Коронавирус углубил образовательное неравенство

Как считает научный руководитель Института образования НИУ ВШЭ Исак Фрумин, о падении объема и качества обучения в период карантина надо говорить так же честно, как и о падении ВВП и доходов. Господин Фрумин отмечает резко выросший за последние месяцы — на 40% — уровень так называемой школьной неуспешности, которая создает риски долговременной неуспешности в трудовой и социальной жизни. «Было бы глупостью и самонадеянностью считать, что нынешние выпускники школ могли приготовиться к ЕГЭ так же хорошо, например, как выпускники 2019 года»,— уверен эксперт. В этой связи он предлагает план преодоления отставания.

Выйти из полноэкранного режима

Развернуть на весь экран

Во второй половине мая во многих странах начнутся школьные каникулы. Наша страна с ее самым коротким в мире учебным годом объявляет каникулы раньше многих других и сократит его еще больше. За редким исключением, больше миллиарда школьников, оказавшихся в январе—марте вне школьных классов, не вернутся туда в этом учебном году. Миллионы родителей и учителей вздохнут с облегчением. Закончится период чрезвычайной ситуации, когда образование с его многовековыми традициями классно-урочной системы вынуждено было «переобуваться на бегу», когда родители стали учителями, а телефоны и планшеты — лучшими друзьями знаний, умений и навыков.

Значит ли это, что мы можем начать новый учебный год, сделав вид, что ничего не случилось? И речь здесь идет не о том опыте дистанционного обучения, который мы все получили в последние пару месяцев. Речь о том, что за эти месяцы физического дистанцирования случилось с обучением, с образовательными результатами школьников. Надо признать, что, хотя усилия по быстрой организации дистанционного обучения позволили как минимум не потерять учеников, нам вряд ли удалось учить их с той же эффективностью, что и в традиционном учебном процессе.

Было бы глупостью и самонадеянностью считать, что нынешние выпускники школ могли приготовиться к ЕГЭ так же хорошо, например, как выпускники 2019 года.

Если мы честно говорим о падении ВВП и доходов в условиях карантина, то надо так же честно говорить и о падении объема и качества обучения в этот период. Пострадавшими становятся не только сотни тысяч предпринимателей, но и миллионы школьников. Но если финансовый капитал можно восстановить (в крайнем случае помочь из Фонда национального благосостояния), то человеческий капитал восстановить труднее.

Подчеркну, что признание потерь в качестве полученных знаний и навыков не означает упрека школам. Они старались как могли в условиях, в которых еще тридцать лет назад образовательные организации просто прекратили бы работу полностью. Да, они не были готовы к дистанционному обучению. А кто их готовил? Нельзя здесь винить и Министерство просвещения, которое подхватило систему образования как раз в начале пандемии. Мне кажется поразительным, например, что значительная часть наших школ продолжили обучение почти в синхронном режиме. Но, конечно, школы не сводятся к урокам и домашним заданиям. Даже в случае продолжения процесса в распределенной форме образовательный опыт оказался ограниченным. Что уж говорить о школах, которые вообще не имели никакого опыта работы в таком формате и фактически перешли на заочное обучение. Что говорить о школьниках, которые привыкли к внешней дисциплине и контролю.

Поэтому потери есть. И говорить об этом не стыдно.

Не случайно, согласно опросу ОНФ, 40% родителей считают, что дистанционное обучение ведет к снижению уровня знаний, дети программу не осваивают и, чтобы подтянуть результаты обучения, нужно будет заниматься дополнительно, в том числе летом и даже осенью. Подтверждение этих данных мы видим и в опросе ЦСП «Платформа»: примерно 66% родителей считают, что у детей неполноценная учебная нагрузка, что они теряют в качестве обучения, знаниях. Риски для качества признает руководство Министерства просвещения. 30 апреля министр заявил, что в начале следующего года будет проведена диагностика и организовано устранение пробелов.

«Доля школьников с риском "учебной бедности" могла увеличиться с 25% до 35%»

Можно ли оценить эти потери? Интересно, что сегодня разница в образовательных результатах часто оценивается как раз в терминах времени обучения. Так, например, разница в 10 баллов в исследовании PISA приравнивается к дополнительному году обучения. Верно и обратное: меньшее время обучения влияет на образовательный успех. По оценкам одного из ведущих экономистов образования Харри Патриноса из Всемирного банка, потеря одного семестра (полугодия) обучения эквивалентна потери 5% человеческого капитала (и будущих заработков). Даже если предположить, что в среднем система работала с эффективностью 50%, это означает потерю 2,5% человеческого капитала.

Казалось бы, очень скромная цифра и родителям не о чем беспокоиться. Но проблема в том, что эти потери распределены неравномерно. Сильные и успешные ученики, дети из образованных семей, у которых были и компьютеры, и помогающие родители, не потеряли почти ничего. А вот дети, у которых уже было академическое отставание, дети, которые не могли эффективно учиться из-за того, что у них нет интернета, компьютера, рабочего места, потеряли значительно больше. Об этом в недавних докладах заявили и Всемирный банк, и ЮНЕСКО.

Недавно замминистра просвещения заметил, что 700 тыс. школьников фактически не имели возможности участвовать в дистанционном образовании. Очень важно, что таким образом государство признало важнейший риск образовательного неравенства.

Можно говорить, что отставание этих детей от успешных учащихся увеличилось, а шансы на успех в обучении и профессиональной деятельности упали еще больше.

Министр просвещения Сергей Кравцов о работе школ в условиях эпидемии

Речь идет не только об учебном отставании. Наши исследования, исследования зарубежных коллег показывают, что для части детей эта ситуация стала и серьезным психологическим испытанием, ударом по социальным связям. Мои коллеги в Институте образования сейчас активно используют термин «учебная бедность». Он характеризует такую школьную неуспешность, которая создает риски долговременной неуспешности в трудовой и социальной жизни, снижает человеческий капитал страны. По нашим оценкам, доля школьников с риском «учебной бедности» могла за это время увеличиться с 25% до 35%. Причина здесь очень проста. Вынужденный формат обучения наименее подходит для отстающих или плохо организованных детей без достаточной семейной поддержки. Ситуация усложняется тем, что отставшие школьники не распределены равномерно. Речь идет о целых школах, в которых не удалось организовать сколько-нибудь эффективное дистанционное обучение. По оценкам ОНФ, таких школ может быть до 20%. Получается, что для целых школьных коллективов возникают риски отставания.

«Качество обучения пострадало от стихийного бедствия»

Очевидно, что мириться с этой перспективой нельзя. Мы не можем бросить детей, качество обучения которых пострадало от стихийного бедствия. Это не только негуманно и несправедливо, но и опасно для будущего экономического роста страны, который должен опираться на человеческий капитал. В совсем свежем докладе Лондонской школы экономики подчеркивается, что первоочередной задачей постпандемического периода должно стать восполнение пропущенных часов и сокращение отставания неуспешных учеников.

Что можно сделать исходя из наших условий, отечественного и международного опыта?

• Во-первых, не делать вид, что все в порядке, и попытаться оценить накопленное отставание. Для этого можно предложить школам провести добровольную диагностику результатов учебного года или провести исследование на представительной выборке. Подчеркну, эта диагностика не должна иметь никаких отрицательных последствий ни для детей, ни для школ. Она должна использоваться только для разработки корректирующих программ.
• Во-вторых, уже сегодня начать готовить и найти ресурсы на качественные летние образовательные программы, нацеленные именно на детей с рисками образовательной неуспешности. Речь идет не о пришкольных лагерях, работающих как камеры хранения, а о современно построенных образовательных практиках, которые могли бы восстановить и базовые навыки, и учебную мотивацию школьников.
• В-третьих, дети из бедных семей или из школ, где не было организовано сколько-нибудь систематическое обучение, могут получить сертификаты (ваучеры) для индивидуального обучения в одной из негосударственных дистанционных школ, которые смогут показать, что у них есть соответствующие образовательные ресурсы. Надо будет еще подумать, как обеспечить этих школьников нужными техническими условиями.
• В-четвертых, в следующем школьном году нужны дополнительные занятия с отставшими учениками. Особенно это касается школ, которым по объективным условиям не удалось организовать эффективное обучение.

На все эти дополнительные меры нужны дополнительные деньги. Об этом надо говорить прямо. Нельзя разыгрывать с нашими школами игру в тришкин кафтан, заставляя их в следующем году изыскивать внутренние ресурсы. Как получается, что именно детей нет среди тех категорий пострадавших граждан нашей страны, которые получают ресурсную поддержку? В любом случае следующий учебный год, хоть и будет (мы надеемся) проходить в более привычных условиях, станет решающим для образовательного успеха того поколения детей и молодежи, на которое пришелся шок пандемии.