«Арабская весна 2.0» — так называют события 2019 года на Ближнем Востоке. Уличные протесты уже привели к отставке двух президентов (в Алжире и Судане) и двух премьер-министров (в Ливане и Ираке), хотя кардинальной смены государственного строя, как это было в 2011 году, ни в одной из стран не произошло. Однако финальная точка еще не поставлена. Проблемы, которые заставили людей выйти на улицу, не исчезли со сменой первых лиц, да и правящие элиты не спешат сдавать свои позиции. На этом фоне интересна роль внешних сил, которые пытаются найти свой интерес в новых реалиях Ближнего Востока. Россия не исключение, учитывая, что за девять лет ее статус в регионе существенно изменился.
Фото: Khalid al-Mousily , Reuters
В апреле 2019 года сразу два президента с разницей в девять дней были вынуждены отказаться от своих постов на фоне непрекращающихся несколько месяцев протестов. Абдель-Азиз Бутефлика управлял Алжиром почти 20 лет, Омар аль-Башир возглавлял Судан почти 30. События в обеих странах развивались по похожему сценарию: военные сначала защитили демонстрантов от полиции, а потом взяли контроль над ситуацией в стране, опасаясь повторения худших сценариев 2011 года — ливийского или сирийского. В итоге в каждой из стран вместо «победы революции» фактически случился «военный переворот». Но и «улица» извлекла уроки из 2011 года, не прекратив протесты после отставки первых лиц. Похожая ситуация складывается в Ливане и Ираке, где в результате протестов в отставку осенью со своих постов ушли премьеры Саад Харири и Адель Абдель Махди.
Напомним, что в 2011 году уличные протесты привели к падению режимов в Тунисе, Египте, Ливии, Йемене, к гражданской войне в Сирии. Благодаря внешней поддержке устояла королевская власть в Бахрейне. В разной степени протесты затронули Саудовскую Аравию, Ирак, Кувейт, Оман, Иорданию, Алжир, Марокко, Судан. Где-то недовольство населения «залили» деньгами, где-то власти пошли на уступки или у оппозиции не хватило сил. Но затишье оказалось недолгим. Итоги «арабской весны» стали разочарованием для многих в регионе, но выросло новое поколение, у которого нет страха «выйти на улицу» и бросить вызов властям, протестуя против коррупции, бедности и несменяемых политических элит.
В результате нажима извне, в первую очередь со стороны Африканского союза и арабских стран Персидского залива, военные и оппозиция в Судане смогли прийти к компромиссу, согласовав условия управления страной в течение трехлетнего переходного периода. Сейчас главная задача Хартума — восстановление разрушенной экономики. Если население не почувствует реальных перемен, протесты могут вспыхнуть вновь.
Вопросы вызывает роль суданских силовых структур. Скорее всего, их цель — восстановление имиджа страны на международной арене без серьезных политических реформ. Именно так была решена проблема в Египте. Международное сообщество готово с этим смириться, ибо суданские, как и египетские, силы безопасности — важный элемент борьбы с терроризмом в Африке и на Ближнем Востоке.
Пока Судан стал самым удачным примером выхода из политического кризиса. В Алжире, Ираке и Ливане «улица» и власти не смогли договориться. Протестное движение так и не сформировало лидеров, готовых вести переговоры единым голосом, хотя власти были готовы на некоторые уступки. Но «улица» оказалась бескомпромиссна, а власти не смогли удовлетворить ее запросы.
Декабрьские президентские выборы в Алжире, проблемы при формировании нового правительства в Ливане и Ираке стали своеобразным ответом демонстрантам: «Другой элиты у нас для вас нет».
На этом фоне в сложном положении оказались и внерегиональные игроки. В отличие от 2011 года они старались по возможности не раздирать задетые протестами страны на разные лагеря. Особенно непросто пришлось Вашингтону с Багдадом. С октября в Ираке в результате протестов погибли около 500 человек, но до последнего момента США были максимально сдержанны, не лишая поддержки лояльное им правительство.
Сдержанность демонстрировала и Россия, призывая стороны к «инклюзивному диалогу». Однако по мере развития ситуации в Судане, Алжире, Ливане и Ираке не обошлось без традиционных для Москвы намеков на «вмешательство внешних сил». В отличие от 2011 года, когда Россия кроме как в рамках СБ ООН не могла повлиять на ситуацию в регионе, сейчас мир внимательно наблюдал за тем, чью сторону займет Москва. Например, с самого начала протестов в Судане некоторые оппозиционеры старались заручиться поддержкой РФ. Западные и региональные СМИ сообщали, что «ЧВК Вагнера» помогает Омару аль-Баширу. За президента Москва цепляться не стала, но нервно отреагировала на противостояние между военными и «улицей», обвинив Запад в том, что он мешает поиску компромиссов.
Среди всех стран, охваченных в этом году протестами, Судан — клондайк для новых проектов. Несмотря на прогнозы, с уходом президента аль-Башира Москва сохранила тесные связи с Хартумом, сотрудничество даже активизировалось. Вопрос в том, останется ли оно привлекательным для Хартума в будущем. Суданские власти делают все возможное для восстановления дипломатических отношений с США и снятия с Судана статуса «страны—спонсора терроризма», надеясь, что это даст необходимый импульс для инвестиций и развития торговых связей.
Вопрос и в том, насколько конкурентоспособны будут российские компании на фоне активности Китая в регионе.
Во многом похожая ситуация с Алжиром, вторым после Египта партнером РФ в Африке и арабском мире. С 2015 года товарооборот между странами вырос почти вдвое и в 2018 году составил почти $5 млрд. Правда, большая его часть приходится на продукцию военного назначения. За 12 лет Москва и Алжир подписали контракты в этой сфере на сумму свыше $10 млрд. Как пояснил “Ъ” осведомленный российский источник, «Алжир закупал у России оружие не в последнюю очередь из-за того, что она не выдвигала никаких политических условий и не пыталась вмешиваться в политический процесс». При этом он подчеркнул, что «если Россия не будет готова кредитовать Алжир или инвестировать в крупные проекты, то может потерять контракты в сфере ВТС».
В Ираке и Ливане ситуация для России проще. В свое время смена режима в Багдаде не привела к разрыву контактов, сотрудничество развивается. Учитывая серьезные позиции России в Сирии, а также несколько крупных контрактов российских компаний в Ливане в сфере энергетики, за стабильность связей Москвы и Бейрута волноваться не приходится. К тому же, пока РФ будет оставаться в Сирии и поддерживать имидж сильного игрока на Ближнем Востоке, страны региона по-прежнему будут стремиться привлечь ее внимание, чтобы использовать как противовес Западу.