Согласно новому законопроекту, который в конце февраля внесли в Госдуму председатель комитета Совета федерации по экономической политике Андрей Кутепов вместе с группой сенаторов, колонии могут стать единственным поставщиком для ФСИН тех товаров, которые производятся в самой системе. По мысли авторов документа, это частично позволит решить проблему труда заключенных и окупаемости самой системы ФСИН.
Именно работа делает пребывание в заключении хоть сколько-нибудь осмысленным
Фото: Дмитрий Лебедев, Коммерсантъ / купить фото
Именно работа делает пребывание в заключении хоть сколько-нибудь осмысленным
Фото: Дмитрий Лебедев, Коммерсантъ / купить фото
— Труд для заключенных — это обязанность или добрая воля? Известно ли, какое количество «сидельцев» работают?
— По законодательству, каждый осужденный обязан работать. Но на деле это далеко не так. Сегодня в России, по официальным данным ФСИН, работают около 46 процентов заключенных. Это соответствует уровню трудоустройства в исправительных учреждениях Финляндии. Хотя в реальности в России этот процент меньше, потому что ставки разбиваются на несколько человек.
Ксения Рунова, социолог
Ксения Рунова, социолог
Бывший осужденный, сидевший в одной из колоний, рассказывал мне, например, что в его колонии настолько дробили ставки, что не было работы для каждого трудоустроенного даже на пару часов в день. Многие осужденные отмечают, что работа — это зачастую единственная активность в отряде. Хотя там должны быть реабилитационные программы, групповая психотерапия и т.д. Отсутствие возможности трудоустроить большую долю людей связано с отсутствием достаточного количества рабочих мест, так как для этого нужно создавать филиалы производств на территории колоний.
Но это та сторона, которая, что называется, на свету. А есть ведь и то, что остается в тени: часто заключенные работают, но не трудоустроены формально, многие трудятся за возможность получения УДО, не получая при этом никакого денежного вознаграждения (хотя они получают некоторые другие привилегии от администрации).
Во многих учреждениях заключенные выполняют большую часть функций персонала, включая работу с документами (в том числе личными делами осужденных, их медицинскими документами), компьютерной техникой, системами видеонаблюдения.
Кстати, в отдельных случаях работа в колонии даже предполагает возможность выхода в интернет, а это является прямым нарушением законодательства. Кроме того, осужденных неформально привлекают к работам вне колоний по аналогии с солдатами срочной службы (стройки частных домов начальникам колоний и тому подобные вещи). Понятно, что в этих случаях переработки не оплачиваются, техника безопасности не соблюдается, случаются травмы. А так как работник не трудоустроен официально, он не может даже получить компенсацию за несчастный случай на рабочем месте. Поможет ли новый законопроект все эти печальные реалии изменить и цивилизовать, не ясно.
— Как вы оцениваете новый закон, вступивший в силу в январе нынешнего года, о создании филиалов колоний-поселений и исправительных центров при крупных предприятиях и стройках?
— В целом позитивно. До принятия этого закона осужденный мог работать только в том же поселке (в пределах того же муниципального образования), где находится его колония. Теперь есть возможность найти работу в крупных центрах того же субъекта Федерации, где рабочих мест больше. Не менее важно то, что часть осужденных попадают в исправительные центры после отбытия части срока в колонии более строгого режима, то есть появившаяся возможность — это еще один способ смягчения наказания наряду с переводом в колонию-поселение, ограничением свободы и так далее.
— Насколько нынешние российские реалии в части использования труда заключенных соответствуют международной практике?
— Что касается международной практики, понятие «принудительный труд», который регламентирует Международная организация труда, не включает «всякую работу или службу, требуемую от какого-либо лица вследствие приговора, вынесенного решением судебного органа, при условии, что эта работа или служба будет производиться под надзором и контролем государственных властей и что указанное лицо не будет уступлено или передано в распоряжение частных лиц, компаний или обществ».
Конвенция МОТ не запрещает принудительный труд, а ограничивает его определенными условиями, при которых он может применяться. Труд в исправительных учреждениях, например, может считаться нарушением международных норм, если он несправедливо оплачивается, а также если имеет место насильственное принуждение к такому труду. Хотя единых международных стандартов на этот счет нет, у каждого государства свои регламентации. Согласно стандартам Американской исправительной ассоциации (American Correctional Association), например, все трудоспособные осужденные (но не подследственные) должны работать и получать зарплату, которая не должна быть ниже минимальной заработной платы. Однако на практике во многих штатах заключенные получают намного меньше, а в некоторых штатах и учреждениях не получают зарплату вовсе. При этом в тех же США осужденные должны частично оплачивать медпомощь и другие услуги. В исправительных учреждениях Европы труд тоже существует, и от него нельзя безнаказанно отказаться (исключение — участие в реабилитационных программах или получение образования).
Кроме того, во многих странах Европы и в США есть общественные работы. Это аналог российских обязательных работ, то есть бесплатный труд несколько часов в день без изоляции от общества. В Европе и США обязательными работами заменяют штраф или короткий тюремный срок. Как правило, от обязательных работ осужденные не уклоняются, а вот штрафы часто не платят. В Финляндии общественные работы, не предполагающие изоляции от общества, являются вторым по строгости наказанием после лишения свободы, его назначают только в качестве альтернативы лишению свободы (то есть когда суд уже назначил лишение свободы, он может его заменить на общественные работы).
— Исследования показали: существующая «экономика российской тюрьмы» мешает социализации заключенных и плодит рецидивистов. Какой выход здесь можно было бы предложить?
— На мой взгляд, это не совсем вина «экономики тюрьмы».
Рецидивистов плодит то, что в России слишком длительные сроки отбывания наказания по сравнению со среднеевропейским уровнем, тюрьмы и колонии изолируют людей от общества и отбирают у них навыки жизни на воле, что ведет к разрушению семейных связей.
«Экономика», однако, бесспорно, влияет на другое: низкая заработная плата ведет к тому, что осужденный не может накопить денег на первое время после освобождения; сам по себе труд в основном неквалифицированный, теряются навыки; профессиональное образование, которое осужденные получают в колониях,— некачественное (устаревшее оборудование и т.д.), а значит, специалист с таким образованием не сможет эффективно работать по профессии на воле. И все эти позиции заслуживают самого пристального внимания. В том числе и со стороны законодателей, если, конечно, их волнует не только проблема «самоокупаемости» учреждений ФСИН.