«России нужно просто выздороветь»

У Российского дворянского собрания, которое объединило выживших потомков дворян, юбилей — ему исполняется 30 лет. Где нашлись эти потомки после бурного XX века? И чем занимаются в век соцсетей? «Огонек» расспросил предводителя собрания Олега Щербачева.

Беседовал Кирилл Журенков

— 70 с лишним лет мы жили в рабоче-крестьянской стране, а сегодня происхождение человека, кажется, вообще никому не интересно. Но все же не верится, что целое сословие безвозвратно растворилось в истории. Спрошу совсем коротко: сколько членов в Российском дворянском собрании?

— Их примерно 4,5 тысячи. Это потомки дворян как по мужской, так и по женской линии. Но, с другой стороны, эта величина постоянно плавает, кто-то вступает в наше собрание, кто-то, напротив, из него выбывает (по естественным, увы, причинам). Большинство, кстати, так и не вступило — и это для нас больная тема.

Что же касается общероссийских подсчетов… Напомню, что потомственные дворяне составляли примерно 1 процент от дореволюционного общества. ХХ век, конечно, многое изменил: при большевиках дворянство и духовенство уничтожались наиболее целенаправленно, шел настоящий стратоцид. Поэтому сейчас, думаю, дворян в России не более 0,5 процента. Причем большинство из них в той или иной степени потомки союзов с представителями других сословий — сословные браки в России в XX веке стали исключением.

— Вы сказали, что в собрание вступают далеко не все. Почему?

— Я много думал над этим — причины самые разные. Например, полная историческая амнезия: многие до сих пор не знают, что они потомки дворян. Папу или дедушку посадили, расстреляли, сослали, появился отчим, и все — связь поколений прервалась. А мамы или бабушки, стараясь спасти детей и внуков, ничего им не рассказывали. Думали, и не без оснований, что советская власть — это навсегда. Я и сам так считал, когда начал учиться в институте, в начале 1980-х. А ведь оставалось всего несколько лет до перестройки… Так что люди просто утратили знание своих корней.

Художник Иван Голицын о семье и роде

Впрочем, даже те, кто и знает о своем происхождении, возможно, не придают этому особого значения: какое дело в XXI веке до дворянских предков? Сегодня даже вопрос национальности и родной страны размывается. Считается, что родина там, где много платят. Хорошо это или плохо — другой вопрос.

Потом, Дворянское собрание — все же организация, в нее надо вступить, потратить время на сбор документов, на доказательство своего происхождения. Зачем? Людям просто не хочется этим заниматься. Надо сказать, до революции многие дворяне тоже ленились подтверждать свой статус. Я знаю немало примеров, когда столбовые дворяне были записаны в качестве обыкновенных потомков офицеров или чиновников. Раньше нам иногда говорили: «Что вы тут ЖЭК развели?» Ну, ЖЭК не ЖЭК, а принимаем только по документам, как это делал еще дореволюционный Департамент герольдии.

— Помню, в 1990-е было много скандалов: дворянские корни находили у себя все, кому не лень…

— Была мода — в результате множество липовых, псевдодворянских организаций и самозванцев: Павел II, Николай III, потомки якобы чудом спасшегося царевича Алексея и великих княжон… Как-то раз к нам в собрание пришел мужчина, который отождествлял себя с… Троицей. Я рад, что мода на дворянские корни наконец схлынула, а вместе с ней — и этот мутный поток.

— Ну а те, кто все же доказал и вступил, они кто? Откуда?

— В основном это интеллигенция — творческая, научно-техническая… Речь о потомках тех, кто сумел выжить в советское время. А там все было по-разному. Кто-то встраивался в систему — многие имена вам хорошо известны. Те же, кто встроиться не мог, старались держаться и выживать вместе. Существовал, к примеру, московский семейный клан, куда входили князья Голицыны, Трубецкие, графы Бобринские, многие из них — потомки московского городского головы князя Владимира Михайловича Голицына. Они сумели сохранить себя в советское время, а в 1990-м — самоорганизоваться. Я пришел в собрание одним из первых, прочитав заметку в «Вечерней Москве». Вступил, стал помогать как генеалог и видел, с какой с опаской заходили будущие члены. Многих предостерегали родственники: куда, мол, ты идешь, нас же всех расстреляют. И тем не менее в мае 1990 года группа из 52 человек собралась и провозгласила создание Дворянского собрания. Из этих 52 человек свое дворянство затем подтвердили лишь 16. Но начало было положено. И очень вовремя!

Потому что в 1990-м еще были живы люди, воспитанные абсолютно «дореволюционно». Я помню их по встречам в собрании. К примеру, граф Николай Николаевич Бобринский, прямой потомок Екатерины Второй. Я увидел человека XIX века, хотя он был не таким уж и старым, на меня смотрела сама история. Или княжна Ирина Владимировна Трубецкая, она родилась уже после революции, прошла лагеря, курила «Беломор», и при этом не было никаких сомнений — перед тобой потомок Трубецких. Удивительное сочетание «Беломора» и такого несгибаемого аристократизма… А Сергей Алексеевич Сапожников, который долгое время возглавлял департамент герольдии Дворянского собрания! Наши с ним предки были знакомы друг с другом по лейб-гвардии Павловскому полку, и он принял меня как родного. Атмосфера тех первых лет вообще была завораживающей: незнакомые люди встречались так, будто знали друг друга всю жизнь.

— А царская династия имела отношение к собранию?

— Буквально в первый год существования собрания мы вышли на Российский императорский дом, этому помог Зураб Михайлович Чавчавадзе — великий князь Владимир Кириллович и его супруга знали Чавчавадзе с детства. Так что на первом экземпляре нашего устава прямой потомок Романовых написал: «Быть по сему». К слову, Владимир Кириллович успел и сам побывать в России, правда, лишь однажды — он приехал в день переименования Ленинграда в Санкт-Петербург по приглашению Анатолия Собчака.

Предок из Золотой Орды

Выйти из полноэкранного режима

Развернуть на весь экран

— Вы начинали в cобрании как генеалог. Как получилось, что вы увлеклись генеалогией? Для советского времени это, скажем прямо, довольно эксцентричное хобби…

— Мне повезло: я рос уже в достаточно «вегетарианскую» социалистическую эпоху и знал, что дворянин. Об этом мне рассказала моя двоюродная бабушка, она хорошо помнила дореволюционную жизнь — рассказывала и о елках в Калужском дворянском собрании, и о многом другом. Бабушка не получила высшего образования (в Бауманку ее не приняли по происхождению), всю жизнь проработала машинисткой, но была кладезем различных историй. Мой отец, советский чиновник, экономист, оборонщик, всем этим особо не интересовался, но и он с удовольствием слушал ее рассказы. Так что еще в детстве я чертил какие-то родословные схемы — Рюриковичей, Романовых. Конечно, пытался нарисовать и свою, но фактов не хватало — дальше середины XIX века никто никого не помнил.

Позже, будучи студентом, я нашел родословную Щербачевых, опубликованную до революции, далеко не полную и не всегда точную. Ну, а в архивы удалось попасть лишь в 1990-х. Собственно, опыт поисков собственной родословной помог и в Дворянском собрании. Когда собрание только появилось, к нам устремились потоки людей: пятеро генеалогов принимали соискателей по вторникам и четвергам, и к каждому стояла очередь!

— И что же вам удалось узнать про свой род?

— Есть легенда об основателе рода, который приехал из Золотой Орды, но верифицировать ее невозможно. А вот существование Дмитрия Щербача, давшего роду фамилию, подтверждено документально. Я держал в руках наказ новгородскому воеводе отправить переводчика к ожидавшему на границе посланнику императора Священной Римской империи Максимилиана Габсбурга выяснить, чего тот хочет? Этим переводчиком (толмачом) и был Дмитрий Щербач. Еще один Щербачев стал заметной фигурой при Екатерине II — он был сенатором, а заодно и масоном. А вот история из моей собственной жизни. Однажды мы с родителями были в Петербурге, осматривали в Александро-Невской лавре некрополь XVIII века. И вдруг я увидел на одной из плит надпись: действительный тайный советник Алексей Логинович Щербачев. Оказалось, мы дальние родственники. Про другого моего родственника, генерала Дмитрия Григорьевича Щербачева, можно было прочесть даже в Большой советской энциклопедии — сегодня его считают одним из самых заметных военачальников Первой мировой войны.

Вообще, генеалогия помогает прочувствовать историю на личном уровне — давние события перестают быть абстрактными. Кажется, где ты, а где Максимилиан Габсбург или Екатерина II.

И вдруг оказывается, что все это рядом.

— Говорят, сегодня в стране бум на генеалогию. Как вам кажется, почему именно сейчас?

— Не соглашусь, пик интереса к дворянской генеалогии все же пришелся на 1990-е, в начале 2000-х своими предками заинтересовались уже буквально все, и сейчас этот интерес, скорее, вышел на некое плато. А по поводу причин… У меня есть гипотеза. Я иногда читаю публичные лекции по генеалогии и люблю приводить такой пример. В 1970-е в США вышла книга одного афроамериканца, который заинтересовался своими корнями, он даже съездил в Африку, нашел племя, откуда происходили его предки. Книга стала бестселлером, с нее начался генеалогический бум за океаном. Почему это произошло? Очень просто: Америка — молодая страна, там все откуда-то приехали. Американцев отделяет от их корней Атлантический океан, отсюда некий комплекс неполноценности. Им хочется пересечь этот океан, понять, кто они и откуда. Так вот для России таким океаном стал катастрофический ХХ век. В 1930-е или 1940-е интересоваться своими корнями было просто опасно, потом — не принято. Восточной Европе в этом смысле повезло больше: там разрыв лишь в одно поколение. А у нас — в два-три, целых 70 с лишним лет. Большинство современных россиян воспитывали советские бабушки, они ничего не знали или не хотели знать о дореволюционных временах. Лишь сейчас травма начинает понемногу забываться, отсюда и интерес к корням.

— А в наших архивах, пострадавших за минувшее столетие, что-то еще можно найти?

— Первичный поиск обычно ведется по метрическим книгам, они сохранились в целом неплохо. Конечно, многое зависит от географии: метрические книги разбросаны по областным архивам, и тут — как повезет. Например, на востоке Украины, в южных областях России, в Белоруссии сохранность плохая. А вот там, где не было войны или активных боев, как правило, хорошая. Слава богу, в основном сохранились и дворянские документы. Хотя есть и исключения: фонд Владимирского дворянского депутатского собрания, например, был целенаправленно сожжен в революцию. Но тут, как и все в России, зависело от конкретных людей. Так что шанс узнать что-то о своих предках есть всегда.

Задача — изжить советское

Выйти из полноэкранного режима

Развернуть на весь экран

— Давайте перейдем от частной истории к общероссийской. Часто можно услышать, что именно дворяне, а точнее аристократия, виноваты в распаде Российской империи. Свою вину признаете?

— Скажу так: и попытка сместить государя, и его отречение — все это было дикой ошибкой. Но я считаю, что здесь виноваты все сословия. Дворяне виноваты? Да, конечно. Хотя не забывайте, что аристократия, особенно гвардейская, была изрядно выбита на начальном этапе Первой мировой войны. Это, конечно, была страшная потеря, их надо было беречь. Только представьте: погиб даже князь императорской крови Олег Константинович! Он воевал как простой офицер. Сказалась, безусловно, и эрозия основ, на которых стояла страна. И разве в падении империи не было виновато духовенство, которое с неуемным восторгом поддержало Временное правительство? А крестьяне? Ведь они действительно считали, что разбогатеют благодаря помещичьей земле. Уже к осени 1917-го многим стало понятно, что идет на смену монархии. Казалось бы, тогда все эти понимающие должны были объединиться. Увы, этого не произошло…

— Может, дело не только в кознях врагов империи? В здоровом государстве никакой революции бы не случилось.

— Я далек от идеализации дореволюционной России. Но справедливости ради надо отметить: рухнула не только она. В результате Первой мировой войны было разрушено четыре империи — Австро-Венгрия, Германия, Россия и Османская империя. Старого мира не осталось. Более того, я как раз считаю, что у России были наибольшие шансы выжить, запас прочности имелся. К сожалению, повиляла не какая-то одна причина, не только Парвус, Ленин, немцы, а целая совокупность причин. Так бывает, когда умирает вроде бы крепкий, здоровый человек. Простудился, ослаб иммунитет, обострилась старая болезнь… И вот уже нет человека. Так погибла старая Россия.

— В этом году сошлось сразу несколько трагических юбилеев, связанных с Белым движением. Расстрел адмирала Колчака в феврале. Крымская эвакуация осенью, известная как Исход… Проигрыш Белого движения был предопределен?

— В вашем вопросе мне слышится намек на то, что Белое движение было дворянским. Так вот это советский штамп. Оно было очень пестрым! К 1917 году среди офицеров — множество вчерашних крестьян. Корнилов — из казаков, Деникин — внук солдата, из крестьян… На Дон бежали гимназисты, студенты, кадеты, юнкера, и дворяне уж точно не составляли там большинства. Есть база данных историка Сергея Волкова, он буквально «по головам» посчитал всех участников Белого движения — вы можете обратиться к ней и убедиться в этом сами.

Член РГО Алексей Крузенштерн о первой кругосветке Ивана Крузенштерна

Никакой предопределенности, конечно, не было. Тот же Деникин дошел до Орла, было наступление на Москву. И все же победа белых была бы на грани чуда. Большинство тогдашнего населения России (а это было крестьянство) их не поддерживало, полагая, что белые сражаются за «старую», «помещичью» Россию. А большевики умело использовали эсеровские лозунги, и крестьяне им поверили. Почему Сибирь не поддержала Колчака? Да потому, что туда еще не дошли большевики. К сожалению, крестьянские выступления против «пролетарской власти», прокатившиеся позднее по стране, и Белое движение разминулись во времени. Когда крестьяне поняли, что такое большевизм, Белое движение как организованная и мощная альтернатива уже сошло с арены. Если бы Гражданская война продлилась на пару лет дольше, все могло бы пойти по-другому.

В советское время никто не писал о крестьянских выступлениях против власти большевиков, а их масштаб был огромен. Вспомните голодомор, который украинские националисты считают национальной трагедией! Почему мы чувствуем в этом некую фальшь? Да потому, что голодомор не был исключительно украинским — он был практически на всей территории бывшей империи. Точно так же от голода умирали и на Кубани, и в Поволжье.

— Как собираетесь отмечать столетие Исхода?

— Так, как сможем. В прошлом году было много попыток организовать оргкомитет на правительственном уровне. После долгих переформатирований (в результате которых я из оргкомитета исчез) он собрался два раза, оба раза обсуждали, откуда брать деньги. Думаю, что со сменой правительства в этом вопросе так и не разберутся. Или разберутся еще не скоро. Зато Дворянское собрание умеет организовывать мероприятия и без финансирования — а это своего рода искусство. Будем в нем упражняться. У нас довольно активное Крымское отделение, его предводитель ведет на месте большую работу. Есть разные идеи. Например, установить памятную часовню на Перекопе (место одного из самых кровопролитных сражений Гражданской войны.— «О»), там до сих пор находят огромное количество останков.

— Вы жестко отзываетесь о большевиках и советском времени в целом. При этом в обществе популярна концепция примирения: давайте оставим прошлое прошлому и будем двигаться дальше. Эта концепция вам не по душе?

— Мне не нравится сам термин. Кого и с кем мы будем примирять? Барона Врангеля, который спас от гибели более ста тысяч человек, и Розалию Залкинд (Землячку), при непосредственном участии которой в Крыму уничтожили цвет российского офицерства? Как можно примирить добро и зло? Пусть неидеальное, но все-таки добро и абсолютное зло?

— Слушайте, но в какой-нибудь Франции тоже была революция, головы дворянам рубили. И ничего — страна нашла национальный консенсус.

— Конечно. Но сколько времени прошло, чтобы это случилось! Сколько было «реставраций»! По образованию я физик, и мне иногда кажется, что в России географические масштабы сопряжены с временнЫми. Собственно, в физике это, как правило, так и есть. Я имею в виду, что какие-то процессы у нас протекают очень долго: пока волна изменений дойдет до Сибири, пока придет обратно. Наш национальный организм живет другими временнЫми масштабами. Наверное, рано или поздно мы придем к некоему национальному консенсусу. Но искусственно форсировать этот процесс, насильно примирять, склеивать белых и красных — это, мне кажется, не лучший путь. Точнее, совсем не путь, ничего толкового из этого не выйдет. Вот недавно обсуждался проект памятника, который хотели поставить в Крыму: Родина-мать, слева и справа — большевик и белый доброволец, причем все в сусальном золоте… Разумеется, никому не понравилось: ни условным красным, ни условным белым. Не говоря уже о том, что для большевиков Россия вовсе не была матерью — они мечтали о мировой революции. Я искренне не понимаю, как можно примирить болезнь и здоровье? России нужно просто выздороветь.

— Хорошо, тогда спрошу по-другому. А насколько нынешняя Россия наследует той, дореволюционной?

— Нынешняя России — кентавр, это, безусловно, не Советский Союз, но и не старая Россия.

Хотя к Советскому Союзу она, конечно, ближе. А лично я считаю, что надо уходить от него как можно дальше. Мне, к примеру, категорически не нравится этакий советский изоляционизм, построение новых занавесов — Российская империя была нормальным европейским государством.

Да, у нее было много соперников, но все страны соперничают, это нормально, Россия никогда не была изгоем в европейской политике. И даже то, что вокруг нет друзей, вовсе не значит, что надо строить китайскую стену.

Понятно, что к Российской империи нам уже не вернуться. Но нужно возвращаться к своим корням — к русским, а не советским. Сегодня часто идет подмена: если ты борешься против советского, что-то сказал против Сталина, значит, ты не патриот. Но почему патриотизм должен быть советским? Патриотизм должен быть русским, или, как сейчас говорят, российским. Многие немцы, которые жили в Российской империи, были более русскими, чем сами русские. А уж дворянство было многонациональным и многоконфессиональным, и все считали себя подданными российского монарха. Словом, я бы считал важнейшей задачей изживание советского, десоветизацию, если хотите, но она осуществляется временем и сменой поколений.

— Ваша позиция понятна. А какова роль дворян и Дворянского собрания во всем этом?

— Точно не политическая. В политическую миссию дворянства я сегодня не верю. Так что, прежде всего, это культура и просвещение. Члены Дворянского собрания, к примеру, выпустили целую книжную серию «Россия забытая и неизвестная» — около 100 томов, за авторством замечательных специалистов. Мы не обольщаемся насчет собственных сил, но что можем, то делаем.

— Я слышал, что в Дворянском собрании действует еще и винный клуб. Это тоже что-то вроде культурной миссии?

— Конечно, но ведь и самое лучшее примирение — это трапеза. А какая трапеза без вина! Считается, что русский должен пить водку. Но я сознательно говорю именно о вине и культуре винопития. В конце концов, дворянство всегда поддерживало искусство, а настоящее вино — это произведение искусства винодела. Для каждой встречи мы выбираем тему: регион или сорт. Вино настолько органично переплетено с культурой, историей, традициями, что, говоря о вине, ты неизбежно касаешься огромного спектра вопросов. К примеру, на последнем заседании, которое было перед Новым годом, мы дегустировали игристое — шампанское и различные креманы (вина, сделанные по традиционной шампанской технологии в разных регионах Франции). Ну, а ближайшее заседание будет посвящено красным бургундским.

— А простой человек может попасть на эти встречи?

— Конечно. По рекомендации. Могу вас пригласить…