Храм памяти

На прошлой неделе в Белград прибыла частица Вечного огня, зажженного у Могилы Неизвестного солдата в Москве. Накануне торжественной церемонии открытия мемориала «Огонек» побывал в Сербии и посетил места, напоминающие о дружбе двух народов.

Выйти из полноэкранного режима

Развернуть на весь экран

Одно из самых заметных напоминаний о традициях многовековой дружбы между нашими народами — храм Святого Саввы на холме Врачар в Белграде, возвышающемся над городом. Он создавался на протяжении всего ХХ века и успел стать свидетелем многих войн, пережить бомбардировки первой и второй половины столетия и при этом выразить вековые размышления о сербской идентичности в крупнейшей храмовой мозаике на Балканах, созданной при помощи русских художников. А также благодаря финансированию и координации со стороны российских организаций.

В 2018 году был представлен купол храма, а год назад торжественно объявлено о завершении алтарного убранства, купола и алтарной части храма. В регионах, отдаленных от столицы и других крупных городов Сербии, история русско-сербских отношений читается в военных мемориалах, память и уважение к которым в народе передается из поколения в поколение. Но и в столице, и в глубинке основной груз традиций исторической и культурной памяти, пережившей смену политических конъюнктур, войны, революции и даже не одну эпидемию, вернее всего несут на себе люди. Именно они рассказали и показали корреспонденту «Огонька», в чем заключается ценность человеческих контактов, сохраненных наперекор всем эпохам.

Свидетельство веры

Выйти из полноэкранного режима

Развернуть на весь экран

Чтобы оценить всю красоту убранства храма, сначала нужно дать глазам немного привыкнуть. Затем в ослепительном золотом свете, струящемся из-под купола, со стен, алтаря постепенно проступают лики святых и ангелов. Стены этого храма, который по праву считается одним из самых крупных в православном мире, буквально выстланы мозаикой, причем каждый из более чем 50 млн кусочков лежит под определенным углом. Все это для того, чтобы свет играл здесь и в самый пасмурный день. Витые колонны, миниатюрные розетки и высокие изгибы арок так гармонично дополняют мозаичное полотно, что невольно задумаешься о византийских традициях сербского искусства и былом величии собора Святой Софии. Неудивительно, что сам главный художник, ответственный за убранство храма, академик Российской академии художеств Николай Мухин на просьбу описать работу над проектом отвечает просто: «Чудо».

Тем больше обескураживают слова протодиакона Младена, проводящего «Огоньку» экскурсию по храму под гул последних строительных работ.

— На самом деле внутреннее оформление храма достаточно скромное,— говорит он, обводя рукой роскошное убранство.— Сама архитектура и все элементы украшения служат тому таинству, которое происходит за алтарем. Таким когда-то был главный византийский храм. Помните рассказ о послах князя Владимира, которые пришли в Константинополь, чтобы узнать о христианской вере? Когда они оказались в Святой Софии, все застыли как пораженные. Это и есть свидетельство веры.

Выйти из полноэкранного режима

Развернуть на весь экран

— Расскажите, как продумывали освещение в соборе. Такое чувство, что мозаика играет на свету…

— Освещение здесь удивительное,— подхватывает священнослужитель,— с каждой минутой, как меняется свет, и сама мозаика выглядит иначе. Золото играет очень важную роль в православной иконописи, потому что оно дает представление о несотворенном свете. Мне хочется подчеркнуть: здесь столько золота совсем не для того, чтобы показать роскошь убранства. Золото — это способ передать сияние Христово. Поэтому и сейчас продолжают украшать храмы, как и в старину. Вся эта красота должна служить тайне. Знаете, нам часто задают вопрос, почему здесь все так богато украшено, если нашу экономику нельзя назвать очень сильной, да и сама страна истощена пережитыми войнами. Все так, но в этом убранстве выражена сама идентичность сербского народа.

Пришлось ждать около столетия, чтобы эту национальную идентичность выразил русский художник — выразил точнее всех других претендентов на оформление внутреннего убранства главного храма Сербии. Сама идея постройки храма в Белграде возникла в конце XIX века. Тогда же был заложен фундамент на холме Врачар. Именно здесь в XVI веке османский правитель Синан-паша сжег мощи святого Саввы, первого архиепископа Сербской православной церкви. Замысел захватчика не сработал: своего святого, главного национального покровителя, добившегося от Константинополя независимости для сербской церкви, сербы продолжили почитать еще ревностнее. К возведению величественного храма приступили только в 1935–1936 годах, то есть после Первой мировой войны, в которой страна потеряла едва ли не треть мужского населения.

Выйти из полноэкранного режима

Развернуть на весь экран

— Первое сотрудничество с мастерами из Российской академии художеств у нас случилось еще до русской революции 1917 года,— рассказывает протодиакон Младен.— Этот конкурс не удался, и мы пытались самостоятельно довести до конца эту колоссальную работу. Фактически храм начали строить накануне Второй мировой войны. Успели поднять стены до высоты примерно в 12 метров, и все остановила война. А после нее — коммунистическая власть, пришедшая в Югославию. Так что строительство началось только в 1985 году. Со временем подняли центральный купол, а к 1989 году завершили и основные работы на крыше храма. Это был уникальный проект: сам купол собирали внутри храма, а потом поднимали при помощи гидравлики.

— Получается, что все это происходило практически накануне новой войны…

— Да, связанной с распадом Югославии в 1991–1992 годы. Остался союз Сербии и Черногории, но в Боснии шла война… В таких тяжелых условиях почивший патриарх Павел просто не дозволял продолжать работы; мы же не могли строить храм, пока у нас были столь нуждающиеся братья. Потом окончилась война в Боснии, но началась война в Косово, и все это обернулось бомбардировками НАТО 1999 года. Только в 2001 году работы возобновились в полном объеме, был закончен фасад, приступили к внутреннему убранству. Где-то пять лет назад начались переговоры с русскими художниками. Хотя знаете, даже в самые тяжелые времена сюда, в Белград, приезжали святители из России. Например, у нас до сих пор хранится икона, которую привез с собой патриарх Алексий II в 1999 году.

На всех языках

Выйти из полноэкранного режима

Развернуть на весь экран

С верхней галереи храма открывается такой вид на массивный золотой хорос, что дух захватывает. Рабочие все еще заняты укладкой пола, и полированные плиты на полу покрывает ровный слой строительной пыли. Впрочем, священнослужитель уже почти их не замечает и ясно видит, каким храм станет через считаные месяцы.

— Осталось только пол доделать, иконы уже размещены на иконостасе,— перечисляет он.— Прямо под центральным куполом будет открыта смотровая площадка, с которой можно будет обозреть и убранство храма, и весь Белград, если обернуться к окну. Конечно, работы будут продолжаться еще какое-то время, но главное, чтобы богослужения начались. У нас было в планах завершить все к Рождеству, посмотрим, удастся ли… Если бы не пандемия, то все наверняка успели бы сделать.

Спускаемся в крипту храма. Здесь стены и своды украшают фрески на библейские сюжеты и лики святых, особенно значимых для сербской церкви и истории страны в целом. Ведь одно неразрывно связано с другим, объясняет священнослужитель.

— Эта церковь посвящена прежде всего святому Лазарю Косовскому, а потом и всем сербским мученикам вплоть до ХХ века. Здесь работали сербские мастера,— подчеркивает протодиакон.— Оформление задумано как синтез евангельской и национальной истории. То есть в центре евангелисты, а потом уже композиции из Евангелий от Иоанна, Матфея, Луки, Марка, на сводах — ветхозаветные подвижники, русские, греческие, общеправославные, а на стенах — сербские святые. С одной стороны, видите, монастырь Студеница, который еще называют матерью сербских монастырей. И композиции из жития святого Саввы. А здесь монастырь Жича, где была первая кафедра сербских архиепископов. Понимаете, весь этот храм был задуман как символ культурного и духовного достоинства сербского народа. Художественное оформление верхнего храма и крипты отражает все лучшее, что мы сделали. Конечно, наша история не отделима от церковной истории, они почти немыслимы раздельно.

Выйти из полноэкранного режима

Развернуть на весь экран

— Как же так вышло, что в убранстве столь важного для сербского народа храма так значительно участие русского художника, иностранца?

— Был проведен конкурс, на котором первое место заняла Российская академия художеств. Под руководством автора, Николая Александровича Мухина, в общей сложности трудились около 300 художников. Самое удивительное здесь, на мой взгляд,— это огромный купол, выложенный мозаикой. Весь проект был профинансирован российской компанией «Газпром нефть». Но, безусловно, самое ценное — сотрудничество на духовно-художественном уровне. Это получилось потому, что проект уникален, такого не делали нигде и никогда. И главное — за такое короткое время сделано так много! А ведь над мозаиками собора Святой Софии работали веками.

Между тем во времена Югославии идея построить грандиозный храм, олицетворяющий национальную идею, вызывала продолжительные споры. Узнав об эскизах храма в сербско-византийском стиле, предложенных в 1930-х годах сербским архитектором Александром Дероко, его хорватский коллега Иван Мештрович удивился: зачем строить храм в стиле, которого нет? Само существование сербско-византийских традиций было поставлено под вопрос.

И все-таки исходный проект удалось сохранить.

— Это был долгий поиск, и слава богу, что мы все-таки пришли к самим себе в конце ХХ и в начале XXI века. В храме Святого Саввы отразилось сложная комбинация эстетических взглядов начала ХХ века и православных традиций,— подчеркивает наш провожатый.— Мы находимся на границе Востока с Западом. Неудивительно, что все эти влияния часто переплетались.

Выйти из полноэкранного режима

Развернуть на весь экран

— Сказать по правде, в наших храмах и мозаик не так много,— меняет тему протодиакон.— Конечно, они встречаются, но редко. Мы же не были империей, ну разве что во времена Душана (король XIV века, превративший Сербское царство в самую сильную державу на Балканах и составивший реальную конкуренцию Византийской империи.— «О»). Зато у нас особенная и древняя традиция фресок, которая ценится на мировом уровне.

Закатные лучи немного приглушают сияние золотой мозаики, и мы направляемся к выходу. В декабре долго вне стен храма на Врачаре не постоишь — с Карпатских гор приходит холодный ветер, пронизывающий до костей и продувающий Белград до последнего закоулка. Протодиакон уже собирается прощаться с нами, как вдруг спохватывается и просит присмотреться к затворенным дверям, сплошь покрытым надписями.

— На дверях храма с трех сторон света, то есть с запада, юга и севера, на 24 мировых языках выведены три молитвы — «Отче наш», «Царю небесный» и «Богородице Дево»,— перечисляет священнослужитель.— Вот церковнославянский язык, греческий, сербский, латинский, арабский… Как зачем? Ну представьте, пришел китаец, никогда ничего подобного не видел, а вот и на его языке написана наша молитва. Лучший способ познакомиться с православием — через молитву. Ведь в этом храме выражена не только наша история, но и славянская всеправославная идея.

Живая память

Выйти из полноэкранного режима

Развернуть на весь экран

Идея создать в юбилейный, победный, год первый на сербской земле мемориал Вечного огня исходила от «Русского дома». Инициативу поддержала крупная российская компания «Газстройпром», она же полностью профинансировала проект. И вот на прошлой неделе в Парке освободителей Белграда состоялась церемония торжественного зажжения Вечного огня в присутствии президента Сербской Республики Александра Вучича и министра иностранных дел РФ Сергея Лаврова. Зажженный от пламени у Могилы Неизвестного солдата в Александровском саду у стен Московского Кремля, он стал первым Вечным огнем для Сербии.

В сербских деревнях и тихих городках свои традиции памяти о русских соседях. Программа по восстановлению региональных воинских мемориалов, нуждающихся в срочной реставрации, тоже под патронатом «Газстройпрома», в ней также участвуют сербские муниципальные власти и краеведы.

Воспоминания о русских на сербской земле хранят деревянные церкви, сложенные еще в XIX веке при помощи наших мастеров без единого гвоздя, старые иконы, привезенные сербами, оказавшимися в России после Первой мировой войны, и, конечно, мемориалы, созданные местными жителями в благодарность нашим солдатам, павшим в боях за Сербию во время Второй мировой. Особенно много их в Шумадии, исторической области в центре страны. Здесь осенью 1944 года наступающая Красная армия вела ожесточенные бои с отступающими частями немецкой армии. Далеко не всегда здесь вели учет захоронениям, поэтому и сегодня открыть старый мемориал — дело случая и большая неожиданность даже для местных жителей.

— На территории Сербии очень много таких памятников,— объясняет мне Мария Обрадович, представитель российской компании «Газстройпром».— Поэтому в честь 75-летия Победы над фашизмом наша компания реализует в Сербии программу «Память о прошлом — во имя будущего». Мы стараемся отреставрировать мемориалы в честь солдат Красной армии, павших на сербской земле во время Второй мировой войны. Мы сами обнаружили еще четыре памятника, которых не было в списке военного атташе. В поиске военных мемориалов, требующих реставрации, нам очень помогает один историк-любитель из деревни Лапово — Владимир Коянич.

Рассказ о себе Владимир начинает с главного: живой интерес к истории возник у него в 15 лет, когда в руки попала гоголевская повесть «Тарас Бульба», а раз все предки участвовали в той или иной войне, то и свои исследования он решил начать с родных краев. Не имея возможности получить полноценное историческое образование и даже не окончив школу из-за тяжелой болезни, Владимир тем не менее глубоко изучил историю своего региона и собрал столько материала, что его хватило бы на несколько книг. Поэтому, когда в его родную деревню приехали представители организации, заинтересованной в поисках и восстановлении забытых и заброшенных памятников времен Второй мировой войны, ну как тут было не помочь?

Выйти из полноэкранного режима

Развернуть на весь экран

— Когда они оказались в Лапово, первым делом обратились в эту церковь,— рассказывает Владимир, указывая на пестрый каменный фасад церкви Святой Параскевы.— А там уже отче Горан позвал меня. Прекрасно помню этот день и наш разговор. Меня спросили, не хочу ли я помогать в поисках памятников советским солдатам в Сербии. Сначала я немного боялся ответственности, но в итоге согласился.

— С чего же начались поиски?

— У меня уже был составлен список мемориалов, и я знал, что в городах памятники находятся в хорошем состоянии. Тогда я стал искать памятники в наших деревнях, хотел узнать, в каком они состоянии. Но сразу же столкнулся с одной проблемой. У нас многие люди уезжают из деревень в большие города, поэтому здесь очень сложно с транспортом. Так что ходил пешком от села к селу, разговаривал с людьми, узнавал подробности о памятниках. Я часто общаюсь с пожилыми жителями, потомками сербов и тех советских солдат, которые решили здесь остаться после освобождения страны от нацизма. Когда всем стало ясно, как много материалов уже собрано, мне предложили их опубликовать. Очень горжусь тем, что у меня вышла первая собственная книга.

В поисках памятников, требующих реставрации, Владимир исходил пешком 200 деревень. Фотографии мемориалов присылал российской стороне. Оказалось, большинство из них в хорошем состоянии, сербы за ними ухаживают, носят к ним цветы. А свою книгу Владимир писал, опираясь не столько на архивные сведения и ученые монографии, сколько на изустные предания, рассказы о подвигах, не упомянутых в документах.

— Там, где нет достаточных доказательств, всегда есть народная память,— объясняет Владимир,— а история сама по себе очень политизирована, мне кажется. Многие историки руководствуются строго научным подходом, а меня интересовало именно личное отношение к истории освобождения Сербии советскими солдатами.

Среди героев его книги, изданной на сербском и русском языках — она называется «История о братской любви двух народов»,— нет громких имен. Любимые рассказы Владимира — о русском враче, оставшемся в Сербии после Первой мировой и с риском для жизни спасавшем раненых уже в годы Второй мировой, о русских защитниках молодых югославских партизан, о раненом красноармейце, помогавшем восстановить местное село. Впрочем, историй набралось так много, что в планах у Владимира Коянича выпустить минимум четыре книги в ближайшее время. Благо делиться историями о событиях 75-летней давности в Шумадии любят.

Выйти из полноэкранного режима

Развернуть на весь экран

— В наших местах находится около 20 памятников красноармейцам,— рассказывает Владимир.— В 1946 году памятник установили в селе Жировница, где во время боев погибли 13 русских солдат. А в деревне Брзан в 1945 году протоиерей и несколько местных жителей поставили памятник на месте захоронения 11 советских солдат. В 1962 году их останки были перевезены в город Ягодину, где находится большой мемориальный парк русских бойцов. Недалеко отсюда есть железнодорожная станция, так на одном здании возле нее когда-то была табличка с именами пяти советских солдат. В 1990-е эта табличка исчезла. Может, просто стена обрушилась. Или такое политическое решение приняли. В 1948 году (советско-югославский конфликт, выраженный в информационной войне с резким сокращением контактов между странами.— «О») началась большая антисоветская кампания, которую финансировал Запад. Фактически пол-Сербии освободили русские войска без участия югославских партизан, а наши власти тогда решили об этом забыть.

Подарочный экземпляр книги Владимир подписывает мне фактически на пороге своего нового дома. Пока он представляет собой только фундамент и стены высотой едва ли чуть выше метра — большего построить до наступления холодов просто не успели, несмотря на сбор пожертвований, безвозмездную помощь от местных жителей и гонорар от публикации книги. Рядом старый дом семьи Коянича: возраст в два столетия выдают облупившаяся краска на стенах, глубокие провалы в черепичной крыше и заколоченные окна. Вручив мне книгу, Владимир рассказывает, как устроится в новом доме после окончания строительства, и уже сейчас готов показать, где разместит свою библиотеку.

Ракия для русских солдат

Выйти из полноэкранного режима

Развернуть на весь экран

После Лапово дорога петляет, поднимаясь в гору, пока мы не оказываемся в открытой всем зимним ветрам деревне Брзан. Нас встречает дедушка Милан и сразу же показывает главные достопримечательности всей деревни в 50 домов. Гордость — каменная церковь, возведенная в 1924 году, но взгляд мгновенно притягивает деревянный храм — с огромной крышей, чем-то напоминающей глубоко надвинутую на брови шапку. До того, как ее построили в 1823 году, церкви здесь не было вовсе и люди собирались, чтобы молиться, под дубом с раскидистыми ветвями. На коре таких деревьев, которых немало в сербских деревнях, до сих пор можно разглядеть вырезанные крестики. И наконец нам показывают главное — старую школу, у которой 76 лет назад погибли 11 красноармейцев.

— Когда советские и югославские войска стали вытеснять немцев из Лапово, они попали сюда, в Брзан,— рассказывает Милан.— Это было в октябре 1944 года. Помню, что вся деревня бежала в лес, здесь остались только старики. Моему отцу тогда было лет двадцать. Советский майор попросил его указать на карте, где находятся немецкие позиции, и дать ему в помощь местных жителей, чтобы те показали ему и его солдатам дорогу. Они уже почти подползли к этой школе, когда немцы их заметили. Вот с этой крыши стрелял пулемет. 11 советских солдат тогда погибли рядом со школой, но к шести часам немцев выбили отсюда. Мой дедушка тогда все свои амбары открыл, чтобы угостить солдат ракией и прочим. Даже кур пытался им отдать!

Выйти из полноэкранного режима

Развернуть на весь экран

— Жаль только, что мы так до сих пор и не знаем их имен,— разводит руками Милан.— Знаю, что они были в 68-м стрелковом корпусе, нужно, конечно, искать в архивах. Может, есть какие-то списки?.. В Брзане мало местных жителей тогда погибло, но гораздо больше полегло советских солдат. Мы до сих пор это помним и чувствуем благодарность.

Мемориал находится в двух шагах от старой школы и прямо рядом с церковью. В основании темного обелиска, исчерченного 11 бороздами, стоит белая мраморная плита. На ней несколько строк о погибших.

— Эти следы на обелиске символизируют 11 ранений. А вот этот мрамор исторический, сам памятник мы очистили,— объясняет Мария Обрадович.— Чтобы обустроить это историческое место, которого даже не было на карте военных мемориалов, мы установили здесь лавочки для прихожан церкви. Они здесь очень нужны, ведь местные жители даже хотели отпраздновать в церковном дворе освобождение Брзана и торжественно открыть памятник, но коронавирус помешал.

Мемориал в соседней деревне Жировница не менее заметен. В основании обелиска лежат свежие цветы, к ним ведут ступеньки. Бои здесь шли не менее шести дней, так как немецкие войска, рассеянные по региону, дали сильный отпор и позиции сдавали далеко не сразу. Здесь погибли не только 13 красноармейцев, но и много гражданских, уточняет Владимир Коянич.

— Этот мемориал стал настоящим центром поселка,— подчеркивает Мария Обрадович.— Нам как раз хотелось, чтобы жители воспринимали его не как памятник, к которому можно подойти только по торжественному случаю, а как место, где можно просто собираться всем вместе. «Газстройпром» привел в порядок детскую площадку, дорожку, школьное ограждение, вот ступеньки к школе проложили. И ночью мемориал красиво подсвечен.

Выйти из полноэкранного режима

Развернуть на весь экран

Впрочем, нельзя сказать, что эта идея — создать не торжественный мемориал, а близкий к повседневной жизни людей — для Сербии абсолютно в новинку. Нагляднее всего она выражена в «живом» мемориале советским солдатам, созданном еще в 1967 году в городе Пожаревац, что к северу от Жировницы. Вместо установки мрамора и гранита здесь была высажена березовая роща из 441 дерева, привезенных из России,— по числу похороненных в братской могиле солдат, погибших в боях 15 октября 1944 года при освобождении города и умерших от ран в окрестных госпиталях.

Сейчас в мемориальном парке сохранилось всего 65 деревьев, но, как и прежде, листва на них распускается на месяц позже, чем на балканских березах, и желтеет раньше — как живое напоминание об их родине.

Текст: Анна Сабова. Фото: Александр Миридонов