства было созидание нового человека. Культура и физкультура соединялись вместе
У нас нет такой концепции, у нас есть множество таких концепций. Но когда их так много, то кажется, что нет ни одной, а есть просто искусство, с которым не понимают, что делать. И кажется, что это "непонятно, что делать" и есть главное содержание экспозиции. Смотрите, что получается. Мы бросили против сталинского искусства следующие силы. Весь аппарат традиционной университетской философии Гройса. Всю авангардно-провокационную радикальную философию эпохи феминизма в лице Екатерины Деготь. Респектабельную университетскую историю искусства академика Морозова. Безупречное знаточеское чутье Зельфиры Трегуловой. Мы не просто так их бросили. Каждая из этих сил сама по себе в свое время выходила на бой со сталинским искусством и вроде бы его побеждала. Именно опираясь на университетскую историю искусств, авторитет большой науки, удалось в 70-80-е годы более или менее нейтрализовать мастодонтов соцреализма из Академии художеств СССР и создать миф "оппозиционного" советского искусства образца "сурового стиля" и "левого МОСХа", которое обладает, в отличие от академической халтуры, подлинным качеством. Именно "философская" позиция в отношении советского искусства позволила превратить его в своего рода концептуализм, значимый для интеллектуалов конца 80-х годов, и тут неважно, опираться ли на Канта--Гегеля или на фрейдизм-феминизм. Именно знаточество позволило деиделогизировать соцреализм и с успехом продавать его на Запад в 90-е годы, когда безымянные "герои соцтруда" со свистом уходили по $10 тыс.
Валентина Кулагина. Плакат к Международному дню трудящихся женщин. Наиболее яркое воплощение идеи "коммунизма как фабрики грез"
  А теперь мы собрали их всех вместе, и все вместе они как-то не в состоянии произвести из себя ничего внятного, кроме того, что вот было такое искусство. Это не значит, что эти идеи были плохи — они прекрасны, остроумны, изящны, за ними стоят высокий профессионализм и большое знание. Но они свое отыграли, и само то, что их удалось соединить вместе, показывает, насколько всем участникам истории она безразлична. Из борцов они превратились в клуб друзей сталинского искусства, где каждому находится свое место, каждому хорошо и уютно и никто ни с кем не воюет. Соответственно, у них получилась спокойная клубная выставка. Оказалось, что нам нечего сегодня сказать про сталинизм. Мы уже все сказали, а сейчас он нам просто неинтересен — потому что никаких новых идей на эту тему у нас уже десять лет как нет. И это поразительно. Ведь как ни верти, сталинизм был главным событием в истории России ХХ века. И мы не то чтобы не можем его осмыслить — нам неинтересно его осмыслять.
       
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...