«Как, мол, я могу снимать кино про такого токсичного дядьку»
Роман Супер о том, как был придуман и сделан байопик Эдуарда Успенского
25 ноября в онлайн-кинотеатре Premier состоится премьера фильма Романа Супера и Ивана Проскурякова «Это Эдик. Сказка о подаренном и украденном детстве» — байопика детского писателя Эдуарда Успенского, где о нем говорят его друзья, коллеги, ученики — Юрий Энтин, Лев Гущин, Виктор Чижиков, Григорий Остер, Валентин Юмашев, Геннадий Гладков, Игорь Ковалев, Леонид Шварцман и многие другие, а также Татьяна Успенская, дочь писателя, которая в мае 2020 года опубликовала открытое письмо с просьбой не присваивать новой премии в области детской литературы имя Эдуарда Успенского и обвинила его в домашнем насилии. О жанре непарадного портрета, народных фильмах и секте телевизионных зомбаков Роман Супер рассказал Константину Шавловскому.
Фото: Роман Супер; Иван Проскуряков
Фото: facebook.com/romasuper
Как у тебя появилась идея снять байопик Успенского?
Как-то я зашел в книжный магазин «Москва» на Тверской, спустился на цокольный этаж, в букинистический отдел, и там увидел книжку, которая называлась «Эдик», на обложке которой был портрет Успенского, и я просто взял ее полистать. Потом увидел, что она как-то очень дорого стоит даже для букинистического отдела «Москвы», и выяснил, что в Москве есть только две такие книги в принципе. Тогда я ее купил и очень быстро прочитал. Она написана Ханну Мякеля, великолепным финским детским писателем, который прославился у нас благодаря своей сказке «Господин Ау». Оказалось, что он написал потрясающую биографию великого детского сказочника Эдуарда Успенского без умолчаний и цензуры. Если бы эта книга была написана в России, то в ней наверняка было бы сказано, что вот был такой великий сказочник, который писал потрясающие сказки. А Мякеля рассказал, почему он их написал, в каком ужасе он рос и какие чудовищные отношения у него складывались с собственной семьей, в том числе и это здорово повлияло на главные хиты Успенского. Притом что Мякеля был товарищем и другом Эдуарда Успенского, у него получилась очень честная книга.
А сам Успенский ее читал?
Да. Каким-то чудом эта биография им авторизована, хотя за всю свою жизнь Эдуард Успенский не дал, по-моему, ни одного честного интервью, в котором бы рассказал, что с ним происходило. Да и журналистов он, по-моему, за людей не считал. Может быть, он просто понимал, что во всей Москве будут продаваться только две таких книги и никто их тут не прочтет. «Эдик» сначала вышел в Финляндии на финском, где Успенский, по словам Мякеля, был популярен чуть ли не наравне с Астрид Линдгрен. И в тот момент, когда в СССР книг Успенского было не достать, в Хельсинки он продавался огромными тиражами. Когда я прочел эту биографию Успенского, я понял, что это готовый сценарий фильма, который остается только снять. И мы его сняли.
Фильм снят в жанре, которого в российском кино, кажется, еще не было,— документальная кукольная анимация. Кто придумал такую необычную форму для рассказа?
Кукольная анимация пришла от режиссера Вани Проскурякова, с которым мы вместе сделали это кино. Он давний поклонник такой советской, ламповой, аналоговой анимации, настоящий фанат кукольного мира. Он был знаком со всеми людьми, которые занимаются кукольной анимацией в Москве,— а их не очень-то много, потому что, к сожалению, они мало кому нужны в современной России. Идея была очень простой: мы хотели рассказать историю Успенского, поместив его в те самые сказочные миры, которые он придумал и подарил всем нам. И нам показалось логичным сделать его частью этих миров, поэтому мы придумали эти куколки и поместили их в те книги, которые он написал, и в его собственную судьбу, по которой он у нас гуляет. Мы сделали несколько кукол: куклу юного Успенского, когда он учился в МАИ и только-только начинал писать, куклу зрелого Успенского, это кукла-звезда, выглядящая так, каким мы его знаем и помним, и, наконец, куколку старенького Успенского, прошедшего через несколько онкологий и всяческие страсти-мордасти в личной жизни. А еще была одна большая, так называемая «театральная кукла», которая сидит за столом и реальным голосом самого Успенского рассказывает о своей жизни,— записи его голоса мы собирали из личных архивов, которыми с нами делились друзья Успенского. Всего четыре куклы. Сделали их в кратчайшие сроки, притом что кукольные мастера — это люди, у которых очень особые отношения со временем, свой хронотоп, где нет никаких дедлайнов. Куклы сделал Игорь Хилов, а ребята из «Цеха анимации» — это такое анимационное банд-формирование — буквально за полтора месяца сделали анимацию, которая в мирной жизни снималась бы, я думаю, года полтора.
В мирной жизни это, наверное, не только очень долго, но еще и очень дорого. Я где-то прочитал, что бюджет фильма 1,7 млн рублей, и не поверил своим глазам.
Да, потому что это неверная цифра. Эти деньги мы собрали на краудфандинге, и это не весь наш бюджет. Но, думаю, что всего мы около 4 млн потратили: если физически взять эти деньги и скрутить, то они, наверное, поместятся в один носок. Качественный полный метр за такие деньги можно снять только в том случае, если ты по-настоящему одержим. Наше кино делали 21 человек, все работали за троих, все были одержимы. Но для меня эти документальные истории — и «Это Эдик», и мой предыдущий фильм «С закрытыми окнами» про музыканта Децла, тоже краудфандинговый,— как я их называю, народные фильмы, они не совсем про заработок денег. У меня всегда поэтому параллельно в производстве с таким кино висят один-два коммерческих проекта, чтобы как-то жить.
Народные фильмы — это определенный кредит доверия со стороны зрителя. А российская аудитория вообще готова к тому, чтобы увидеть непарадный портрет писателя Успенского? Нет опасения, что многие увидят в твоем фильме, как написал кто-то у тебя в Instagram, «желание очернить великого сказочника»?
Ни в коем случае нельзя этого бояться. Недовольных всегда было и будет много — это не должно быть тормозом в работе. Вот представь себе, в каком хейте целых государств живет великий комик и сатир Саша Барон Коэн. Но он такой крутой именно потому, что он делает свое кино так, как он и только он считает нужным, не спрашивая никого. Могу сказать по опыту фильма «С закрытыми окнами», который посмотрели от 3 до 5 млн человек, что зрители в целом вполне себе адекватно воспринимают непарадные байопики. Ни в том ни в другом фильме в мою задачу не входило произнесение тостов в честь героев — я хотел рассказать интересную историю. Зрители, мне кажется, этого и ждут в первую очередь.
За время производства фильма у тебя самого менялось отношение к своему герою?
Когда мы уже почти закончили съемки и входили в постпродакшен, в сети появилось открытое письмо дочери Эдуарда Успенского о том, что папа в детстве ее очень страшно гнобил. И прозвучало оно громко и убедительно. После этого я получил сотни сообщений, в том числе от друзей и знакомых, смысл которых сводился к тому, как, мол, я могу снимать кино про такого токсичного дядьку. Я читал их и не верил своим глазам. Эти сообщения писали те же самые люди, которые, придя с работы и уложив детей спать, проводят часы за просмотром документальных сериалов на Netflix или HBO, герои которых, мягко говоря, не ангелы. Но если речь заходит о российском писателе, который оказался несвятым парнем,— у тех же самых людей это почему-то вызывает такую вот болезненную реакцию. И еще меня удивило, что те, кто меня знает, могли допустить, что я внимательно не изучил биографию Эдуарда Успенского до начала съемок. Ну, конечно же, я знал про конфликт Успенского с дочерью, и Татьяна Успенская была вторым человеком, которого я снял для своего фильма — задолго до шума с этим самым письмом. Более того, один из движков драматургии нашего фильма — это сложные отношения Успенского в семье, и прежде всего его отношения с дочерью. Когда я вслух произносил фразу, которая есть в фильме: «Великий сказочник, способный дарить детство и любовь для детей огромной советской и постсоветской страны, не смог полюбить собственную дочь»,— я ведь понимал, что это и есть фундамент для кино.
Фото: Роман Супер; Иван Проскуряков
Фото: Роман Супер; Иван Проскуряков
Фото: Роман Супер; Иван Проскуряков
Фото: Роман Супер; Иван Проскуряков
Фото: Роман Супер; Иван Проскуряков
Фото: Роман Супер; Иван Проскуряков
Фото: Роман Супер; Иван Проскуряков
Фото: Роман Супер; Иван Проскуряков
Фото: Роман Супер; Иван Проскуряков
Фото: Роман Супер; Иван Проскуряков
Фото: Роман Супер; Иван Проскуряков
Фото: Роман Супер; Иван Проскуряков
Фото: Роман Супер; Иван Проскуряков
Фото: Роман Супер; Иван Проскуряков
Фото: Роман Супер; Иван Проскуряков
Фото: Роман Супер; Иван Проскуряков
Фото: Роман Супер; Иван Проскуряков
Фото: Роман Супер; Иван Проскуряков
Фото: Роман Супер; Иван Проскуряков
Не думаешь, что ваш разговор мог как-то подтолкнуть ее к тому, чтобы написать открытое письмо?
На самом деле, если внимательно изучить архивы российских федеральных каналов, можно увидеть, что Татьяна Успенская выступала ровно с этим же заявлением неоднократно, просто русский Facebook не смотрит телевизор и до движения #metoo, в общем-то, не очень такими заявлениями интересовался.
То есть мы не знаем, сколько еще похожих историй рассказывается ежедневно в эфире федеральных каналов?
Мы, те, кто не смотрит русский федеральный телек, не знаем. А наши мамы и бабушки прекрасно знают, про кого и какие документальные фильмы будут сняты в ближайшие 10 лет.
Герои фильма легко согласились говорить про Успенского? В России же принято, что про покойников либо хорошо, либо ничего?
Конечно, нет, потому что Успенский за свою долгую жизнь умудрился испортить отношения более или менее со всеми, в том числе с ближайшими друзьями. Последние годы его жизни — это непрекращающиеся суды, скандалы и склоки, и, в общем, мало кто находил в себе силы и желание продолжать общаться с этим человеком. Близкий круг прекрасно знал про его отношения с дочерью, люди опасались, что я буду с ними об этом говорить, а говорить об этом, конечно, неприятно. И когда мы звонили и говорили, что снимаем фильм про Успенского, никто не сказал с первого раза: «Да, конечно, приезжайте!»
Как вы их уговаривали?
Я говорил, что есть великий русский детский писатель, который признан и в нашей огромной стране, и за ее пределами. И про этого великого русского писателя, который создал самых лучших персонажей нашего детства, написана ровно одна книга, причем человеком, который даже не является гражданином нашей страны. Про него не снят ни один фильм, который можно было бы продать на Netflix или HBO. Зато про него снято 150 телевизионных крикливых шоу, на которые время от времени приходили его бывшие жены и в которых речь шла только о том, кто, кого, когда и какими словами посылал в жопу. И вот таким образом мировая художественная и медиакультура отрефлексировали жизнь и творчество великого русского писателя Эдуарда Успенского. Я предлагал своим героям снять хотя бы одно хорошее и честное кино. Именно это мы и сделали.
А есть в биографии Успенского что-то специфически советское? Потому что из фильма более или менее следует, что история Успенского — это история превращения мальчика, победившего дракона, в дракона. Это у вас в фильме даже визуально подчеркивается — его кукла становится с возрастом похожа на куклу старухи Шапокляк, то есть того зла, которое он придумал, с которым боролся и в которое в результате превратился сам.
Мне кажется, что есть. Я не могу себе представить ситуацию, чтобы американский или финский детский писатель на протяжении десятилетия не мог продавать свои книги в своей стране, притом что вся тусовка детских писателей признавала его гением или по крайней мере очень талантливым человеком. Это такой биографический именно советский штамп, когда твой талант не может найти выхода из-за цензуры и серпентария внутри герметичной индустрии, в данном случае — детской литературы, но именно так функционирует сегодня, например, телевидение. Рассказывая об Успенском, я как раз и хотел показать, как это все тогда работало.
Толмацкий и Успенский — это в первую очередь герои нашего детства, детства поколения, выросшего в 1990-е. Это у нас на кассетнике звучал Децл, это нам желал спокойной ночи Успенский, приходя в гости к Хрюше. Для тебя это важно?
Да, конечно. Я очень много сейчас думаю про детство, про то, как я его провел, и про то, что сделали не так мои родители. Про то, в какой точке произошли неприятные события и разговоры, которые повлияли на то, что я, например, в свои 35 лет не всегда могу хорошо спать. У меня у самого двое детей, и мне очень важно не наделать тех же ошибок, которые были сделаны моими родителями и мною в моем детстве. Мне кажется, этот внутренний разговор с самим собой про детство во многом определяет мой выбор героев. И кстати, следующий мой фильм тоже будет про одного из героев нашего детства, про человека из советского телевизора.
Можешь рассказать, что за фильм?
Это кино про Андрея Сахарова, которое мы делаем к его столетию вместе с Игорем Мишиным из «МТС-медиа» и компанией «Амурские волны». Это мой первый опыт работы в игровом кино. Точнее, оно не совсем игровое — это будет большая свадьба трех жанров: документальная фактура, театральное пространство и актерская игра. Гремучая смесь, в которой великая история настоящего супергероя из прошлого века превратится в драму сегодняшнего дня. Я уверен, что это будет очень заметный фильм и, вероятно, первое русское кино, в котором жанровые границы будут так дерзко и нарочно размыты.
Российское документальное кино давно разделилось на две вселенные: телефильмы и сериалы с закадровым голосом, патетической музыкой и довольно скромным набором художественных средств, и авторская документалистика, которую можно увидеть, как правило, только на фестивалях. К какой из вселенных ты относишь себя?
Если вот так делить людей на секты, то я, конечно, в секте телевизионных зомбаков. Я скорее заморачиваюсь на том, чтобы все было вылизано и красиво, мы думаем, как раздобыть для съемок Arri Alexa или RED, а не как взять любую камеру и снять муху на стене. Если уж и снимать муху на стене, то обязательно хорошей камерой, обязательно с прекрасным оператором-постановщиком и звукорежиссером, чтобы шумы крылышек, бьющихся у мухи на стене, были слышны. В общем, я не отказываюсь от телевизионных производственных ритуалов, как не отказываюсь и вообще от своего телевизионного прошлого. Но я стараюсь сделать так, чтобы мои фильмы жили чуть дольше, чем живет телевизионный фильм внутри телевизора. Для этого нужна другая интонация, другая авторская оптика, другой режиссерский подход. Давай определим так: я выбрал срединный путь и завис между телевизором и фестивальным доком.
Кто из сегодняшних документалистов тебе близок?
А ты можешь с ходу назвать режиссеров фильмов, которые ты смотришь на Netflix? Кто снял «Короля тигров»? Или «Покидая Неверленд» на HBO? Я, к сожалению, помню героя и помню название. Даже вот так сразу не назову фамилию режиссера, снявшего «В поисках Сахарного Человека» — великолепный фильм про музыканта Сиксто Родригеса, получивший «Оскар». Такова участь документальных режиссеров, видимо. Если ты, конечно, не Вернер Херцог или Дзига Вертов.
В финале фильма про Успенского ты спрашиваешь всех своих собеседников, каким был бы Чебурашка, если бы он был придуман сегодня. У тебя самого есть ответ на этот вопрос?
Сегодня Чебурашка был бы несчастным ипохондриком в медицинской маске, к которому все никак не приезжает скорая помощь. Сегодня повестка исключительно такая. Сегодня такая сказка.
Грустная сказка — не уверен, что хотел бы прочесть такую на ночь своим детям.
Ну так и кино, вообще-то, грустное получилось.
Смотреть: Premier