С людьми, потерявшими близких в день взрыва на станции метро "Автозаводская", специальный корреспондент Ъ ВАЛЕРИЙ Ъ-ПАНЮШКИН провел три дня. В оперативном штабе, в морге и на кладбище. И вот что: опознание и похороны становятся с каждым разом все более рутинной работой. Просто еще одной обязанностью властей. Мы начинаем привыкать.
Когда в Москве в Печатниках четыре года назад взорвали первый дом, журналистов еще пускали прямо на завалы. И там я познакомился с молодым спасателем, который обложил меня матом за то, что я разгуливал под висевшей на уровне седьмого этажа и на одной проволоке державшейся бетонной плитой. А потом мы разговорились и я спросил:
— Почему ты делаешь эту работу?
Тогда еще совсем не казалось, что терактов будет много и всем так или иначе придется делать эту работу. Тогда казалось, что работа спасателя необязательна. Я спросил:
— Почему ты делаешь эту работу?
— Потому что, пока я спасаю чужих детей, у меня есть уверенность, что кто-нибудь обязательно спасет моих, если меня не будет рядом.
Они довольно патетические люди, эти спасатели. Но было понятно, что этот парень относится к своей работе как к примитивной магии, у него двое детей, и он действительно верит, что пока спасаешь чужих, свои — в волшебной безопасности.
Когда взорвался вагон в метро "Автозаводская", меня уже никуда не пускали. Я понимаю. Государство и город пресекают истерику, которая возникла бы, если бы все люди вместо обычной жизни видели бы каждую неделю на экранах, как выглядят фрагменты тел.
Истерика и так возникла, и тоже на уровне примитивной магии. Чтобы защитить себя и своих близких, какие-то люди в Петербурге убили таджикскую девочку. Тот давешний спасатель хотел спасать чужих детей, чтобы волшебным образом оградить своих детей от опасности. А эти люди в Питере, чтобы оборониться от опасности, убили чужого ребенка. Вы уж сами решайте, какой способ лучше.
Выходные после взрыва в метро я провел у дверей Лефортовского морга. Там выходил человек и зачитывал список найденных на месте взрыва документов. В числе прочих документов был школьный дневник. Многие люди, стоявшие у дверей морга, не нашли в списке фамилий потерянных близких. Их посылали в прокуратуру, где следователи помогали им составить перечень цепочек, колец и других мелких предметов, по которым можно опознать обезображенные до неузнаваемости тела или фрагменты тел.
Эти люди стояли там, у дверей морга, часами. И им не нравилось, что я журналист и что стою рядом с ними. Я понимаю. Когда гибнут близкие, совсем не хочется, чтобы это становилось достоянием общественного любопытства.
Но вот в воскресенье пополудни я пришел домой. Мой пятнадцатилетний сын смотрел по телевизору КВН. Я понимаю, что мы с сыном по-разному смотрели на жизнь в тот день, потому что я только что приехал из морга, а у него был просто выходной день, почти такой же, как другие выходные дни. Но я ему сказал:
— Переключи, пожалуйста.
— Почему это?! — мальчик хотел было обидеться, ибо пятнадцатилетние молодые люди в каждом слове готовы усмотреть личное оскорбление. Но потом он посмотрел на меня, сообразил, что два дня назад в метро был теракт и погибли люди, и переключил канал.
По другому каналу шла программа "Аншлаг-Аншлаг". Юридически все было правильно. Официальный траур был назначен на понедельник. Юридически в воскресенье можно было показывать развлекательные программы, и их показывали. И смотрели, стало быть.
Потому что жизнь ведь продолжается, одни люди умирают, другие женятся, веселятся, влюбляются, ссорятся. Но одно дело "умирают", другое дело — "погибают". И если мы можем веселиться через день после того, как погибли люди, значит, мы сами объявили вокруг себя войну — только в военное время можно одновременно веселиться и знать, что вчера погибли люди.
Если вокруг нас война и никто не знает, когда она закончится, то рано или поздно очередь дойдет и до нас. И поэтому я предлагаю ни за что не соглашаться, что вокруг нас война.
Это только в военное время похороны погибших и попечение о вдовах и сиротах — рутинная обязанность государства. В мирное время каждый приличный человек считает своим долгом вдовам и сиротам помогать. То есть если мы им не поможем и сделаем вид, будто их нет и их беда нас не касается, значит, мирное время закончилось. Оно что, закончилось?