Сквотный двор |
Фото: СЕРГЕЙ МИХЕЕВ, "Ъ" |
Заманчивые предложения
Поезд Тольятти--Москва еще простаивал в районе Инзы, когда мне позвонил Сеня Баркин, бывший самарский журналист, а ныне невзрачный клерк мощной сырьевой группы. "Братан,— сказал Сеня очень бодрым для четырех часов ночи голосом,— тут неувязочка получилась. Понимаешь, к жене подруга с ребенком приезжает дней на десять, а я срочно уезжаю в командировку недельки на три. Ну, в общем, такая хрень, пожить у нас не получится: ты не обижайся только. Мы тебя всегда рады видеть, вот и Светка тебе привет тоже передает".
Выключив мобильник, я понял, что путешествие в Москву началось. И сказки не будет: две недели жизни, которые мне обещал Сеня в своей квартирке на Беговой, закончились.
Два дня у знакомых в Беляеве, еще день в Кузьминках прошли под знаком судорожного обзвона живущих в Москве приятелей. И телефонов, указанных в объявлениях на остановках и в газетах под шапкой "сдаю". Ничего не помогало: приятели говорили, что я уже пятый земляк, кому за последние две недели срочно нужна квартира "по знакомству". Они брались налить водки, накормить и постелить на кухне, но не более. А переговоры с многочисленными Юриями Сергеевичами, Еленами и Маринами из агентств лишь констатировали факт: 95% объявлений о сдаче квартир четко делятся на две группы.
Первая — классическая "разводка лоха на бабки". Либретто разные вплоть до безумных даже для человека, не знающего Москвы. Один раз я услышал и такое: "Хозяева очень обеспеченные люди, поэтому деньги им не особо нужны. Поэтому и квартира на Ильинке с евроремонтом сдается за $150. На длительный срок". Но финал стандартный — приехать в контору, уплатить две тысячи рублей, после чего самому пытаться договариваться с хозяином квартиры. Если он, конечно, существует.
Вторая группа — реальные предложения взять однокомнатную квартирку где-нибудь на окраине. Но при этом предлагалось незамедлительно расстаться минимум с $900. Из них $300 составляла стоимость месячной аренды, столько же комиссионные агента и еще $300 — предоплата за последний месяц.
"Владик, не переживай, это в Москве всегда так, сентябрь-октябрь идет жор на квартиры,— утешала меня знакомая журналистка Алла из Moscow Times.— Студенты приехали, люди с дач и все выгребли. Потерпи недельки три. К Новому году все образумится, и рынок присядет, и квартир больше будет".
"Влад, да ты что, с дуба рухнул,— сумрачно бубнил приятель с работы,— немедленно бери, что предлагают, к Новому году аренда вырастет еще на 8%: в Москве ничего вниз не уходит".
Ни один из вариантов меня не устраивал. Ждать до Нового года не хотелось, а $900 у меня просто не было. Конечно, можно было бы занять, если бы не одно "но". В Тольятти зарплата даже в $400 считается очень высокой. И как только я представил, как я буду отдавать сумму в два раза большую, меня начинала душить огромная пупырчатая жаба.
"Пускай сдохнут от наглости своей напыщенные московские жлобы-риэлтеры,— говорил я сам себе, засыпая на синем диванчике между третьим и четвертым этажом 'Коммерсанта'.— Но денег моих им не видать".
Спустя несколько ночей я понял, что старею: жизнь бездомного уже не казалась мне романтичной. И тогда я решился на отчаянный шаг — позвонил свой старой приятельнице Ире, уехавшей шесть лет назад покорять столицу и живущей с другом Володей где-то у черта на куличках.
Бодрый Ирин голос подтвердил, что она готова меня встретить. И даже разместить. Мы договорились встретиться, а она попросила меня не шуметь на улице, хотя на эту фразу я вначале не обратил внимания. Выйдя из метро и пройдя метров четыреста, мы оказались во дворе одной из девятиэтажек (я не могу назвать ее адрес, почему — поймете позже).
"Нам сюда. И не орать",— предупредила Ирка. Подождав, пока пройдет мимо пара тинейджеров, быстро открыла железную решетку под вывеской "Ремонт замков. Изготовление ключей". Мы прошмыгнули ко второй двери, а затем в полутемный подъезд.
Сознательное общежитие
Из длинного коридора в обе стороны открывались двери: спальня, еще одна, кухня, душ, туалет... Помещение представляло собой несколько достаточно больших комнат, разбросанных по первому этажу и соединенных извилистым коридором.
Поселились здесь люди лет восемь-девять назад. История их появления чрезвычайно запутанная и связана с какими-то бабушками-инвалидами, которых брали на воспитание по договоренности с местными управами. Были здесь какие-то артели художников, которые благополучно лопнули. Но факт один: жители местных домов давно смирились с тем, что под боком у нормальных москвичей с прописками живет группка людей, прибывших неизвестно откуда и облюбовавших под свое общежитие холодные мастерские.
Где по утрам можно было починить замки и "швейцарские" часы, купленные в соседнем ларьке. Или через два-три часа получить дубликат ключа, потерянного сыном-балбесом. Только здесь.
Тем более что пришельцы вели себя тихо и аборигенов не донимали. Не устраивали оргий и попоек каждую ночь. Не проводили рок-концертов и показов мод. Хотя это и был сквот — но уже не тот классический, который я хорошо помню по Питеру и Самаре.
Тогда это были раздолбайские богемные трущобы с забитыми окнами, минимумом удобств, которые занимали маргинальные полубезумные художники-поэты. Здесь разило коктейлем свободы, запахом женских духов, спермой, гашишем, а нередко и свежесваренным винтом. А между этими достойными занятиями обитатели трущоб делали вид, что занимаются высоким искусством. Московский сквот образца 2003 года был иным. Буржуазно-тихим и даже лощеным.
Здесь никто не кидал на пол окурки и не играл на рассвете на трубе. В одной из комнат стоял телевизор, факс и новенький компьютер, на котором никто никогда не работал. На кухне урчал вполне современный холодильник, который, правда, хронически пустовал, и блестели вымытые тарелки. Кухню этим летом даже пытались ремонтировать, но дальше перемены обоев дело не пошло.
На стенах и на полу комнаты, где жили хозяева, висели ковры и иконы. Стеллажи с книгами по искусству занимали почти половину комнаты, правда, я никогда не видел, чтобы их кто-то смотрел или, не дай бог, читал. Особо меня умиляли аккуратно сложенные в кучу на кухне старые чугунные утюги. А два кожаных дивана — один в гостиной, один на кухне,— вывезенные при банкротстве какой-то фирмы, дополняли это богатство.
Все это соседствовало с продавленными у стен полами, тараканами на кухне, которых морили, но они появлялись снова, и холодным ветром, который дул из всех щелей. Но особо меня радовал санузел с самодельным душем и звук стояков. Они проходили прямо по стенам, и ночью можно было проснуться от какого-то неожиданно бурного слива. Тут же лежали целлофановые мешки с каким-то свитерами, футболками, которые когда-то шила Ирка, начиная очередной свой дизайнерский проект, и непонятным тряпьем.
Порядки общежития были просты: не орать по ночам истошным голосом и гостей шумных не водить. И желательно покидать помещение до десяти часов утра. Чтобы лишний раз не маячить на глазах соседей из мастерских. "И не попадаться на глаза ментам, когда заходишь. А они тут жадные, припрутся — опять придется деньги отдавать",— сказала Ирка, давая мне ключи. Но после нескольких дней жизни здесь я понял, что уходить можно и позже, а ментов боится лишь Ирка. Работавшие в мастерских люди внимания ни на кого не обращали. А взаимоотношения с правоохранительными органами и местной властью с начала заселения взял на себя Володя и решил все проблемы. Улыбающийся дворник Володя, исправно стучавший в милицию о подозрительных элементах, обходился в месяц в $20-30. Какой-то чиновник из местной управы был уже давний друг хозяина и регулярно пил водку со всем сквотом.
Охранявшие соседний мини-рынок милиционеры исправно в конце месяца получали $70-100 и не совали нос в дела сквота. Таким образом, помещение примерно в 80-85 кв. м обходилось в месяц всего в $150-200.
Правда, однажды всклокоченная Ирка разбудила меня и попросила побыстрее одеться. "Менты",— сказала она, вытаращив глаза и нахмурившись. Володя занимался своим очередным грандиозным бизнес-проектом и был где-то в Башкирии. А значит, разговаривать с милиционерами было некому. Представив, как нас сейчас затолкают в "воронки" и вывезут на 101-й километр, я натянул джинсы. Но минут через пятнадцать Ирка пришла уже довольная и сказала, что менты просто делали осмотр. И, увидев знакомую, пошли дальше. Видимо, искать знакомых террористов.
Баранина с водкой
Стандартный день здесь начинался часов в восемь, когда вставал Володя, бродил по помещению, пил чай либо уезжал на своей старенькой синей "Тойоте". Как он говорил, по делам. Ирка вставала около девяти, включала свет, после чего вставал и я. Принимал холодный душ и ехал на работу.
Вновь все собирались на кухне около 11-12 вечера и под аккомпанемент телефонного Володиного общения с партнерами по бизнесу ели скользкую курицу и пили водку. Закусывая привезенными неожиданным другом с дачи огромными зелеными перцами. С едой ситуация была очень забавной: Володя иной раз, вытащив из кармана тысячу рублей, говорил Ирке, чтобы быстро накупила всего. Холодильник заполнялся водкой, апельсиновым соком "Я", мороженым и бараниной. Но через день это все съедалось, и холодильник активно морозил пустоту. Так как денег с меня "за постой" не брали, я решил взять на себя закупку продуктов, но выяснилось, что наши вкусы с хозяйскими не совпадают. Баранина и бройлерные куры мне не нравились, а рис, йогурты и фрукты Володя и Ирка не признавали.
Наша идиллия продолжалась дней десять. В середине октября Володя сказал, что к нему приезжают знакомые в количестве десятка человек и надо освободить помещение. И я уехал из сквота. Но абсолютно не переживал. Во-первых, я сохранил почти $200, которые потратил бы на гостиницу. Ну а во-вторых, всегда есть возможность вернуться. Хотя вряд ли я это сделаю.
ВЛАД ТРИФОНОВ