Страна невыученных судебных уроков

“Ъ” попросил юристов прокомментировать свежую статистику ЕСПЧ

Европейский суд по правам человека (ЕСПЧ) в среду представил статистический отчет за 2019 год (.pdf). Россия с большим отрывом заняла в нем первое место по количеству жалоб, поданных против государств европейского континента. На рассмотрении суда находится в общей сложности 59,8 тыс. обращений, из которых 15 тыс. относится к России (25,2%). Специальный корреспондент “Ъ” Александр Черных попросил профильных юристов, специализирующихся на работе с ЕСПЧ, прокомментировать этот результат. Глава международной практики «Агоры» Кирилл Коротеев отметил, что россияне годами жалуются на одни и те же нарушения государством их прав,— причем ЕСПЧ давно объяснил, как можно было бы исправить ситуацию. А значит, властям РФ выгоднее каждый год платить компенсации, чем менять законодательство о митингах или сокращать сроки содержания граждан в СИЗО, констатирует эксперт в интервью “Ъ”. Юрист правозащитного центра «Мемориал» Татьяна Глушкова делает схожий вывод в своей колонке: по ее мнению, «ЕСПЧ вынужден, подобно родителю непослушного ребенка, повторять России то, что говорил уже не один раз».

Фото: facebook.com/kirill.koroteev

Фото: facebook.com/kirill.koroteev

Глава международной практики «Агоры» Кирилл Коротеев: «Проблемы российского правосудия сознательно не хотят решать»

— К 2017 году в ЕСПЧ было зарегистрировано 7750 жалоб из России — и уже тогда это казалось значительной цифрой. Два года спустя их уже 15 тыс., рост в два раза…

— Вам могут ответить, что мы не единственная страна, где почти двукратно выросло количество жалоб. Вот, например, Андорра — было четыре жалобы против нее, теперь их уже шесть. Но если серьезно, то цифры поражают. 15 тыс. жалоб, 25,2% от общего числа в суде — я очень давно не помню ни такого количества обращений, ни такой пропорции. Наверное, с конца нулевых годов такого не было.

— То есть это действительно много?

— Это очень много. Конечно, каждый год суд отфильтровывает явно неприемлемые жалобы, которые не относятся к его компетенции или поданы с нарушениями. И тем не менее уже сейчас понятно, что больше половины этих жалоб суд точно считает заслуживающими серьезного внимания. Понимаете, лет десять назад тоже было много жалоб в ЕСПЧ, но среди них было большое количество необоснованных. А сейчас большинство вполне обоснованы.

Но количество поданных жалоб — это только верхушка айсберга. Если посмотреть вглубь статистического отчета, то можно найти много показательного. Давайте посчитаем количество дел по Второй статье Конвенции о правах человека — это право на жизнь. В прошлом году ЕСПЧ по всему европейскому континенту нашел 30 нарушений права на жизнь. И 20 из них — против России. Понятно, что сами факты смертей относятся к разным годам, но это все равно очень много, чудовищно много. Или вот запрет на бесчеловечное обращение — половина нарушений тоже относится к России.

Наши государственные органы ответят: «Это потому что в России большое население». Но давайте возьмем государства, сравнимые по населению. Германия, Франция, Великобритания – против них жалоб на рассмотрении меньше в сотни раз, так что этот аргумент не работает. Страны-лидеры по жалобам их граждан в ЕСПЧ очевидны: это Россия (25,2% от общего числа жалоб), Турция (15,5%),Украина (14,8%) и Румыния (13,2%), они вчетвером создают две трети нагрузки на суд. Из них Россия, к сожалению, впереди всего континента. И эта ситуация с каждым годом ухудшается.

— О чем говорит такая тенденция?

— Она говорит, что россияне не доверяют российскому правосудию. Не доверяют всей правоохранительной системе в целом. И, видимо, обоснованно, потому что проблемы в этой сфере не решаются годами.

Значительное количество жалоб против России довольно однотипно. Это значит, что ЕСПЧ еще много лет назад указал, что нужно сделать, чтобы исправить ситуацию.

Суд ведь не просто назначает компенсацию, как многие думают. Он объясняет, что именно государству нужно изменить для предотвращения новых исков, как поправить законодательство. Но раз каждый год поступают новые жалобы по старым темам, значит, постановления ЕСПЧ в нашей стране не воспринимают всерьез.

Это в 1998 году, когда россияне получили возможность подавать жалобы в ЕСПЧ, какие-то проблемы действительно могли быть не понятны и не очевидны для властей. Но сейчас 2020 год — давно есть все данные, все советы, просто бери и делай наконец. А раз этого не происходит, значит, проблемы российского правосудия сознательно не хотят решать.

— Почему?

— Видимо, власти считают, что они получают больше пользы от действующей системы, нарушающей права человека. Даже с учетом выплаты штрафов из бюджета.

Согласно статистическому отчету, в 2017 году ЕСПЧ постановил, что Россия должна выплатить заявителям компенсации на общую сумму в €14,5 млн (996 млн руб. по курсу на 30 января 2020 года). В 2018 году сумма компенсаций оказалась чуть меньше — €13,1 млн (899 млн руб.). Данных по 2019 году в отчете пока нет, поскольку Комитет министров Совета Европы еще не опубликовал свой отчет. По просьбе “Ъ” Артур Дзедзинский из Института права и публичной политики вручную подсчитал объем компенсаций по делам против России за 2019 год. Общая сумма составила около €26 млн (1,7 млрд руб.). «Цифры прошлого года сильно выбиваются из медианного значения (€13–15 млн) из-за проигранного Россией межгосударственного дела против Грузии»,— пояснил “Ъ” господин Дзедзинский. Напомним, ЕСПЧ обязал Россию заплатить €10 млн в качестве компенсации за депортацию 1,5 тыс. грузинских граждан в 2006 году. На этой неделе президент Грузии Саломе Зурабишвили заявила в Страсбурге, что Россия так и не выполнила это постановление.

Видимо, для российских властей куда важнее арестовать тысячу демонстрантов и потом заплатить штраф, чем дать людям спокойно провести свою политическую акцию. Или, может быть, им проще годами держать людей в СИЗО, чем научить правоохранителей так расследовать преступления, чтобы этот способ им не понадобился. Потому что люди жалуются на затягивание содержания под стражей, на условия в СИЗО — и совершенно правильно делают.

Вы будете смеяться, но есть европейские страны, где максимальный строк содержания под стражей до суда — что-то около трех недель. То есть подозреваемого арестовывают, только когда у полиции на него все есть.

А у нас человека арестовывают и сразу отправляют в СИЗО — как продукты кладут в холодильник.

Пусть, мол, посидит, подумает, а мы пока порасследуем как-нибудь. Подождем, пока сам признается.

И эта ситуация никак не меняется, никак, несмотря на существующую уже почти 20 лет последовательную практику ЕСПЧ по взятию под стражу и условиям содержания. С 2002 года Европейский суд говорит России, что эта система нарушает права ее же граждан, что людей нельзя так надолго закрывать в СИЗО, что ситуацию надо менять. Хорошо, условия содержания стали немного получше. Но принципиально подход не изменился: у нас по-прежнему человека могут держать под стражей до полутора лет. Это ненормально, но власти с этим ничего не хотят делать, несмотря на все постановления и советы. А раз так, то люди продолжат жаловаться на такое обращение.

И в итоге Европейский суд вынужден разгребать бесконечный поток повторяющихся дел из России. Вместо того чтобы заниматься, например, развитием толкований конвенций и другими своими функциями. Вся эта ситуация в каком-то смысле парализует Европейский суд.

— Вы хотите сказать, что Россия парализовала Европейский суд?

— Да-да, именно так. В результате люди ждут своей очереди на рассмотрение дела годами. Я как-то выиграл в ЕСПЧ дело, которое 16 лет там валялось. Ну, 16 лет — это все-таки необычно, но 10–12 лет — это теперь уже не редкость. Вы мне позвонили сейчас — я как раз пишу очередной документ по жалобе, которая подана в 2009 году. И мы только этой весной закончим обмен процессуальными документами. А когда еще ее суд решит…

— А для самого суда это нормально, что дела так долго разбираются?

— Мне кажется, суд понимает, что решение, вынесенное 10 лет спустя, уже менее интересно, чем хотя бы через 3–4 года. И было принято много мер, например, стимулировать правительства к тому, чтобы по ускоренной процедуре признавать нарушения по очевидным жалобам и не проходить через многолетнее разбирательство.

Кстати, Россия стала чаще пользоваться этой возможностью. Давайте вернемся к статистическому отчету. Вот вариант односторонней декларации, когда государство-ответчик готово сразу заплатить, не разбирая дело. В 2018 году Россия пошла на 98 таких деклараций, в 2019 году — их уже 189. Другой вариант — дружественное урегулирование, когда стороны договариваются. Их у нас было 151 — стало 430.

Но этого все равно слишком мало. А значит, дела, по которым требуются усилия от сторон и внимание суда, зависают очень надолго. В итоге люди просто умирают, не дождавшись решения.

— Недавно президент Владимир Путин говорил, что Россия исполняет все постановления ЕСПЧ, даже если они, на его взгляд, «неправовые». Данные из этого отчета подтверждают или опровергают его заявление?

— В годовом отчете не говорится об исполнении жалоб, такую информацию предоставляет другая структура — Комитет министров Совета Европы. Но тот факт, что дела от россиян годами повторяются,— это самое красноречивое свидетельство того, что исполнение решений ЕСПЧ в России является скорее исключением, чем правилом. Даже если заявителям выплачивают компенсацию, хоть и это далеко не всегда происходит.

Есть масса проблем, на которые ЕСПЧ указывает нашей стране и по которым никаких действий не предпринимается. Мы упомянули уголовно-процессуальные проблемы, свободу собраний, но этот список можно перечислять очень долго. У Комитета министров Совета Европы открыто около 200 подгрупп с такими не решенными Россией проблемами. Они заседают четыре раза в год, и чтобы рассмотреть все эти 200 проблем, они должны только Россией заниматься, а ведь у них еще 46 стран.

— Что будет дальше? Тенденция ухудшится?

— Мне кажется, пока нет никаких признаков того, что количество жалоб граждан России на свою страну сократится. Рано или поздно Европейскому суду придется с этим что-то делать. Но это уже к нему вопрос.

— Может быть, проблема разрешится сама собой после реформы Конституции? Предложенный президентом пункт о приоритете национального законодательства что-нибудь изменит по вопросу обращения в ЕСПЧ?

— Нет. Символически эта поправка, безусловно, плоха. Но технически она не добавляет ничего нового по сравнению с тем, что мы наблюдем последние пять лет, с постановления КС от 14 июля 2015 года (разрешает России отказаться от исполнения постановлений ЕСПЧ; с тех пор применялось уже дважды.— “Ъ”). Конечно, хотелось бы иметь нормальную Конституцию, а не такую, какую мы будем иметь после, так сказать, реформы. Но предложенные поправки здесь не имеют значения. Главные проблемы у нас — со следствием, с правоохранительными органами и с национальными судами, которые просто переписывают обвинительное заключение в приговор.


Фото: facebook.com/glush.tat

Фото: facebook.com/glush.tat

Юрист правозащитного центра «Мемориал» Татьяна Глушкова: «Ради этого ли создавался ЕСПЧ?»

Второй год подряд вступительное слово председателя ЕСПЧ к годовому отчету о работе суда начинается с упоминания России. В 2019 году Гвидо Раймонди согласился с тогдашним генсеком Совета Европы Турбьорном Ягландом, заявившим, что выход России из СЕ «нанес бы серьезный удар по правам человека в этой части континента». Сегодня Линос-Александр Сицилианос процитировал эти же слова, отметив: «Тот факт, что почти четверть жалоб, находящихся на рассмотрении суда, касаются Российской Федерации, дает некоторое представление о масштабах последствий ухода России из СЕ для заявителей».

С одной стороны, с этим сложно не согласиться: каждый год число дел, на справедливое рассмотрение которых россияне могут рассчитывать только в ЕСПЧ, становится все больше.

Фактически существует целый ряд проблем, столкнувшись с которыми ты с самого начала знаешь, что все обращения в российские суды — это лишь формальное исчерпание средств национальной защиты, а собственно судебный процесс по твоему делу начнется уже в Страсбурге. Здесь можно указать и давно известные темы: насильственные исчезновения на Северном Кавказе, задержания на мирных протестных акциях, условия содержания под стражей и так далее, и сравнительно новые, например, преследования иеговистов. Есть еще преследования за высказывания — они начались не вчера, но неуклонно ужесточаются.

С другой стороны, нельзя не задаться вопросом: а в чем заключался бы «удар по правам человека», если бы Россия вышла из Совета Европы? Другими словами, способствует ли подача 12 тыс. жалоб в год (а именно столько жалоб против России успешно проходили фильтрационную секцию в 2018 и 2019 годах) и рассмотрение их судом улучшению ситуации с правами человека в нашей стране?

К сожалению, в последнее время мы наблюдаем все больше и больше свидетельств того, что в возможность влияния ЕСПЧ на российские власти верят все меньше как внутри России, так и в самом суде.

О масштабах неисполнения Россией постановлений ЕСПЧ сказано немало, и недавнее послание президента Федеральному собранию несет в себе четкий сигнал — если в этой сфере и случатся какие-то перемены, то только к худшему. Но на эту проблему можно взглянуть не только со стороны Комитета министров СЕ, но и со стороны самого ЕСПЧ.

В 2019 году он вынес 198 постановлений по делам против России, разрешив 445 жалоб. Из них лишь 47 постановлений по 82 жалобам вынесены палатой, а 2 постановления, касающиеся 5 жалоб,— большой палатой ЕСПЧ. Остальные 149 постановлений по 358 жалобам вынесены комитетом, который, согласно ст. 28 Конвенции, уполномочен рассматривать дела лишь в том случае, если «лежащий в основе дела вопрос уже является предметом прочно утвердившегося прецедентного права суда». То есть в 80% разрешенных дел суд был вынужден, подобно родителю непослушного ребенка, в очередной раз повторить России то, что он ранее говорил уже не один раз.

Ради этого ли создавался ЕСПЧ? В этом ли состоит его миссия? Ответ отрицательный, и сам суд ни на минуту об этом не забывает, как и о том, что ему необходимо снижать так называемый бэклог, то есть число жалоб, ожидающих рассмотрения.

Интерлакенский процесс (процесс реформирования ЕСПЧ, призванный обеспечить ускорение рассмотрения жалоб, начавшийся в 2010 и формально завершившийся в 2019 году) предполагает среди прочего целый комплекс мер, направленных на «возвращение Конвенции домой», то есть облегчение применения ее национальными судами. Среди этих мер — перевод постановлений ЕСПЧ на языки государств-членов СЕ, создание «сети высших судов» (информационной сети, призванной облегчить ознакомление судей высших судов с практикой ЕСПЧ), введение возможности запрашивать ЕСПЧ о консультативных заключениях по конкретным делам и многое другое.

Очевидно, что в случае Российской Федерации все эти меры ощутимого эффекта не приносят.

Поэтому в отношении нашей страны для решения обеих проблем (необходимость снижения «бэклога» и наличие большого числа повторяющихся жалоб) суд использует другие механизмы, такие как введение процедуры «быстрой и упрощенной коммуникации» или вынесение «табличных» постановлений по повторяющимся делам (в таких постановлениях факты каждого дела не описываются подробно, а излагаются в виде таблицы).

Нововведением 2019 года является «бесспорная стадия рассмотрения дела», в рамках которой суд предлагает государству и заявителю заключить мировое соглашение. В случае России такие предложения поступают в том числе по поводу дел, касающихся пыток и насильственных исчезновений. Российский Минюст, в свою очередь, выражают готовность заключать соглашение на одном-единственном условии — выплата заявителю определенной суммы денег и его отказ от дальнейших претензий. Мы пока не знаем, как суд будет реагировать на отказы заявителей от таких предложений — в частности, будет ли он соглашаться на утверждение односторонних деклараций российских властей на аналогичных условиях — но сам факт таких предложений свидетельствует, что Суд не верит в то, что его постановление будет иметь более существенный эффект, чем та же самая выплата денег заявителю. И возможностей изменить ситуацию суд не видит.

В свете сказанного выше представляется, что «доверие россиян европейскому механизму защиты прав человека», о котором год назад говорил Гвидо Раймонди, обусловлено не столько реальной эффективностью этого механизма, сколько отсутствием у россиян иных способов хотя бы формально зафиксировать нарушение прав человека российскими властями.

Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...