Фото: Из личного архива авторов
Фото: Из личного архива авторов
Новость эта вызвала панику: журналисты назвали комиссию Мишустина «правкомиссией» — комиссией, которая правит русский язык, и начали говорить об упрощении и изменении норм и о грядущей «реформе русского языка». В МК появилась статья «Мишустин объявил реформу по русскому языку», а в «Комсомольской правде» — статья «Заец жжот: какой будет следующая реформа русского языка». Трудно сказать пока, будет от правкомиссии польза или вред, но реакция на эту новость в очередной раз показала, что люди плохо понимают, как устроены язык и орфография.
Словосочетание «реформа русского языка / реформа по русскому языку» вообще бессмысленно. Реформировать язык нельзя, как нельзя реформировать жизнь, природу или климат. Можно провести реформу графики, например, татарский язык с X века до 1927 года использовал арабское письмо, в 1927–1939 годах — латиницу, а с 1939 года — кириллицу. Эти реформы были связаны с государственной языковой политикой. В 1920-е годы во всех тюркоязычных республиках СССР советской властью была проведена латинизация, официальным основанием которой была ликвидация безграмотности, упрощение обучения чтению и письму. Но следствием этого стал разрыв с Кораном и с исламом в целом. В конце 1930-х годов, когда была забыта идея мировой революции, языки народов СССР стали переводить на кириллицу, что многими воспринималось как попытка русификации. Недаром татары Турции, Финляндии, Чехии, Польши, США и Австралии до сих пор используют татарскую латиницу.
В истории русского языка тоже были реформы графики и орфографии. В XVIII веке указ Петра I исключил из алфавита «ненужные» дубликатные буквы вроде кси (?) или пси (?). Числа стали записываться не буквами, а привычными нам арабскими цифрами, было изменено начертание букв, введен гражданский шрифт, приблизивший светские русские печатные издания к западноевропейскому образцу. По словам Михаила Ломоносова, волею Петра Великого буквы, следом за боярами и боярынями, «сбросили с себя широкие шубы и нарядились в летние одежды». Реформу русской графики и орфографии и провели большевики (а «Коммерсантъ» в 1989 году вернул себе дореформенный Ъ). Обе реформы были проведены в переломные для России времена силовыми методами.
Сейчас рычагов, которые позволили бы власти навязать людям правописание, мало. Даже если новые правила будут утверждены самыми высокими инстанциями, заставить следовать им всех издателей и корректоров удастся только в том случае, если эти правила не будут противоречить представлению людей о «грамотном» написании.
Все это отнюдь не значит, что проблемы русского письма уже все решены и лингвистам нечем заняться. «Правила русской орфографии и пунктуации» 1956 года, формально не будучи отмененными, давно не отражают практику. Например, «Правила» рекомендовали писать Мао Цзэ-дун и Дэн Сяо-пин, а в газетах утвердилось в качестве нормы написание без дефиса: Мао Цзэдун и Дэн Сяопин. Забавным сейчас выглядит правило, согласно которому в словосочетании «вооруженные силы» оба слова пишутся с прописной буквы, если речь о Вооруженных Силах СССР, только первое слово, если говорилось о вооруженных силах социалистических стран (Вооруженные силы ГДР) и оба слова со строчной буквы, когда имелась в виду армия капиталистических стран — вооруженные силы ФРГ.
Еще более важен вопрос о полноте правил. Правила 1956 года были заведомо неполны. Так, среди случаев, когда удвоение согласной в производящем слове не сохраняется в производном, не упоминались уменьшительные личные имена, образованные посредством суффикса -к. Между тем сложившиеся орфографические нормы требовали таких написаний, как Алка (а не *Аллка), Инка (а не *Иннка) и т. п., противоречащих «букве» правила. В числе корней с чередующимися гласными в «Правилах» не были упомянуты корни вес-вис. Тем самым оставалось непонятным, почему в предложении «Над дверью висела вывеска» в слове «вывеска» следует писать в корне букву е, а в слове «висела» — букву и. Конечно, в словах «висеть» и «вывеска» мало кто сделал бы ошибку. Но в некоторых случаях неполнота «Правил» может привести и к ошибочным написаниям. Так, в качестве слов, где после согласных в корне следует писать букву э, в них указывается только три слова: пэр, мэр, сэр (и в некоторых собственных именах, например, Мэри). Тем самым написание мэтр (мастер, учитель) не отвечает «букве» этого правила; однако очевидно, что именно такое написание соответствует орфографической норме, позволяющей отличить его от обозначения единицы измерения «метр».
Уже долгое время остро ощущается общественная потребность нового полного и непротиворечивого свода правил правописания с четкими и недвусмысленными формулировками. «Новизна» такого свода правил должна заключаться не в том, что он будет устанавливать новые орфографические нормы, а в том, что неудачные (неполные, туманные, двусмысленные) орфографические правила будут заменяться более четкими — при сохранении сложившихся орфографических норм. Лишь в случаях, когда орфографическая норма не вполне сложилась (например, колебания в написании прописных и строчных букв в названиях учреждений или в правописании новых слов, таких как риелтор/риэлтор или месседж/меседж), новый свод правил должен устанавливать ее так, чтобы она отвечала общим принципам, положенным в основу устройства русской орфографии. Но норма не должна навязываться государственными инстанциями; правила, задающие эту норму, должны носить характер рекомендаций.
Впрочем, есть случаи, когда решения, касающиеся орфографии и принимаемые официальными инстанциями, даже желательны. Во-первых, необходим орфографический минимум, которым должны овладеть выпускники средних школ,— чтобы на экзаменах не могли проверять знание орфографических норм, выходящих за пределы минимума. В частности, в этот минимум не должны входить орфографические нормы, подверженные объективному колебанию — такие, как слитное или раздельное написание выражения «с ходу» или написание имен собственных географических названий. Во-вторых, полезным было бы иметь четкие разъяснения, касающиеся орфографических норм в официальных документах. Например, в русском языке сложилась норма, что использование буквы ё допустимо, но не обязательно. Но оказалось, что у многих людей, в фамилии которых есть буква ё, она в ряде случаев записана с буквой е, а в других случаях — с буквой ё. Время от времени в газетах пишут об издевательствах, которым чиновники подвергают таких людей, отказываясь признать, что в документах речь идет об одном и том же человеке. Положение могло бы быть существенно улучшено, если бы государственные инстанции приняли постановление, что написания с буквой ё и е были бы официально признаны эквивалентными.
Однако возникающая в каких-то случаях желательность официального регулирования орфографии не подрывает общего принципа, согласно которому орфографические нормы не создаются государственной властью и не подчиняются ей и в этом отношении они подобны другим нормам литературного языка.