50 книг, которые вы могли бы купить на non/fiction

Голландский автор Марике Лукас Рейневелд — агендер, предпочитающий обращение «они». В прошлом году они получили за свой первый роман международного «Букера», став самым молодым лауреатом в истории премии (Рейневелд 29 лет). Роман этот — отчасти автобиографический, хотя факты жизни доведены здесь до безжалостного макабра. Действие происходит на ферме в центральной Голландии, в протестантской общине. Главная героиня, девочка Яс, теряет старшего брата (он проваливается под лед). В попытке пережить горе и без того суровая семья доходит до настоящего остервенения. «Неловкий вечер» переполнен крайне жестокими подробностями физической и душевной жизни, но это не трансгрессивная литература в духе какого-нибудь Селина, а классический роман взросления, только заполненный лягушачьими трупами.

Вышедший этим летом и на редкость быстро переведенный дебютный роман знаменитого сценариста Чарли Кауфмана, автора «Быть Джоном Малковичем» и «Адаптации». Герой, кинокритик-неудачник по имени Б. Розенбергер Розенберг, знакомится с безумным режиссером-самоучкой, девяносто лет снимавшим самый длинный фильм в истории. Непризнанный гений умирает у Розенберга на руках, и тот решает явить его творение миру. Пленка случайно портится, и тут герой в свою очередь сходит с ума. Дальше — семисотстраничное безумие, знакомое по кауфмановским фильмам, но приобретающее новый размах: заговоры, мутации, клоны Дональда Трампа, зловещие разумные муравьи. Отчасти «Муравечество» — веселая сатира (с бесконечными пинками коллегам по Голливуду), но отчасти — серьезный экзистенциалистский роман о бредовости бытия.

Третий роман Адании Шибли, живущей между Иерусалимом и Берлином и ставшей одной из самых заметных фигур в новой палестинской литературе. В основе — реальная история: 9 августа 1949 года израильский военный отряд уничтожил арабскую деревню, оставив в живых одну молодую девушку, через четыре дня солдаты изнасиловали ее и расстреляли. Ровно через 25 лет родилась Шибли. Первая половина романа — попытка рассказать историю преступления. Вторая — повествование от лица палестинской женщины, пытающейся расследовать события 49-го года и самой переживающей постоянный страх и стесненность арабской интеллектуалки в Израиле. Важное достоинство романа Шибли — он далек от наивности: литература — слабое оружие против автомата, мертвым невозможно дать речь, но рассказывать о них стоит.

Впервые поставленных в 2015 году «Палачей» иногда называют лучшей пьесой англо-ирландского драматурга и режиссера Мартина Макдоны (в России его фамилию чаще пишут как «Макдонах») — автора «Залечь на дно в Брюгге» и «Семи психопатов». Это еще одна черная комедия. В 1965 году Великобритания отменяет смертную казнь, палачи теряют работу. Среди них — Гарри Уайт, второй лучший вешальщик в королевстве. Он становится обычным владельцем паба, где и происходит действие. Разумеется, у многих его посетителей — зуб на бывшего палача, а следовательно — повод для бесконечных мрачных шуток и мотив для любимого сюжета Макдоны — мести.

Роберт Антон Уилсон — важная фигура американской контркультуры, проповедник радикального агностицизма, политический публицист анархо-либертарианского толка, друг Тимоти Лири и его товарищ по расширению сознания, комментатор Джойса, исследователь теорий заговора, сам игравший в мага и иллюмината. Вышедшая в 1979 году его трилогия «Кот Шрёдингера» существует в двух вариантах — побольше и поменьше. На русский переведена сокращенная версия, и все равно это очень большая книга — величественно-бредовый роман, состоящей из фантазий на тему квантовой физики, едкой сатиры на Америку 1970-х, мистических трюков, сексуальных экспериментов и постмодернистских игрищ со всей мировой культурой.

Автор шокировавших публику абсурдно-кровавых пьес, перформер, близкий венскому акционизму, Вольфганг Бауэр был одной из самых революционных фигур австрийского авангарда 1960–1970-х и одновременно постоянным героем таблоидов, скандальной поп-звездой. Это первая его книга, переведенная на русский. Написанная в 1966 году «Горячая голова» — единственный роман Бауэра. Начинается он как вполне обыкновенная переписка между двумя друзьями, настораживают только постоянные разговоры о градусниках. Постепенно температура накаляется, местом действия оказывается мозг страдающего шизофренией человека, а текст превращается в безжалостную пародию на модернистский роман, раскрывающий тайны сознания.

В 2000-х филолог Александр Соболев был культовой в определенных кругах фигурой, благодаря публиковавшимся им в «Живом журнале» очерках о забытых поэтах модернистской эпохи. Часть этих разысканий вошла в двухтомник «Летейская библиотека» и книгу «Тургенев и тигры». Теперь Соболев написал роман. Сюжет его очевидно перекликается с основной деятельностью автора. Москва 1950-х, главный герой по имени Никодим случайно узнает, что его отец — известный исчезнувший писатель, и пускается на его поиски. Судя по фрагментам, «Грифоны охраняют лиру» — игровой филологический роман, но это не книга для своих. Даже в постах Соболева было видно, что он — прекрасный стилист, мастер разгадывать и загадывать загадки.

Поэт и прозаик Эдуард Лукоянов был самым талантливым радикалом в молодой русской литературе 2010-х. Теперь он написал первый роман, не слишком похожий на его раннюю фантасмагорическую прозу. Это почти документальный, по крайней мере, имитирующий документальность текст. Первая часть — больничный дневник, вторая — прогулки в районе «Савеловской». Сны, еда, книги, знакомые, соседи по палате. Лукоянов постулирует: «моя действительность не представляет никакого интереса», наплевав на читательские ожидания, возникающие из-за воинственного названия. В способе перевода жизни в литературу его проза и правда наследует Лимонову. Но если установка Лимонова — превращать себя в героя или антигероя и так бросать вызов миру, Лукоянов выбирает этого не делать. Его вызов — в презрительной пассивности, но от этого интонация дендистского хулиганства только выигрывает.

Написанный в конце XVI века «Освобожденный Иерусалим» Торквато Тассо — третий столп итальянской поэзии после «Божественной комедии» и «Неистового Роланда», рыцарский эпос о Первом крестовом походе, наполненный духовной апологетикой, воинственной жестокостью и разного рода эротическими приключениями. Наиболее канонический русский перевод Владимира Лихачева вышел в 1910 году и считается не слишком удачным. Работавший над своей версий полтора десятилетия Роман Дубровкин поставил задачу насколько возможно точно передать и формальную стройность оригинала, и его содержательную причудливость. Это первый перевод без цензурных изъятий.

Два новых тома «Литпамятников» — оба готические. Один — первое в России научное издание главного в истории романа ужасов. Здесь — обновленный перевод Татьяны Красавченко, без всяких купюр, так или иначе повторявшихся во всех русских изданиях «Дракулы», и с множеством дополнений, включая корпус вдохновлявших Брэма Стокера средневековых легенд о Владе Цепеше. Вторая книга — «Черная женщина» Николая Греча. Прозаик и публицист Греч привычно числится литератором третьего ряда, никому кроме специалистов по первой половине XIX века не интересным. На деле его мало кто читал. Вышедший в 1834 году его главный роман — готическая фантасмагория, скрещенная с исторической эпопей («Черная женщина» охватывает все примечательные события за полвека, от Пугачева до Наполеона),— был одним из первых настоящих хитов русской беллетристики.

Впечатляющая работа: первая публикация полного сохранившегося текста «Истории становления самосознающей души» Андрея Белого с множеством дополнительных материалов и обширным комментарием (два тома, полторы тысячи страниц). Этот трактат — опус магнум позднего Белого, нечто вроде его версии «Феноменологии духа». Формально это курс истории европейской философии от начала нашей эры до ХХ века, изложенный с антропософских позиций, по сути — поэтический роман о приключениях духа, одна из версий тотального текста, какие всю жизнь писал Белый. В конце 1920-х – начале 1930-х годов, когда писалась «История становления», советские органы развернули активное преследование антропософов, на время посадив среди прочих и жену Белого Клавдию Бугаеву. Внутри этой грандиозной книги есть и личная драма.

Один из лидеров советского авангарда, великий документалист Дзига Вертов всю жизнь писал стихи. Об этом мало кто знал и среди знакомых, и среди исследователей и поклонников. Первая небольшая публикация состоялась год назад, теперь вышло насколько возможно полное собрание. Большим поэтом Вертов, пожалуй, не был. Это тексты для внутреннего пользования — для себя и близких. Тем не менее они интересны как своего рода лаборатория — отработка монтажных приемов, знакомых по «Человеку с киноаппаратом» и «Шестой части мира», в другом медиуме и на материале собственной жизни.

Два первых томика нового проекта «Вздорные книги», занимающегося поисками забытых писателей. Оформление остроумно отсылает к выходившей на рубеже 1980-х и 1990-х знаменитой серии «Забытая книга», одному из символов возвращения шедевров модернизма широкому читателю. Но если там издавали Белого, Гумилева и Вагинова, то «Вздорные» берутся за авторов по-настоящему маргинальных. Эмилия Кислинская-Вахтерова — просветитель и публицистка, борец за народное образование. Ее дневник, образец поздней народнической прозы, написан в 1889–1891 годах и никогда не публиковался. Иван Шкотт (Болдырев) — прозаик-эмигрант, младший друг Алексея Ремизова, покончивший с собой в 30 лет, написав несколько рассказов и роман «Мальчики и девочки» о жизни подростков «из бывших» в первые годы советской власти. Издатели называют его эмигрантской «Республикой ШКИД».

Книга американского литературоведа и культуролога Марианны Хирш «Поколение постпамяти» вышла в 2012 году, однако одноименное эссе, из которого она выросла, появилось на 20 лет раньше и повлияло на все поле научных исследований памяти, публицистику и даже художественную литературу. Постпамять — это память о событиях, которые человек помнить не может, но помнит их отчетливее, чем факты собственной жизни. Речь прежде всего о событиях ужасных. Исследования Хирш касались детей, выживших в Холокосте, а сами ее идеи во многом основывались на собственном опыте (Хирш — дочь евреев, бежавших из Черновцов, в каком-то смысле землячка Пауля Целана). Работу постпамяти Хирш изучает в первую очередь на материале текстов: от «Аустерлица» В.Г. Зебальда до комикса «Маус» Арта Шпигельмана.

Сразу две поздних книги классика французской деконструкции. «Признания плоти» были последней вещью, которую Мишель Фуко готовил к печати, но довести работу до конца не успел, и по-французски книга вышла только в 2018 году. Это четвертый том знаменитого проекта «Исследования сексуальности». Его сюжет — плоть и пол в раннехристианскую эпоху: учения отцов церкви, монашеская аскеза, практики покаяния, идея благочестивого брака. Все это становится этапами становления современного европейского субъекта. «Говорить правду о самом себе» во многом перекликается с «Признаниями». Это курс лекций, прочитанных в 1982 году в Торонто. Он также посвящен тому, что Фуко называл «герменевтикой себя»,— способу конструирования человеком собственной личности. Предмет торонтских лекций — соотношение античных и раннехристианских подходов к откровенности, говорению истины.

Новая серия «Гендерные исследования» издательства «Новое литературное обозрение» открывается двумя книгами. Одна — переиздание классической работы «Дамы на обочине» Натали Земон Дэвис — книги о том, как на перифериях патриархального мира Европы раннего Нового времени возникали зоны неясности и свободы. Это биографии трех выдающихся женщин XVII века — писательницы Гликель бас Иуды Лейб, урсулинки-теолога Мари Гюйар де л’Энкарнасьон и художницы и биолога Марии Сибиллы Мериан. Вторая книга — совсем новая. Коллективная монография историков Натальи Пушкаревой, Анны Беловой и Натальи Мицюк — панорамное исследование русской сексуальной культуры от допетровских времен до советской эпохи. До сих пор исследования русской сексуальности либо носили эссеистический, если не бульварный характер, либо касались локальных проблем и эпизодов. Так что книга эта для своей области действительно важная.

Конституция 1936 года — известный парадокс советской истории: самый демократический свод законов своей эпохи, формально ставящий окончательную точку в классовой борьбе и декларирующий построение социализма, был принят накануне разворачивания Большого террора. Часто о сталинской Конституции говорят как об акте откровенного лицемерия. На деле все, конечно же, сложнее. В своей книге историк Ольга Великанова подробно разбирает историю составления Конституции — и, что еще важнее, инициированную самим Сталиным обширную публичную дискуссию о новом законе. Главный интерес Великановой: Конституция как эпизод в отношениях между властью и новым советским обществом, отношениях, в которых общество часто оказывалось большим консерватором.

Наверное, самая интересная из новейших книг по русской истории, исследование Виктории Смолкин посвящено советскому атеизму от его рождения в революционную эпоху до умирания в конце перестройки. О том, как советское государство боролось с религией, написано довольно много, и гораздо меньше — о том, что оно предлагало взамен. Советский атеизм не был простым отрицанием религии, он был в большой степени ее заменой — идеологическим проектом, отвечавшим на вопросы, которые люди привычно обращают к религии, учением со своей этикой, своей сакральностью, своими ритуалами — и в этом смысле он был вещью уникальной, отличной от обычной западной секулярности. Как пишет Смолкин, атеизм был местом, в котором коммунистическая идеология пыталась разрешить базовые вопросы человеческого существования — то есть вопросы жизни и смерти.

Новую книгу филолога и журналиста Глеба Морева составляют два очерка, объединенные мифом о диалоге поэта и царя, чарующем русской культурное сознание как минимум с пушкинских времен. Первый посвящен аресту Мандельштама и знаменитому телефонному разговору Пастернака и Сталина. Сюжет второго — высылка из СССР Бродского и его попытка изменить ход событий, написав письмо Брежневу. Морев внимательно реконструирует прошлое, привлекая множество новых документов. Но все эти подробности показывают, как работает (или, точнее, не работает) миф. Три героя-поэта пытаются действовать в рамках мифа — сделать власть равным партнером в своем великом сюжете, и все три по-своему терпят поражение.

Еще одна небольшая книга о Мандельштаме. Литературовед Юрий Левинг — специалист по двум темам: Набокову и «поэтике русского урбанизма» — то есть причудливым связям текстов и техники. Здесь он переносит отработанный на Набокове метод распутывания загадок и технический сюжет на Мандельштама. Книга — подробный комментарий к стихотворению 1935 года «Не мучнистой бабочкой белой». Как часто у позднего Мандельштама, это загадочный эсхатологический текст и одновременно отзыв на вполне конкретное событие — похороны погибших летчиков-испытателей в Воронеже. Левинг помещает стихотворение о бабочке в обширный «авиационный текст» русской поэзии. Как всякая книга-комментарий, «Поэзия в мертвой петле» требует вкуса к мелочам. В своем жанре она образцовая.

Большая книга воспоминаний Михаила Айзенберга, одного из лучших действующих русских поэтов старшего поколения. Это не классические мемуары, описывающие жизнь как связную последовательность эпизодов. Скорее серия всполохов памяти: встречи, расставания, здания, сны мешаются, но связывает их общая для всего, что пишет Айзенберг, нота сопротивления отчаянию, стойкого ожидания перемены. Помимо того, книга интересна и как свидетельство жизни московского художественного подполья позднесоветских лет. Одновременно с «Это здесь» выходит небольшая книжка филолога и главреда сайта «Арзамас» Филиппа Дзядко, посвященная айзенберговской поэзии. Это, впрочем, не литературоведческое исследование, а почти интимный дневник чтения, в каком-то смысле разговор со страшим другом через попытку понимания его стихов.

Первая книга новой серии издательства Corpus и Политехнического музея. Вышедший в 1987 году и с тех пор десятки раз переиздававшийся бестселлер американского научного журналиста Джеймса Глика — одна из самых влиятельных научно-популярных книг последних десятилетий. Ее предмет — хаос, незадолго до того ставший объектом изучения математиков, физиков и биологов, но уже переворошивший взгляды ученых на мироустройство. Сам Глик не ученый, он историк науки, поэтому о самых сложных вещах вроде множеств Мандельброта и аттракторов Лоренца пишет доступным языком. Его книга ввела хаос в моду, повлияла на популярную культуру от Тома Стоппарда до Дугласа Адамса, а самого автора превратила почти в звезду (Глик даже стал прототипом одного из главных героев «Парка юрского периода»).

Обаятельная книга американского биолога Роба Данна посвящена ближайшим соседям человека, бесчисленным и по преимуществу невидимым обитателям домов и квартир. Современный человек проводит в помещениях гораздо больше времени, чем на улице. Ему кажется, что его окружают родственники, коллеги, знакомые, а также домашние питомцы. На деле рядом с ним обитают сотни тысяч видов — бактерий, грибков, разнообразных рачков, паучков и мушек. Некоторые из них вредоносны, без других человек бы не выжил. Данн и его коллеги исследуют биосферу домов так же, как биологи обычно берутся за тропики и саванны — обнаруживают в них неведомый дикий мир с разнообразными укромными уголками. К примеру, целая глава книги посвящена жителям душевой насадки.

Еще одна приятная научно-популярная книга — успешный дебют молодого французского биолога Билла Франсуа, посвященный коммуникации рыб и других водных существ. Погружаясь в морскую воду, человек чувствует себя оглушенным, он ничего не слышит, но это только потому, что слушать он не умеет. Море переполнено криками дельфинов, призывными постукиваниями морских гребешков, своеобразными звуками, возникающими, когда сельдь выпускает газы (Франсуа рассказывает анекдот о том, как шведские военные приняли эти звуки за маневры русского флота и едва не развязали войну). Книга — не только путеводитель по языкам подводных жителей, но и лирическая автобиография, признание в любви к рыбам.

Новая книга популярного американского прозаика, автора романа «Жутко громко и запредельно близко», а также публицистического бестселлера «Мясо». Здесь Джонатан Фоер продолжает ту же линию. Это манифест осознанного потребления, написанный со страстью к высокой патетике. История человечества разворачивается как история катастроф и прозрений и подводит к сегодняшнему дню — к новой катастрофе глобального потепления и к прозрениям о том, как ее остановить. Помимо проповеди, тут есть и конкретные рецепты. Намек на них — в остроумном подзаголовке: «Спасение планеты начинается с завтрака».

Мемуары агентки ЦРУ Марты Петерсон не похожи на документальный триллер. Это обстоятельный до мелочей рассказ о шпионских буднях. Петерсон попала в ЦРУ в начале 1970-х и прошла путь от секретарши до настоящей разведчицы, первой американской шпионки, посланной в Советский Союз. Ее арест в 1977 году стал для КГБ важнейшей операцией (в музее ФСБ ей посвящен целый стенд). После высылки из СССР Петерсон не бросила карьеру в спецслужбах, многие годы скрывала подробности своей жизни даже от родных детей, а через 35 лет после освобождения решила рассказать свою историю миру. В ее книге нет особой романтики, есть очевидная гордость за принесенную своему государству пользу, а помимо того — много любопытных подробностей.

В 2018 году социолог и активист Евгений Шторн попал под давление спецслужб и вынужден был эмигрировать. Он оказался в Ирландии, в лагере беженцев, и стал писать оттуда заметки в фейсбук (отсюда — хэштег в названии). Они составляют где-то две трети книги, остальное написано позже — серия постов выросла в настоящий документальный роман. Это действительно отличная проза — очень смешная и страшная. Из жестокой, неприветливой к другим России конца 2010-х Шторн попадает в мир, где другие — все, и все они почти никому не нужны, в царство бюрократического произвола, территорию бесправия и сотни бредовых правил, пространство тотального социального исключения. В сущности, «Хроники беженства» продолжают традицию русской лагерной литературы в диапазоне от Шаламова до Довлатова.

Автор этой книги, московский диджей и работник Еврейского музея Роберт Гараев, был в конце 1980-х участником казанской подростковой банды под названием «Низы». Спустя много лет он вернулся к той эпохе и написал книгу об истории бандитского Татарстана. В позднесоветские годы Казань была криминальной столицей СССР, именно оттуда волна ОПГ захлестнула страну. С тех пор уличные банды стали историей, а их участники оказались готовы относительно открыто говорить о прошлом. «Слово пацана» — не разговор со старыми знакомыми и не журналистский очерк, а довольно впечатляющее социологическое исследование так называемого «казанского феномена» с сотней респондентов и попыткой панорамного взгляда, охватывающего четыре десятилетия.

Новая книга эссеиста, историка и писателя Кирилла Кобрина, как он сам пишет сам,— дитя карантина: жизнь приостановилась, появилась возможность оглянуться по сторонам, посмотреть, в каком мире мы оказались. Этот мир — капиталистический, но наш капитализм полностью утратил былое великолепие, чарующее или пугающее. В нем не хватает будущего — в том числе и альтернативного, революционного будущего. Эту безбудущность Кобрин с разных сторон исследует. Впрочем, «Призраки» — не трактат, а сборник эссе о самых разных вещах: книгах, перформансах, улицах, песнях. Едва ли не главный талант Кобрина — изящные скачки от пустяковых вещей к глобальным диагнозам. К примеру, один из блестящих текстов здесь посвящен группе Gorillaz.

Сборник эссе социолога Полины Аронсон посвящен современной любви, но это не апология новых свобод и возможностей, а, наоборот, довольно жесткая критика того чувствительного режима, что стал нам привычен. Аронсон называет его эмоциональным капитализмом. Речь о том, что любовь, подобно другим областям человеческой деятельности, превратилась в проект — систему удобных выборов и решений, предмет работы. Она стала «отношениями». Здесь множество сюжетов, из которых самые очевидные — те, что связаны с дейтинговыми приложениями и прочей эротикой эпохи интернета. Более интересные касаются самой этики современных отношений — борьбы с созависимостью, поисками «зоны комфорта» и т. д.

Невероятной красоты графическая история исключительно тоскливых каникул. В полупустой пансионат на побережье Британии приезжают подросток Эндрю с мамой и младшей сестрой — приезжают вынужденно, от безденежья, и каждый ищет свое: мама — утешающие воспоминания детства, дочь — ракушки, сын — холмы, где ловится 3G. Почти бессловесный рассказ наполнен звуками: шорох волн, крики чаек, мелодии игровых автоматов и звяканье кассы придорожной забегаловки иногда способны рассказать гораздо больше, чем слова.

Ян Флеминг написал эту сказку для своего сына Каспара в 1964 году, и эта детская повесть стала одной из его последних книг — Флеминг умер 12 августа, в утро двенадцатого дня рождения сына. Сказка была опубликована посмертно, а по-русски выходит впервые. Чудесная история о любви к большим машинам была вдохновлена реальным автомобилем — собранной в 1920 году из рамы «Мерседеса» и авиационного мотора «Майбах» и других деталей машиной графа Зборовского. Неудивительно, что в книге Флеминга это странное создание начинает жить своей жизнью.

Что если бы Средиземное море было островом? На что была бы похожа его жизнь? На что были бы похожи знакомые нам города? Вот гигантское лицо Гибралтара, вот, как огромная ладонь, поднимается Каир, вот берега Стамбула танцуют, словно девы, разодетые в минареты. В этой книге двоих итальянских архитекторов воображаемое Средиморье помогает увидеть реальную красоту в прошлом и настоящем Средиземноморья.

На первый взгляд — просто разложенные по цветам мелкие картинки, но, если начать разглядывать, можно обнаружить массу интересного: отсылки к песням и названиям рок-групп, выборы нового папы римского, героев комиксов и истории футбольных команд, так что не просто книжка-картинка, а полноценная энциклопедия.

Художница Наталия Яскина переосмыслила роман Пушкина в графике, а поэт и учитель литературы Алексей Олейников написал комментарий, позволяющий немного приблизиться к его малопонятному уже сегодня миру: представить, что там за панталоны-фрак-жилет, что за страсбургский пирог и вино кометы на столе, как ходили в театры, как гуляли, на что жили, как флиртовали, чему учились и за что стрелялись. Далекий от энциклопедичности, путеводитель скорее позволяет юному читателю заинтересоваться онегинским миром и русской жизнью 1820-х годов.

Внезапная смерть поэта Михаила Яснова стала, несомненно, главным трагическим событием осени в детской литературе. Сборник «День дождения» совсем не планировался как посмертный, но сейчас стихи об ослике, на котором мечтаешь уехать в дальние края, о старом коте, уставшем ловить мышей, и о птице, которую похоронили под холмиком в надежде, что она проклюнется весной, читаются как прощание. Что до классического Яснова, то в издательстве «Поляндрия» должны выйти его самые известные стихи вроде «Здравствуйте, хвостаствуйте!» и «Чучело-мяучело» в чудесных пастельных иллюстрациях Карины Кино.

В местечке Хеломе, где живут одни умники, семь старейших и умнейших из них вечно хотят договориться до добра, а получается только хуже. Стихи Овсея Дриза, советского поэта, писавшего на идише, были хорошо известны читателю 60-х, хотя с тех пор могли и позабыться. А вот иллюстрации Виктора Пивоварова издаются впервые усилиями проекта «Пижамная библиотека», и именно они превращают книгу в мгновенный библиографический раритет.

Продолжение графического подросткового рэп-хита «Соня из 7 „Буээ"». Соня уже в 9-м классе, время на уроках физики тянется как слайм, а три буквы — ОГЭ — превращаются в настоящую проблему: кто не сдаст, вылетит в беспросвет. Школьные уроки запускают фантазию, но самого главного в школе не расскажут: об отношениях с предками, о том, почему мир устроен настолько несправедливо, и как найти свое место на земле. Возможно, единственная подростковая книга, где так очевиден разрыв между тем, что преподают старшим школьникам, и миром их настоящих переживаний.

Полезная книга известного педиатра Федора Катасонова о температуре: что такое нормальная температура тела и почему она именно такая, какое отношение к этому имеет эволюция, можно ли управлять собственной температурой и может ли северный олень выжить в Африке (спойлер: может, если отгонять от него верблюдов)? Забавный факт: за 150 лет наблюдений средняя температура человека снизилась с 37° до 36,4°. Почему? Много вопросов.

Книжку загадок из собрания Дмитрия Николаевича Садовникова нарисовала замечательная художница Зина Сурова, нечастые работы которой неизменно завораживают абсолютной художественной свободой. Загадки не исключение: вроде бы простая тоненькая книжка, где отгадку можно проверить, отогнув и заглянув за клапан на странице, но как ловко художнице удается в одной картинке совместить загадку и отгадку и рассыпать на каждом рисунке подсказки.

Третья выходящая на русском языке совместная книга Флоор Ридер и Яна Паула Схюттена, до этого были книги про эволюцию («Загадка жизни и грязные носки Йоса Гротьеса из Дрила») и анатомию («Чудо — ты и триллионы твоих жильцов»). Теперь с той же четкостью и яркостью Схюттен и Ридер рассказывают в 523 фактах об устройстве Вселенной. Например, что путешествия во времени мы на самом деле совершаем каждый день — когда смотрим на звезды, светившие миллионы лет назад. Или что наблюдаемых звезд больше, чем всех песчинок на Земле, но в одной песчинке при этом больше молекул, чем всех наблюдаемых в мире звезд. Или что наша Вселенная похожа на черничный пирог в духовке (рецепт прилагается): пока он поднимается, расстояние между ягодами растет, так и пространство нашей Вселенной растет быстрее скорости света.

В этой серии о том, как была устроена жизнь в прошлом, уже выходили «Мы живем в Древнем Новгороде», «Мы живем в Древнем Риме» и другие книги, но именно в случае с Древней Грецией название оказывается как никогда точным: мы действительно в определенном смысле до сих пор живем в Древней Греции, унаследовав и ее политическое устройство, и ее философию, и ее спортивные состязания, и театральные представления. Эта энциклопедия позволяет увидеть древнегреческий мир как нечто цельное и в то же время разглядеть в нем ростки современной жизни.

Графический проект художника Владислава Серова — третья книга в серии «Исторический комикс», посвященной русским первопроходцам (до этого были «Витус Беринг. Великая Северная экспедиция» и «Виват, Полтава!»). История большого ледового путешествия по Северному морскому пути и первых в истории поисковых полетов в арктических условиях достаточно драматична сама по себе, но тут она дополнена личными историями участников экспедиции, любовной драмой и драмой научной. Это история о жертвах, которые приходится приносить ради научных открытий, и о том, как герои спасали героев.

Предыдущая повесть Анны Красильщик «Три четверти», по которой уже поставили спектакль, рассказывала о взрослении девочки в 90-е, «Давай поедем в Уналашку» описывает жизнь современного ребенка — ту реальность, где вернуться в детство можно, просто отмотав до своего рождения мамину ленту в инстаграме. Главный герой Марк, он же Морковкин, живет обычной жизнью третьеклассника: мама пропадает на работе, папа живет отдельно со своей новой Девицей с пирсингом, а в школе скучно. Но однажды в мамином доме заводится новый мужчина, Марк случайно попадает в фотокружок и увлечение фотографией приводит его к поискам дедушки, которого он никогда не знал. Сюжет увлекательный, но едва ли не увлекательнее здесь возможность проникнуть во внутренний мир современного ребенка и увидеть себя его глазами.

Обаятельная история двенадцатилетней художницы Лидии, отправившейся в путешествие в мир великих художников благодаря своей уникальной способности: прикоснувшись к картине Рембрандта, она переносится в Голландию XVII века, где встречает художника и узнает о его жизни и живописи. Затем тот же фокус проделывается с да Винчи, Веласкесом, Дега, Тёрнером, Дали. И хотя само путешествие фантастическое, каждая остановка его предельно реальна, как и возможность найти себя не среди сверстников, а среди единомышленников в истории живописи.