Ленин вне Мавзолея
Анна Толстова о том, как и почему современное искусство оживляет образ вождя мирового пролетариата
22 апреля в России не будут всенародно праздновать 150-летие со дня рождения В.И. Ленина, и вовсе не из-за пандемии. Календарь, в котором этот день был красным, давно аннулирован. Однако не для всех Ленин остался в прошлом — современных художников продолжает волновать его образ.
«Зато наши скульпторы — люди богатые. Больше всего они получают за изображение Ленина. Даже трудоемкая борода Карла Маркса оплачивается не так щедро. Памятник Ленину есть в каждом городе. В любом районном центре. Заказы такого рода — неистощимы. Опытный скульптор может вылепить Ленина вслепую. То есть с завязанными глазами». Этот довлатовский анекдот про памятник с двумя кепками — одна на голове, другая в кулаке — напоминает, что не только за изображениями, но и за всеми статьями, монографиями, дипломами и диссертациями на тему «Образ Ленина в искусстве» стояли главным образом два побуждения: либо продвинуться по карьерной лестнице, либо спасти шкуру, оказавшуюся в опасности по самым разным причинам — от неправильного происхождения до опрометчивой шутки в компании бдительных товарищей. Начальная стадия этого словотворческого процесса, когда советские искусствоведы и критики, среди которых были фигуры ранга Якова Тугендхольда, интересовались темой не из прагматических соображений, продлилась весьма недолго, примерно до середины 1920-х, и более или менее совпала с тем временем, когда советский авангард искал революционные образы вождя мировой революции — вроде «Ленинской трибуны» Эля Лисицкого или «Восстания» Климента Редько. Однако борьба с формализмом и торжество конъюнктуры довольно быстро превратили лениниану в набор штампов — и для искусства, и для его истории. Дважды мумифицированный — в Мавзолее и в выхолощенной иконографии — Ленин был куда живее в зарубежном модернизме левой ориентации, начиная с мексиканских муралистов, но этот опасный модернизм, то и дело впадавший в заблуждения троцкизма и формального экспериментаторства, выводил советское искусствознание из зоны комфорта, а современное искусство, изредка обращавшееся к ленинским иконам, и вовсе попадало в зону неразличения. Тем интереснее тема «Образ Ленина в искусстве» сегодня, когда ее, казалось бы, совершенно освободили от идеологических нагрузок. Оглядываясь на столетие канонизации и деканонизации Ленина в искусстве, нетрудно заметить, что оно распадается на два периода: период серьезности и период иронии. Как говорил Станислав Ежи Лец, иногда ирония должна восстановить то, что разрушил пафос.
Йорг Иммендорф. «Портреты классиков», 1975
Фото: Jorg Immendorff
Те из немецких художников, кому удалось бежать из ГДР в ФРГ, не избежали темы соцреалистической травмы и ее преодоления: Герхард Рихтер начал свою карьеру на Западе под ироническим брендом «капиталистического реализма», Георг Базелиц на старости лет разразился огромной серией «Русских картин», в которой был и ремейк герасимовского «Ленина на трибуне», только написанный издевательской пуантелью и, по базелицовскому обыкновению, перевернутый вверх ногами. Йоргу Иммендорфу бежать с Востока не приходилось, и в Дюссельдорфской академии у Йозефа Бойса его никто не истязал премудростями соцреализма, но, как убежденный маоист, коммунист и пацифист (по крайней мере, в молодости), он последовательно, хоть и критически, обращался к искусству левого фланга. В «Портретах классиков» процитирована известная пропагандистская икона с головами Маркса, Энгельса, Ленина и Сталина, но рядом с ним живописец-политпровокатор помещает голову Хрущева, разоблачителя культа личности; лики теоретиков и практиков коммунизма с Лениным в смысловом центре композиции парят над Дюссельдорфом, а в небесах над ними парят серпы и молоты, причем тот, что оказывается на ночной половине небосклона, приобретает некоторое сходство со свастикой.
Вагрич Бахчанян. «Лолита. Проект обложки для книги», 1975–1978
Фото: Вагрич Бахчанян
Афоризмы Вагрича Бахчаняна, концептуалиста-самоучки, друга Эдуарда Лимонова и сотрудника «Литературной газеты», мгновенно растворялись в городском фольклоре — сегодня только филологи и искусствоведы скажут, что у якобы народного «Мы рождены, чтоб Кафку сделать былью» имелся автор. Афористическая манера была свойственна Бахчаняну-художнику в той же степени, что и Бахчаняну-литератору: одной лишь подписью «Лолита» к кажущемуся хрестоматийным образу «самого человечного человека» с девочкой на руках он подводит черту под темой «Ленин и дети», которой были изнасилованы и советская литература, и советский читатель.
Art & Language. Из серии «Портрет В.И. Ленина в стиле Джексона Поллока», 1979–1980
Фото: Art & Language
В профиль, в три четверти, в кепке, без кепки — постепенно, как в тесте Роршаха, из месива красочных брызг начинают проступать знакомые каждому советскому, да и не только советскому, человеку черты. Комический эффект, возникающий из невозможного сочетания двух идеологем, общего места советской изопропаганды и эмблемы западной свободы творчества, был рассчитан на зрителей с обеих сторон железного занавеса — и тех, кому внушали, что дриппинг Джексона Поллока свидетельствует о кризисе буржуазной культуры Запада, и тех, кто в соответствии со знаменитой статьей «Авангард и китч», написанной будущим апологетом нью-йоркской школы и крестоносцем формализма Клементом Гринбергом, видел в советском изобразительном искусстве примитивный набор пропагандистских клише. На протяжении 1979–1980 годов британские концептуалисты из Art & Language написали 13 портретов Ильича в манере Джека Орошителя (Jack The Dripper), как прозвали Поллока насмешливые журналисты. К этому времени в группе осталось три человека: художники Майкл Болдуин и Мел Рамсден и искусствовед Чарльз Харрисон — ему-то и принадлежала идея гибрида, высмеивающего культурно-идеологические баталии Холодной войны. Впрочем, помимо лежащих на поверхности, в серии были и другие смыслы: английские юмористы заставили Поллока, посмертно превратившегося в главного героя художественного рынка, писать портреты главного борца с всевластием мирового капитала.
Александр Косолапов. «Ленин Coca-Cola», 1980
Фото: Tsukanov Family Foundation
Ленин появляется в искусстве Александра Косолапова гораздо чаще, чем у других мастеров соц-арта, и это естественно для художника, чей творческий принцип — жонглировать самыми ходовыми, затасканными словами и образами: рекламными слоганами и партийными лозунгами, логотипами транснациональных компаний и иконами масскульта. Вершиной косолаповской ленинианы стал плакат «Ленин Coca-Cola» — ответ британским остроумцам из Art & Language, переводящий дискуссию на язык поп-арта: голова Ильича, словно бы сошедшая с пионерского значка, призывала пролетариев всех стран употреблять кока-колу, повторяя за рекламой начала 1970-х, что это — настоящая вещь, а кумачовый фон, равно близкий советской наглядной агитации и фирменному стилю компании, служил общим знаменателем для слова и изображения. «Ленин Coca-Cola» возник в 1980-м, уже после эмиграции москвича Косолапова в Нью-Йорк, и именно там пал жертвой цензуры, но не коммунистической, а капиталистической: растиражированный в открытках, шелкографиях и постерах, он попался на глаза представителям Coca-Cola, компания принялась судиться с художником из-за незаконного использования логотипа, и в итоге нью-йоркскому Public Art Fund пришлось отказаться от проекта билборда «Ленин Coca-Cola» на Таймс-сквер.
Леонид Соков. «Встреча двух скульптур», 1987
Фото: собственность автора
Еще один блестящий ответ британцам из Art & Language, буквально переводящий дискуссию о двух художественных системах в новое измерение — от живописной плоскости к скульптурному объему. Из всех художников, ассоциирующихся с соц-артом, скульптор Леонид Соков был наиболее чувствителен к пластической выразительности образа, которой у него не теряют даже те, что, казалось бы, давно превратились в чистые знаки. Настоящим шедевром в серии, где типовые ленинские монументы комбинировались с такими иконами авангарда, как «Летатлин», «Бесконечная колонна» Константина Бранкузи или колдеровские «мобили», стала «Встреча двух скульптур». Играя масштабами и объемами, Соков вынуждает кабинетную статуэтку Ленина посмотреть в глаза «Идущему человеку» Альберто Джакометти, и мелочно-реалистическое изображение конкретного исторического лица — лицом к лицу с обобщенным образом человека, вышедшего из «последней катастрофы» Второй мировой,— неожиданно оборачивается той самой отвлеченной абстракцией, которую на чем свет стоит ругала советская эстетика. Характерно и то, что автор скульптуры, ставшей художественным символом экзистенциализма, известен всем, тогда как в статуэтке Ленина, анонимном штампе соцреализма, с трудом можно узнать прототип — работу «старого специалиста» Константина Клодта, сделанную в начале 1920-х на Каслинском чугунолитейном заводе, где консервативный академист пережидал авангардную революцию.
Энди Уорхол. «Ленин», 1986
Шелкографическая серия портретов Ленина была закончена за два месяца до смерти Энди Уорхола — главный иконописец американского поп-арта мог бы и вовсе пройти мимо главной советской иконы, если бы не предприимчивость его мюнхенского галериста Бернда Клюзера. Среди первых имен европейского и американского искусства, которые представляла галерея, было немало итальянских трансавангардистов — один из них, Энцо Кукки, рассказал Клюзеру, что его приятель купил в Риме какой-то очень странный снимок молодого Ленина (на самом деле фигура Владимира Ульянова была вырезана из известной групповой фотографии членов «Союза борьбы за освобождение рабочего класса», снятых в Петербурге зимой 1897 года). В обрезанной фотокарточке Клюзеру почудилось нечто супрематическое, и он решил подсунуть ее Уорхолу, рассудив, что перестройка в СССР и начало переговоров Горбачева и Рейгана — самое подходящее время для того, чтобы папа поп-арта воспел вождя мирового пролетариата.
Арман. «Идеологическая винокурня», 1996
Фото: ARMAN / Place de la Garonne
Друг Ива Кляйна и пионер «нового реализма», автор «Полноты», как называлась выставка в галерее Ирис Клер, забитой всяким хламом сверху донизу так, что войти в нее не представлялось возможным, Арман рано дезертировал из революционных рядов европейского поп-арта, переметнувшись на сторону американцев и примкнув к партии Энди Уорхола. Постепенно его новаторские «аккумуляции» — памятники эпохи потребления, «вещественные подборы» из однотипных предметов первой и не первой необходимости, от россыпи проржавевших ложек и вилок до запаянных в бетон автомобилей,— приобрели вид вполне салонного паблик-арта с политическими обертонами разной степени отчетливости. Такова и «Идеологическая винокурня», огромный самогонный аппарат из дюжины бюстов и барельефов Ильича, которая, правда, пока не нашла себе постоянного места в каком-нибудь городском пространстве.
Бэнкси. «Ленин на роликах (Кто заморозил революцию?)», 2003
Фото: BANKSY
Ленин не провозглашает советскую власть, как на «датской» композиции Владимира Серова, написанной в 1947 году, удостоившейся Сталинской премии и многократно повторенной самим автором, его подражателями и копиистами. Ленин в той же серовской позе легкомысленно рассекает на найковских роликах, предавая дело мировой революции, которому остаются верны анархисты с букетами вместо «коктейлей Молотова» и другие любимые герои Бэнкси. Если в XX веке Ленин покорял городские пространства планеты в виде барельефов, бюстов, погрудных памятников или статуй в полный рост, то в XXI веке последней надеждой ленинской монументальной пропаганды остается трафарет стрит-артиста.
Костин Ионицэ. «Ленин, переделанный в гидру», 2012
Фото: AP
Вслед за падением Берлинской стены и распадом СССР все страны бывшего Восточного блока и бывшие союзные республики охватил процесс «ленинопада». Колоссальный памятник Ленину в Бухаресте, который был установлен в 1960 году перед зданием редакции румынской газеты «Искра», выстроенном в подражание сталинским высоткам, ненамного пережил супругов Чаушеску — его снесли в марте 1990-го. На протяжении 20 лет ленинский пьедестал перед Домом «Искры», ставшим Домом свободной прессы, пустовал, а в 2010–2014 годах сделался площадкой для «Проекта 1990», напоминающего «Четвертый постамент» на Трафальгарской площади в Лондоне: 20 художников поочередно выставляли здесь свои временные монументы. Самым эффектным в «Проекте 1990» оказалось кратковременное возвращение Ленина в образе гидры работы бухарестского скульптора Костина Ионицэ: вместо головы из туловища статуи, отлитой по образцу свергнутого колосса Бориса Караджи, произрастали семь роз на жутковатых змееподобных стеблях. Родившийся в 1978 году, Ионицэ, возможно, еще имел счастье читать высказывания классика о «гидре революции» в начальной школе, однако сам скульптор утверждал, что его работа — метафора румынской коррупции.
Тацу Ниси. «Сдается квартира», 2017
Фото: Tatzu Nishi; Photo: Kristina Cyziute
Японский художник-иллюзионист Тацу Ниси специализируется на одомашнивании общественных пространств: его инсталляции-интервенции часто возникают вокруг городских монументов, так что зритель, сняв номер в отеле, внезапно появившемся прямо посреди главной площади, может провести время в уютной комнатке, куда зачем-то въехал бронзовый полководец на лошади или забрел знаменитый человек из мрамора в лавровом венке. На Каунасской биеннале 2017 года Тацу Ниси выступил с двумя парными инсталляциями. Одна была устроена вокруг статуи Свободы Юозаса Зикараса, снесенной Советами в 1950 году и вернувшейся на свой пьедестал только в 1989-м: попав на маленькую советскую кухню со свирепо ревущим холодильником и цветастыми кастрюльками на плите, ошалевший зритель видел фигуру крылатой женщины со знаменем, которая вырастала прямо из обеденного стола, покрытого клетчатой клеенкой. Другая инсталляция представляла собой типичную квартирку, какие сдают туристам, но в качестве постояльца в ней поселился монументальный бронзовый Ильич работы народного художника Литовской СССР Наполеонаса Пятрулиса, лишившийся постоянной прописки в Каунасе в то самое время, когда Свобода вернулась на свое законное место.
Братья Гао. «Мисс Mao, пытающаяся балансировать на макушке Ленина», 2009
Фото: The Jon B. Lovelace Collection in Carol M. Highsmith's America Project, Library of Congress
Гигантская голова Ленина служит базисом для надстройки в виде фигурки Мисс Мао, удерживающей равновесие на скользкой лысине с помощью шеста, словно канатоходец. Семиметровая композиции из хромированной стали входит в большой цикл братьев Гао, посвященный их фирменному персонажу Мисс Мао. В долгоиграющем проекте самых известных соц-артистов Китая Великий кормчий меняет пол, возраст и имидж, обзаводится женской грудью в соответствии с лозунгом эпохи «Культурной революции», провозглашавшим Мао Цзэдуна матерью нации, и приобретает дурашливую мультяшную физиономию, что-то вроде гибрида Пиноккио и Минни-Маус, поскольку давно стал таким же образом масскульта, что и диснеевские герои, тогда как Ленин, изредка появляющийся рядом с Мао, сохраняет свой канонический облик. Работа была сделана на Ванкуверской биеннале 2009 года и установлена в Ричмонде, входящем в Большой Ванкувер, но вызвала протесты местных эстетов и переехала в Лос-Анджелес, под крыло одной из тамошних галерей, а когда она закрылась, художников попросили забрать скульптуру, что повергло их в панику: в Китае у братьев Гао, считающихся столь же неблагонадежными, как и Ай Вэйвэй, вполне могли возникнуть проблемы отнюдь не эстетического характера.
Эрвин Вурм. «Ленин», 2013
Фото: Photo Studio Wurm
Лучший ученик Франца Веста австриец Эрвин Вурм тоже заставляет зрителя служить скульптуре, снабжая его массой дурацких инструкций и приспособлений, чтобы он мог хотя бы на минуту предстать в виде абсурдистского и забавного произведения пластического искусства. Однако в «Ленине», сделанном ко второй московской выставке Вурма, которую в 2013 году устроила галерея «Риджина», скульптура, наоборот, служит человеку, превращаясь в удобный столик. Кроме художественного образования Вурм получил диплом искусствоведа, что очень заметно по фигурке Ленина: туловище вождя решено в конструктивистском духе, а голова — в соцреалистском, так что статуя в целом представляет собой краткую историю советской монументальной пропаганды.
Владислав Мамышев-Монро. Из серии «Жизнь замечательных Монро», 1995–1996
Фото: Владислав Мамышев-Монро
Серия «Жизнь замечательных Монро», с которой Владислав Мамышев-Монро дебютировал на столичной галерейной сцене, знаменовала переход — из Петербурга в Москву, из андерграунда в дискурс и гламур, из маргиналов и фриков в большие художники, из клуба в музей. И главное — от вечного движения к статике, от беспрестанного живого перформанса первой отечественной дрэг-квин, героя «Пиратского телевидения» и безобразника круга Тимура Новикова к законченному образу, просящемуся на стену в рамочку. Естественно, что к компании Наполеона, Гитлера, Иисуса, Будды, Мэрилин и Дракулы должен был присоединиться Ильич — роль давалась виртуозу перевоплощений нелегко, мешали слишком изящные руки, на одном из двух вариантов композиции удачно сжатые в кулаки.
Ясумаса Моримура. «Реквием: Владимир в ночи, 1920», 2007
Фото: Yasumasa Morimura
Материалом для перевоплощений японца Ясумасы Моримуры, с которым неизбежно сравнивают Мамышева-Монро, чаще всего служит та история искусства, какую можно рассказать в ста шедеврах. Но в проекте «Реквием по XX веку» Моримура основывался на исторических фотографиях, а поскольку одним из ключевых событий прошедшего столетия он всегда называет русскую революцию, то без Ленина в этой серии было не обойтись. «Владимир в ночи» представляет собой ремейк известного снимка, на котором Ленин запечатлен 5 мая 1920 года в Москве, на площади Свердлова, в момент выступления перед войсками, отправляющимися на польский фронт. Примечательно, что съемки происходили в Камагасаки, гигантском районе трущоб, нищеты, отчаяния и социальной напряженности, которым Осака, родной город Моримуры, прославилась не только на всю Японию, но и на весь мир.
G.R.A.M. «Лежит, забальзамированный. Тело Ленина в Мавзолее на Красной площади в Москве до сих пор остается туристической достопримечательностью. Но очереди становятся короче», 2006
Фото: G.R.A.M./Christine Konig Galerie
Австрийская группа G.R.A.M. специализируется на краже образов, как массмедийных, так и высокохудожественных: газетные снимки, телерепортажи, сцены из фильмов Чарли Чаплина или экзекуции венских акционистов воспроизводятся в постановочных фотографиях и видео G.R.A.M. так, что в картинках вдруг начинают проступать неожиданные смыслы. Скажем, в репортерских кадрах с депутатскими драками, какие нередки в парламентах, обнаруживаются евангельские аллюзии на всевозможные «Избиения младенцев» или «Бичевания Христа». Фотография Ленина, в роли которого предстал один из основателей группы, художник и арт-критик Мартин Бэр, входит в серию «Global player», посвященную образам политиков и политике образов. Попав в компанию Мао Цзэдуна, Иосипа Броз Тито, Ким Чен Ира, гендиректора Volkswagen и других «вождей», запечатленных в каноническом виде еще при жизни, «забальзамированный» тем не менее и правда оказывается «живее всех живых».
Юрий Шабельников и Юрий Фесенко. «Ленин в тебе и во мне, или Мавзолей: ритуальная модель», 1998
Фото: Юрий Шабельников и Юрий Фесенко; Галерея «Дар», Москва
Акционистская история соц-арта почему-то приобрела гастрономический уклон. Она начинается в 1975 году, когда отцы-основатели, Виталий Комар и Александр Меламид, изготовили «Биточки прессные (из газеты "Правда")», то есть провернули через мясорубку пачку газетных листов, нажарили котлет и причастились идейно-духовной пище. И заканчивается в 1998 году, когда Юрий Шабельников и Юрий Фесенко, не имеющие формального отношения к соц-арту, устроили нечто вроде коммунистической евхаристии в московской Галерее наивного искусства «Дар»: единственным экспонатом их выставки был восьмидесятикилограммовый торт в виде лежащего в гробу Ленина — вернисажную публику угощали песочно-кремовой плотью вождя. Иронически откликаясь на дискуссии 1990-х о выносе тела из Мавзолея, Шабельников и Фесенко изобразили наивных художников, буквально реализующих метафору из известной советской песни на слова Льва Ошанина про «Ленина в тебе и во мне». Как и положено настоящему акционизму, «Ритуальная модель» вызвала бурю негодования: коммунисты обзывали вкусивших Ленина каннибалами, православные заговорили о кощунстве.
Павел Пепперштейн. «Ленин и девушка», 2019
Фото: Кристина Кормилицына, Коммерсантъ
Инсталляция, сделанная для прошлогодней ретроспективы Павла Пепперштейна «Человек как рамка для ландшафта» в музее современного искусства «Гараж», неожиданно напомнила о временах «Медицинской герменевтики» и «Мифогенной любви каст» фирменной пепперштейновской колобковостью, то есть готовностью уйти от интерпретации, как Колобок от бабушки с дедушкой. Сакральная фигура, так поразившая воображение будущего художника в детстве на экскурсии в Мавзолей, рано вошла в его литературно-художественное творчество, обернувшись метафорой советского, чьи агенты — зомби, живые мертвецы — будут вечно возвращаться в постсоветское настоящее. Восковая персона и силиконовая кукла, коммунистическая Мумия и Спящая красавица соединились в гробу хрустальном, и сон их будет вечен, как дурная сказка, которая, к сожалению, всегда с тобой.
Владимир Сальников. Из серии «Ленин и роботы», 2003
Фото: Владимир Сальников
Серия Владимира Сальникова «Ленин и роботы» не раз выставлялась в России, но мало кто знает, что у нее имеется близнец — аналогичная серия о Гитлере. Параноидальный сюрреализм обоих циклов стал реакцией на интеллигентские дискуссии перестроечного и постперестроечного времени, в которых проводились параллели между Третьим рейхом и Советским Союзом.
Ербол Мельдибеков. «Мутации», 2001
Фото: Erbossyn Meldibekov; Collection M HKA, Antwerp
«Мутации» казахского художника Ербола Мельдибекова, которым подвергается типовой бронзовый бюстик Ленина, напоминают эпизод из фильма Юрия Мамина «Бакенбарды», где светский монументалист-халтурщик за несколько секунд превращает лысую голову «великого вождя и учителя» в кудрявое «солнце русской поэзии». Несколько простых операций — и Ильич у Мельдибекова сплющивается в кошмарного уродца, надевает троцкистские очочки, выворачивается наизнанку или обретает монголоидные черты очередного потомка Чингисхана. Но при всех внешних трансформациях вождистская сущность образа сохраняется, подобно имперскому гену, успешно мутировавшему в ряде бывших республик советской империи.
Ринат Волигамси. «Неофициальный альбом», 2005–2006
Фото: Ринат Волигамси
Конечно, Ленин как вождь мирового пролетариата принадлежал всему прогрессивному человечеству и всем братским народам Советского Союза в равной степени, однако каноническая биография его не оставляла сомнений в том, что судьбы мировой истории он вершил из двух населенных пунктов планеты, Петербурга и Москвы. Уфимец Ринат Волигамси излагает альтернативную биографию товарища Ульянова — на основе неких архивных фотографий, долгое время скрывавшихся от почтенной публики: у Володи был брат-близнец Сережа, революцию они делали вместе, после смерти Владимира Сергею пришлось бежать — Финляндия (фотомонтаж «С.И. Ульянов с дочерью Наташей близ финской границы. 1925 г.», где оба — на одно усато-бородатое лицо с ленинским прищуром, гомерически смешон), Швейцария, Мексика, Куба... На первый взгляд мокументальный «Неофициальный альбом» — всего лишь остроумная пародия на всевозможные историко-конспирологические откровения. Но, внимательно присмотревшись к этим Володе и Сереже, родившимся в Уфе, носившим башкирские тюбетейки и всю жизнь сохранявшим верность национальным пристрастиям и обычаям — от баяна до многоженства, мы заметим, что фигура Ленина подвергнута здесь иронической деколонизации.
Моин Фаруки. «Автопортрет с Лениным», 2013
Фото: Moeen Faruqi
«Двое в комнате. Я и Ленин», только не фотографией на белой стене, а собственной персоной — верхом на лихом скакуне. Пакистанский поэт Моин Фаруки изучал физику в Калифорнии и педагогику в Уэльсе, но, вернувшись в родной Карачи, предпочел свободную жизнь стихотворца и живописца — картины он, художник-самоучка, начал писать еще в 1980-е годы, и они всегда полны поэтических метафор. Его любимый жанр — семейные портреты в интерьерах, и непременным участником этих неуловимо абсурдных сцен оказываются животные, кошки, птицы или рыбы. На вопрос, почему товарищ Ленин заехал к нему на именинный торт, художник отвечает так: «Я пытался дополнить мою работу каким-то политическим образом и, возможно, черпал вдохновение в соцреализме. Ленин — такая известная фигура, и его образ мгновенно узнаваем. Я подумал, что его можно отлично скомбинировать с автопортретом». Это ли не лучшее подтверждение тому, что Ленин — как образ, миф, символ, мем — принадлежит всему человечеству, и каждый волен предъявить на него свои права.
Подписывайтесь на канал Weekend в Telegram