«Мы сейчас за неделю тратим на лекарства, нянечек, медсестер и врачей больше, чем раньше тратили за квартал»
Как выживают пожилые люди и инвалиды в пандемию
Вторая волна COVID-19 накрыла российские интернаты и дома престарелых. Пожилые люди и инвалиды, живущие дома, тоже от нее пострадали. Директор благотворительного фонда «Старость в радость» Елизавета Олескина рассказала спецкору “Ъ” Ольге Алленовой, как общество помогает выживать самым слабым и незащищенным и какие государственные решения остро необходимы в этой сфере.
Директор благотворительного фонда «Старость в радость» Елизавета Олескина
Фото: facebook.com / Лиза Олескина
«Мы экономим за счет подвига людей»
— В первую волну пандемии пострадали интернаты в крупных городах, а вторая волна докатилась до периферии. Что сейчас происходит в региональных интернатах и домах престарелых?
— В интернатных учреждениях перерыва между первой и второй волнами, по сути, не было. Во многих регионах интернаты как закрылись на вахтовый режим с апреля, так до сих пор и закрыты для посещений родственников и волонтеров, а сотрудники заступают в смены на две недели. Этот формат вахтовых смен, хоть и помогает снизить темпы заражения за счет изоляции, имеет обратную сторону. Люди быстрее устают и выгорают за две недели непрерывной работы, а потом две недели дома просто механически существуют в ожидании новой вахты.
— По сути-то вахтовый метод не защищает от вируса, на Западе так никто не делает.
— Все же изоляция пока — самый адекватный способ растянуть период заражения, а это важно, потому что иначе медицина не справится. Вахтовый метод в интернатах — это форма изоляции, когда сотрудники на две недели заезжают в учреждение. Теоретически они могут, например, жить рядом с интернатом. Главное, чтобы они не имели контактов с внешним миром и не принесли ковид в учреждение. Мы недавно проводили круглый стол с зарубежными экспертами, которые тоже рассказывали и про ковид, и что много людей у них болеет.
Наши региональные минздравы спрашивали, а как у них вахты проходят, и иностранные коллеги долго пытались понять, что такое вахта,— используемый у нас вахтовый метод работы не применим во многих странах.
За рубежом трудовое законодательство часто просто не позволяет заставить сотрудников жить по две недели в месяц внутри учреждения — в спортзалах или в библиотеках вповалку. Инфраструктура учреждений нигде в мире не рассчитана на то, что там будет круглосуточно жить весь персонал.
— То есть у них сотрудники каждый день уходят домой, а у нас дежурят вахтами, потому что наше законодательство позволяет использовать круглосуточный труд людей?
— Мы экономим за счет подвига людей. То, что люди выстояли и продолжают стоять, это и правда подвиг. Но, справедливости ради надо сказать, что соцзащита выбрала такой график работы как приоритетный, потому что масштаб проблемы огромный, и решить ее иначе не получилось бы.
— Из-за нехватки персонала в интернатах?
— Да. Многие болеют, многие остались дома из-за возраста, многие просто уволились. Но я, кстати, нашла один позитивный момент в том, что сотрудники по две недели живут и работают в интернатах, особенно когда директора там живут. Один директор рассказывал: «Я попробовал помыться в нашей ванной, но это же невозможно — пол холодный, занавески нет, полка с одеждой стоит в двух метрах от ванной. Все переделаем». Другой сотрудник мне пообещал: «Первое, что мы сделаем после карантина,— заменим эту "собачью посуду" — алюминиевые миски и ложки». Потому что они сами поели из этой посуды, и им стало стыдно, что пожилые люди едят из нее все время.
— Весной, когда стало известно о большом количестве смертей в итальянских домах престарелых, у нас в российских интернатах панически боялись вируса, заперли людей в комнатах, никого не выпускали на улицу, в общие холлы. Сейчас паники по поводу ковида стало меньше?
— В первую волну, действительно, паники было много. Весь мир паниковал. Помню, повально заболели в одном маленьком сельском интернате и сотрудники, и пожилые люди, там живущие. И местные жители превратили этот интернат в зону отчуждения — обходили его за версту, дома, стоящие рядом, заколотили, а тех, кто в интернате работал, стали ругать, обвинять, что они деревню перезаражают. И наша сотрудница ездила туда по ночам, передавала еду для стариков через забор, потому что и повар был болен.
Сейчас хотя бы отношение уже изменилось — люди понимают, что так или иначе переболеют все.
Я думаю, что к концу года болезнь затронет большинство людей в интернатах и домах престарелых. Многие уже переболели. В каких-то интернатах подготовились, научились бороться с быстрым распространением вируса, в каких-то нет. Поэтому в одних лечат больных в карантинных отделениях и блокируют заражение остальных, а в других — 100% людей внутри заражаются. Есть еще одна проблема с интернатами — в них вирус может заходить повторно.
— Когда уже переболевшие люди снова заболевают?
— Нет, когда заболевают те, кто еще не болел. Например, в интернате три корпуса, тяжело болели люди, живущие в двух, а сейчас заболели жильцы третьего. Или в каждом отделении переболела половина жителей, а теперь болеет вторая половина. Сложно представить себе уровень страха, в котором живут люди внутри. Это такая безнадега, которой не видно конца. Представьте себе: пожилые люди, их родственники, сотрудники, директор пережили первую волну — кто-то не вернулся из больницы, кто-то ухудшился, кто-то от последствий умер, а сейчас все начинается снова. Недавно директор одного учреждения, увидев свой положительный тест на ковид, свалился с инсультом — от переживания и понимания, чем это грозит интернату и людям, там живущим.
«Я не могу сказать, что злодеи в регионах намеренно не закупают СИЗ»
— Я знаю, что фонд «Старость в радость» с весны поставляет в интернаты средства индивидуальной защиты и еще много чего.
— Нам пришлось перестроить всю работу. Наши сотрудники, которые занимались и текущими делами фонда, и нашим большим проектом по системе долговременного ухода, в итоге стали заниматься ковидом. Например, наш психолог стал специалистом по закупке и отправке в интернаты партий СИЗ. Волей-неволей на военный режим мы перестроились. Вот на этой неделе отправили 30 партий СИЗ в регионы, на следующей отправим еще 40. Потому что больше и больше людей заболевает там.
— Вы ждете заявок на СИЗ от самих интернатов?
— Во-первых, мы просто звоним в региональные интернаты и узнаем, какая у них ситуация. Во-вторых, во многих учреждениях есть наши работники по уходу (дополнительно нанятые фондом в интернат, чтобы уменьшить нагрузку на персонал учреждения.— “Ъ”). И, конечно, в-третьих, мы плотно работаем с федеральным Минтрудом, за что им реально огромное спасибо,— они стараются регулярно давать нам всю информацию, чтобы мы успели вовремя подхватить учреждение, если там вспышка и само учреждение не справится.
— Почему же в регионах до сих пор не хватает СИЗ в интернатах? Понятно, почему их не хватало в первую волну: бюджеты уже были спланированы, закупки осуществлены и для закупки партий СИЗ просто не было времени и денег. Но сейчас-то в чем проблема? С марта прошло десять месяцев — за это время можно было найти средства для того, чтобы обеспечить учреждения соцзащиты по всей стране необходимыми СИЗ. Но фонд все равно ищет деньги, чтобы отправить средства индивидуальной защиты в интернаты, которые должны получать на это деньги из региональных бюджетов.
— Вся эта нагрузка лежит на регионах. У большинства регионов и до ковида свободных денег не было, а ковид проделал дырки в бюджетах. Есть поручения правительства о том, что регионы должны получить федеральную помощь, Минпромторг ведет закупку СИЗ через Росхимзащиту, но все это идет безумно медленно. Учреждение уже переболело — и только потом туда пришла партия СИЗ от государства. Поэтому мы не ждем и стараемся помогать оперативно, когда возникает острая потребность. В сущности, для этого и нужна помощь благотворительных фондов.
— А почему регионы не делают такие запасы заранее?
— Минтруд тоже постоянно об этом говорит — что надо делать запасы хотя бы на первое время. Тут много всего сошлось. Где-то это сделать невозможно, потому что реально средств не хватает. Где-то халатность. Где-то нерасторопность. Где-то некомпетентность. Госзакупка при хорошем раскладе осуществляется от двух недель до месяца. А вирус выкашивает людей за неделю.
Но, видимо, это особенность нашей психологии — надеяться, что пронесет.
То, что болеют все по соседству, не убеждает Ивана Петровича, что и в его интернат тоже зайдет болезнь. И что он должен быть к этому готов. Нет, говорит Иван Петрович, мы бережемся, наши сотрудники работают вахтовым методом, мы спим на работе. Но, к сожалению, вирус приходит — и реагировать на это начинают слишком поздно.
Вирус почти всегда застает такие учреждения врасплох — персонал рыдает, директор в ступоре: «Я все делал правильно, за что мне это?» А к этому моменту директор уже должен был выстроить план сопротивления: назначить старшего в условиях эпидемии, разграничить зоны в интернате (хотя бы на бумаге, чтобы понимать и довести до сотрудников, как перестроить работу), договориться с Минздравом, кто будет консультировать заболевших в интернате, каких пациентов регион будет госпитализировать, а каких надо лечить у себя в учреждении. Но ничего этого не сделано, потому что Иван Петрович был уверен, что, раз он спит на работе, ковид к нему не зайдет.
— То есть учреждения должны иметь неприкосновенный запас СИЗ на случай вспышки?
— Да, в идеале должно быть так. Но я не могу сказать, что злодеи в регионах намеренно не закупают СИЗ заранее. Из-за ковида в этом году бюджеты просели у всех. В интернатах закупают тоннами антисептики, дезинфекторы, расходы выросли. Когда мы говорили им в сентябре-октябре закупать партию СИЗ на случай эпидемии, они нам отвечали: «Сейчас мы из остатков своих средств закупим противочумные костюмы на случай ковида, а вдруг ковид не придет, а у нас много чего не хватает, и на Новый год наши санитарки останутся без премии, а наши жители — без праздника, потому что у нас не останется средств даже на угощенье».
К сожалению, я это слышала часто.
И в результате, когда приходит ковид, в учреждении за одну-две недели просто не остается сотрудников— все заболевают.
Потому что зоны не разграничены, СИЗ нет. У нас в удаленных районах есть интернаты, где было примерно по десять сотрудников,— за неделю слегли восемь, и оставшиеся двое заступили в смену, понимая, что к утру они тоже, видимо, слягут.
Мы не дублируем государство, да мы и не можем покрыть всю потребность в СИЗ, но мы хотим успеть передать в интернаты средства защиты в тот момент, когда еще есть возможность сохранить здоровыми сотрудников, а значит, уберечь жильцов. Коллеги из одного регионального минсоцзащиты рассказывали, как ездили на машине по тем интернатам, где уже переболели, и собирали по одному-два СИЗ для учреждения, где случилась вспышка. Падали в ноги и просили дать кто сколько может — чтобы хватило хотя бы на пару дней, пока наш фонд не передаст туда партию СИЗ. Ведь все понимают: слягут сотрудники, люди в интернатах останутся без ухода и многие умрут не от ковида, а от того, что некому будет за ними ухаживать.
Ведь все понимают: слягут сотрудники, люди в интернатах останутся без ухода и многие умрут не от ковида, а от того, что некому будет за ними ухаживать.
Фото: Артем Краснов, Коммерсантъ
Я бы не стала искать виноватых. Виноват ковид, и нигде нет полностью готовых к нему учреждений. Конечно, есть регионы, где был запас СИЗ на вторую волну, они молодцы. Но это не значит, что не надо помогать там, где запасов не сделали. Мы же людям помогаем, а не министерствам.
«Наша задача — дать столько, чтобы им хватило продержаться до госзакупки»
— А что с лекарствами? Даже в Москве лекарства от ковида купить сложно, а в регионах настоящий дефицит.
— С лекарствами тоже все очень сложно. В регионах невозможно купить определенные лекарства, например антибиотики. Из-за новой системы маркировки лекарств, начатой на федеральном уровне в этом году, какие-то производители стали уходить с рынка. Сейчас правительство ввело дополнительные меры поддержки отрасли, но проблемы пока остаются. Другие производители ушли из-за низких закупочных цен. Да, дефицит лекарств есть, мы это видим. Недавно звонят нам коллеги из северной республики и говорят, что ни в одной аптеке нет нужных антибиотиков, просят найти. Они готовы сами их выкупить, им за людей страшно.
А большинство интернатов уже и купить лекарства сами не могут — не на что.
Мы знаем, как живут региональные бюджеты: интернат получил деньги на год вперед — зарплата, электричество, еда. Очень маленькая и совсем смешная сумма заложена на лекарства — мне попадалось, например, что на лекарственное обеспечение человека в интернате заложено 1,7 руб. в сутки. Если 3 руб. в сутки — то это уже шик. А тут вдруг вспышка — и нужны такие деньги, которых никто не планировал в прошлом году, когда закладывал бюджеты.
— Я все-таки не понимаю, почему нельзя попросить денег у регионального минсоцзащиты, если в интернате умирают люди.
— Я поначалу тоже наивно полагала, что региональные минсоцзащиты должны были дать интернатам какие-то деньги в экстренной ситуации. Но минсоцзащиты не сидит на деньгах — это ведомство, которое в начале года утверждает бюджеты интернатов через региональный минфин. Дальше учреждение крутится само по себе. В каких-то регионах губернаторы увеличивали в течение года финансирование как раз для того, чтобы интернаты закупили СИЗ, лекарства. Но где-то губернаторам не до этого — когда в больницах не хватает мест и лечить нечем, а ты знаешь, что у интернатов какие-то бюджеты есть, то о них ты подумаешь в последнюю очередь.
— Вы как-то фильтруете просьбы региональных интернатов?
— Разумеется. У нас в фонде есть врач-консультант как раз для этого. Иногда в панике просят все антибиотики, которые есть на белом свете. И мы, конечно, не можем обеспечить интернат ни лекарствами, ни средствами защиты на длительный период, наша задача — дать столько, чтобы им хватило продержаться до госзакупки. Чтобы хотя бы две недели люди могли получать минимальную терапию — витамины, общеукрепляющие средства. На фоне ковида у многих обостряются хронические болезни — тоже нужны лекарства. Мы стараемся, чтобы в интернатах появлялись бактерицидные облучатели — может, они ковид и не убивают, но бактерии убивают, кварцуют воздух, а для ослабленного ковидом организма важно не заразиться чем-то еще. Минтруд и Минпромторг помогали нам найти такие облучатели, рециркуляторы, чтобы мы могли закупить оптом,— их тоже было не найти. Все пытаются помогать, все работают круглосуточно — в два часа ночи мы можем что-то обсуждать и с региональными министерствами, и с федеральным Минтрудом, и с другими фондами, и с фирмами — слишком большая беда, и очень много нужно помощи повсюду.
Главная наша «фишка» в этом году — «летучие батальоны» нянечек, которые мы перебрасываем в те интернаты, где слегли сотрудники и некому работать. В регионах бывает так, что даже за очень хорошую зарплату люди не хотят идти в интернат работать, боятся. У нас был случай, когда в сельском интернате часть сотрудников перезаражалась, а часть ушла домой, отказавшись работать. Осталась одна директор, и надо было срочно действовать. Так бывает. Вот тут наши «летучие» батальоны и нужны.
Мы находим людей обычно в региональных центрах, заключаем договоры, обучаем и перебрасываем туда, куда нужно.
В Нижнем Новгороде, например, работаем с местной патронажной службой, которая за деньги подбирает нам персонал. Когда там в одном из интернатов потребовались дополнительные сотрудники, эта патронажная служба уже на следующий день вывела туда четырех медсестер, четырех санитарок и фельдшера. В Смоленской области, где в первую волну нам пришлось долго воевать с ковидом, мы набрали сотрудников по уходу, обучили — и теперь уже отправили их в Ивановскую область спасать людей в интернатах. Из Нижегородской области сейчас нянечек перебросили в Архангельскую. Я все время сравниваю эту пандемию с войной, одна армия идет на помощь другой, чтобы отогнать неприятеля.
В Еврейском автономном округе, в Хабаровске, в Магадане нашли местных нянечек, мы платим им деньги, они работают в интернатах вместо болеющих сотрудников.
— А где вы берете деньги на оплату труда вот таких внештатных санитарок?
— У нас есть президентский грант на оплату труда временных сотрудников по уходу, мы его получили в сентябре. Он тоже заканчивается, дальше будем собирать благотворительные средства. Выхода нет, люди могут погибнуть из-за отсутствия ухода. Меня радует, что большинство регионов уже не стесняются и не боятся обращаться в фонд за помощью. Все поняли, что ситуация в стране и в мире настолько сложная, что сейчас уже не до стеснения — надо просто вместе выплывать. И я думаю, что те регионы, с которыми мы сейчас вместе работаем против ковида, потом, когда война окончится, будут нашими союзниками и в реформах, и в выстраивании системы долговременного ухода, мы сможем налаживать там обучение специалистов по уходу. Многие сейчас оценили нашу помощь, и нам будет проще менять идеологию, отношение к людям в интернатах и домах престарелых. Важно ведь, чтобы пожилые люди и инвалиды не просто ковид пережили, а чтобы они полноценно жили дальше.
«Мы сами едва выдержали весенний локдаун, а в интернатах так живут уже десять месяцев»
— Большинство интернатов в стране с марта-апреля закрыли двери для посещений, люди никуда не выходят, не общаются с внешним миром, впадают в депрессию. Я знаю интернаты, где даже гулять во дворе людям не разрешают. Можно ли как-то решить эту проблему — чтобы в дом престарелых и ПНИ могли приходить родственники, волонтеры, чтобы люди могли общаться, двигаться, дышать воздухом?
— К сожалению, двери, действительно, закрыты, потому что все боятся ковида. И чем больше от людей в интернатах скрывают правдивую информацию, тем тяжелее им переносить такое положение. Многие вообще не понимают, что происходит, почему перестали ходить волонтеры, почему нет прогулок и нельзя выйти за территорию.
Люди испытывают дикую тоску, одиночество. И важно говорить с ними о том, что в мире творится.
Важно организовывать онлайн-встречи с теми же волонтерами, родственниками. Мы с апреля устраиваем такие встречи в интернатах, проводим какие-то квесты, частушечные баттлы, экскурсии, мастер-классы. У нас целая акция для этого «Мы рядом». Участвуют интернаты от Алтая до Хабаровска, и, что замечательно, они теперь и между собой общаются в Zoom, какие-то вопросы задают, знакомятся, соревнуются, концерты и конкурсы совместные устраивают. Раньше это было бы просто невозможно, страна ведь такая огромная.
Весной мы закупили планшеты, раздали интернатам, это очень важно, когда есть техническая возможность вывести в Zoom шесть человек из одной комнаты и с ними пообщаться. При помощи планшетов и ноутбуков люди с родственниками общаются. Если нет технических возможностей, можно просто организовывать звонки родственникам, все это помогает человеку понять, что его не бросили, не забыли, что он нужен. Мы сейчас даже онлайн-встречи со священниками проводим, потому что люди в интернатах не видели священников с марта.
— Почему священнику, одетому в средства защиты, нельзя туда прийти? Даже в больницы иногда пускают священников.
— Региональные организации Роспотребнадзора зачастую настаивают, что нельзя. Мы никак не можем решить эту проблему. Но есть интернаты, где удается организовать визит священника, спасибо за это владыке Пантелеимону (глава Синодального отдела РПЦ по церковной благотворительности епископ Пантелеимон Шатов.— “Ъ”), он очень активно добивается, чтобы священников пускали в интернаты и больницы. Если это невозможно, то надо хотя бы онлайн устраивать такие встречи. Мы уже договорились с некоторыми интернатами об этом.
Когда мы принимаем решение полностью изолировать интернаты, мы должны приложить много усилий, чтобы люди внутри не умерли от тоски и депрессии.
Мы сами едва выдержали весенний локдаун, а в интернатах так живут уже десять месяцев. Поэтому важно оказывать все виды психологической помощи, усиливать ее, наращивать. Открыть горячую линию с психологом, проводить психологические онлайн-консультации — индивидуальные и групповые. В интернатах, как правило, есть только один психолог — и то не везде. И даже если он есть и заступает на вахту, то непонятно, кого ему спасать в первую очередь — медсестер и санитарок, которые по две недели детей не видят, или жителей интерната? Поэтому очень нужна внешняя поддержка специалистов.
И внутри интернатов тоже нужно проводить для людей какие-то поддерживающие мероприятия. Я знаю директоров, которые что-то придумывают чуть ли не каждый день, то у них дегустация салатов, то все вместе лепят пельмени, то игрушки делают. У нас есть чат директоров и старших сотрудников, вот там недавно выложили фото — повара испекли огромный торт с надписью «17 вахта — мы это сделали», который потом все вместе — и жители, и сотрудники — ели. Такие акции очень помогают людям продержаться.
Важно пытаться сохранить жизнь и уклад даже тогда, когда кажется, что все плохо.
Как-то просматриваю платежки, читаю: купили для такого-то интерната противочумных костюмов 2 тыс. штук, лекарства такие-то, рециркуляторы бактерицидные 5 штук, качели для попугаев 1 штука. Эти качели для попугаев меня до слез растрогали.
У нас в фонде есть программа «Моральная поддержка», мы ее оказываем тем интернатам, кто на пике болезни, откуда нормальная жизнь ушла и люди живут как на войне. Мы оплачиваем для них чай, кофе, печенье, плюшки, хачапури, кто-то мороженое просит. Люди с такой радостью принимают эту помощь. Они уже привыкли, что помощь — это только СИЗ, антисептики и рециркуляторы, а тут вдруг оказалось, что о них как о живых людях кто-то подумал.
— Почему нельзя во всех интернатах принять правила, разрешающие посещение волонтеров и родственников в средствах защиты? Я брала интервью у сотрудницы Минздрава Израиля Клаудии Консон, она рассказывала, что родственникам разрешают посещать пожилых людей в домах престарелых, нужно только носить СИЗ и соблюдать дистанцию.
— Мы абсолютно за то, чтобы это организовать. Москва, например, какое-то время назад начала устанавливать в комнатах посещения в интернатах прозрачные стойки из полимера — люди друг друга видят, слышат и при этом защищены от вируса. Это лучше, чем ничего. Епископ Пантелеимон находит СИЗ для священников, чтобы они заходили внутрь,— в Москве с отрицательными тестами на ковид и в СИЗ священников в некоторые интернаты пускают. Но в целом проблема по стране одна — СИЗ не хватает даже для сотрудников, и я даже не надеюсь, что их будут выдавать родственникам или волонтерам.
Мы вообще считаем, что родственников необходимо держать в курсе всего, что происходит с их близким в интернате. Родственник — не лишний, он такой же человек со своими чувствами, правами, и он наш помощник. Если маму, тетю или дедушку госпитализировали в больницу, надо тут же сообщить родственнику — а то мы сталкивались с тем, что люди неделями не знают, что с их родными. Человек звонит в интернат, в больницы, ему ничего не сообщают, а потом он узнает, что его тети не стало две недели назад и ее похоронили в общей могиле.
Недавно узнала: сын несколько недель искал мать, ему помогала наша сотрудница по уходу, его мать умерла в больнице, ее похоронили в мешке.
Вот так часто происходит, это накаляет обстановку. И если с федеральным Роспотребнадзором у нас получается говорить и договариваться, то с региональными — очень трудно. Многие из них сидят, как местные князья, и принимают решения никого никуда не пускать, и чем больше они запретили и оштрафовали, тем лучше себя чувствуют. Я тоже не понимаю, чем можно объяснить запрет на посещения родственников, волонтеров, священников, на передачу продуктов и других вещей. Если люди сдали тест и надели СИЗ, в чем проблема? У вас люди в окна выходят, сделайте что-то, чтобы они хоть как-то своих близких видели, хоть какую-то связь с ними поддерживали.
«Бабуля, глазки открывай»
— С 2018 года ваш фонд вместе с Минтрудом начал строить систему долговременного ухода (СДУ) в регионах — планировали увеличить надомную помощь, развивать дневные центры для пожилых. Что-то удалось сделать?
— В рамках СДУ мы планируем и надомную помощь существенно менять, и помощь внутри интернатов. В наших планах были дневные центры для пожилых людей — из-за ковида наши планы сильно пострадали. На базе некоторых интернатов уже собирались открывать реабилитационные центры, куда люди могли приходить за консультацией. Дневные центры в некоторых регионах уже были оборудованы — планировалось начать выводить туда людей из дома. Но открытие таких центров во многих регионах пока вынуждены отложить на следующий год.
— А много уже открыто дневных центров для пожилых?
— Если бы не ковид, было бы больше. В Волгограде, например, открыли больше 20 дневных центров. У них был план на 200 центров по региону, но сейчас нет смысла — запрет на групповые занятия будет актуальным скорее всего и в 2021 году. Поэтому пока те центры, что там работают, перевели в онлайн-формат. Работники дневного центра приходят с планшетом домой к человеку, а в центре сотрудник проводит суставную гимнастику, школу памяти. Понятно, что это не так эффективно, как могло бы быть, но хотя бы какая-то связь с миром. В Волгограде собрали аналитику, которая показывает, что благодаря этим занятиям уровень тревожности у людей понизился, депрессия уменьшилась, наладились отношения в семье, потому что у человека появилась занятость.
Такие центры сейчас хотят открыть Алтай, Камчатка, Кемерово, Новосибирск. Кстати, про Новосибирск: они вошли в пилотный проект по СДУ в прошлом году и уже сделали очень много: охватили ежедневным уходом 1 тыс. пожилых людей и людей с инвалидностью, нуждающихся в уходе на дому. В интернатах сделали общие пространства для общения, досуга, усилили уход, кого-то из тех, кто долго лежал, уже на ноги поставили. Ковид очень мешает запланированным изменениям, но там, где успели выстроить систему ухода, людям легче выживать.
И конечно, мы очень хотим в рамках СДУ добиться изменения отношения к пожилым людям вообще и особенно к тем, кто ослаблен и нуждается в помощи и уходе.
Мы сейчас стали много говорить о том, что человек должен получать необходимый уход, но часто не понимаем зачем — чтобы человек лежал чистый-накормленный? Или чтобы он, кроме чистоты и сытости, мог выходить на улицу, посещать дневной центр, общаться, реализовывать себя? В нашем обществе есть стереотип, что если ты пожилой и нуждаешься в помощи, то тебе ничего не нужно — только поесть, попить да носки вязать.
Мы вообще говорим о пожилом возрасте в уничижительном тоне. Моя бабушка была профессором, «строила» своих аспирантов до последних дней жизни, и вот она попала в больницу, была в тяжелом состоянии, я находилась рядом, приходит нянечка и говорит ей: «Бабуля, глазки открывай». Я подумала, что бабуля сейчас ей лекцию прочла бы об этике обращения с пациентом. Вот пока мы навязываем свои стереотипы и пытаемся с дремучим патернализмом применять свое милосердие к пожилым, которые у нас сливаются в однотипную массу милых бабушек в платочках, вряд ли мы сможем что-то изменить радикально.
Представьте себе, что нам с вами лет по 80,— мы же не думаем, что нам будет хотеться только кашку поесть? Мы не превратимся в каких-то иных, мы останемся теми же людьми, с определенными знаниями, потребностями и интересами. Я вижу, что если человек в интернате просит себе планшет, то у окружающих уже возникает вопрос: зачем ему планшет? Он должен хотеть кружку, миску, памперс и шарф, потому что старики зябнут. А все остальное не положено. При таком подходе, сколько бы мы ни проводили реформ, наша старость будет такой же, какая она сейчас у пожилых людей: «Бабуля, глазки открывай».
«Помощь на дому в пандемию провалилась»
— В некоторых регионах издали указы, запрещающие соцработникам навещать пожилых граждан и инвалидов на дому, если те болеют ковидом. Это вообще оправданно?
— В некоторых регионах к таким мерам, к сожалению, действительно прибегают. Но мне важно, что в тех пилотных регионах, с кем мы плотно работаем в рамках СДУ, такой идеи не возникало. Наоборот, они старались, несмотря на ковид, расширять надомные услуги, потому что это был шанс не дать людям погибнуть.
Но проблема в том, что, даже если регионы сохраняют в пандемию социальные услуги, текущая социальная помощь на дому как сводилась к двум визитам соцработника в неделю, так и сводится. А поскольку еще и родственный уход уменьшился — мы же стараемся не навещать своих стариков, чтобы не заразить,— ситуация для многих пожилых, нуждающихся в уходе и помощи дома, становится катастрофичной. И таких людей гораздо больше, чем живущих в интернатах.
Сейчас я четко вижу, что помощь на дому в пандемию провалилась. Мы видим, как много пожилых людей, болеющих тяжело, не попадают в больницы. Они остаются дома, и это ужасно, ведь нужной им помощи на дому просто нет.
Но даже если болезнь проходит в легкой форме, человек ослаблен, ему требуется больше помощи и поддержки.
Не надо думать, что для помогающего работника риск заразиться на дому выше, чем в интернате. Если у работника есть СИЗ, если он носит нормальные перчатки, соблюдает все правила, он имеет все основания не заразиться и не заразить подопечного. Другое дело, если регион сэкономил, и соцработники ходят в маске из марли. Здесь, по сути, такая же ситуация, как в интернатах,— если регион позаботился заранее и у него есть средства защиты, то соцработники полноценно работают, а если нет, то и работа не идет. У нас был случай, когда регион просил срочно отправить противочумные костюмы к утру, потому что заболела ковидом женщина, получающая помощь на дому, и у соцзащиты было два варианта — либо сотрудник пойдет к ней без средств защиты и скорее всего заболеет, либо к ней никто не пойдет, и она, скорее всего, ухудшится или погибнет. К утру костюмы у них были, маски, перчатки, респираторы. Я хочу сказать, что если руководитель думает о людях, то он найдет способ защитить и сотрудников, и граждан, нуждающихся в помощи на дому.
— То есть единой системы нет, в одном регионе одинокий пожилой человек получает помощь, а в другом — нет?
— Не только одинокий, но и живущий в семье, но нуждающийся в помощи и уходе. Еще в первую волну Минтруд разослал в регионы телеграмму, в которой рекомендовал бесплатно оказывать ежедневную помощь в уходе нуждающимся в нем пожилым и инвалидам.
Напомню, что у нас по 442-му закону о соцобслуживании нуждающийся в уходе гражданин может получать необходимую ему помощь в виде визитов соцработников два раза в неделю. Если он малоимущий, помощь будет бесплатной, если его доходы выше минимума, то ему придется за эти услуги доплачивать. И человеку часто приходится выбирать между возможностью быть чистым и сытым и покупкой необходимых ему лекарств. Часть наших пилотных регионов освободила людей от оплаты таких услуг, это очень важно. И, насколько мы знаем, никто из пилотных регионов, которые начали внедрять СДУ, не уменьшил объем помощи. Они как ходили к людям домой регулярно, так и ходят.
И четко понимают: если этого не делать, результатом станет смерть людей, которые в изоляции умрут не от ковида, а от отсутствия помощи — например, упав на пол и сломав себе что-то.
Мы сейчас пытаемся добиться в рамках СДУ, чтобы в каждом регионе появилась минимальная бесплатная помощь в уходе, причем она не сводится к покупке продуктов, это уход, связанный с приемом пищи, мытьем, сменой одежды. Пока мы говорим о минимальной бесплатной помощи до четырех часов в день — и ждем, что правительство разрешит предоставлять такой бесплатный минимум сначала в пилотных регионах, а после отработки деталей и во всей стране. Правительство сейчас ищет деньги для этой программы, то есть эти траты не будут переложены на регионы, мне это кажется очень важным. Потому что регионы не найдут на это деньги и всю идею угробят. Но понятно, что надо не просто разово найти деньги, нужно найти устойчивое финансирование, это сложная задача.
— Речь идет о четырех часах ухода в день для всех получателей социальных услуг на дому?
— Для самых нуждающихся. Вообще количество часов зависит от потребности человека. В рамках СДУ в пилотных регионах весь год проводилась типизация — поэтому мы примерно знаем, где и сколько «тяжелых» людей. Те, у кого состояние получше, будут получать меньше помощи — кто-то два часа в день, кто-то час в день. Но это будет бесплатная помощь, гарантированная Федерацией, а не регионами. И человеку не надо будет выбирать, оплатить ли ему приготовление обеда соцработником за 100 руб., отложить эти 100 руб. на черный день или получить помощь от сиделки.
Разумеется, кроме этой минимальной помощи люди смогут получать и ту, которая положена им по 442-му закону от регионов, где-то она платная, где-то бесплатная.
— А если кому-то нужно больше четырех часов ухода в день?
— Несомненно, такие люди есть и будут! Мы вообще не говорим о том, что вся помощь на дому должна сводиться к четырем часам в день. Вот как мы это видим в СДУ: после типизации (когда уже известно состояние человека и в чем он нуждается) человеку нужно вписать в ИППСУ (индивидуальная программа предоставления социальных услуг.— “Ъ”) все необходимые услуги. И если человеку нужен уход, то туда должны входить и услуги по уходу (а их сейчас почти нигде нет в регионах), и социальные услуги: например, помощь в оформлении документов, растопка печи, доставка до дневного центра. При этом минимальные услуги по уходу должны быть для человека бесплатными. Но, конечно, он может при необходимости добирать дополнительные услуги платно, увеличивая таким образом объем ухода. А социальные услуги обеспечиваются по 442-му федеральному закону. Сейчас наша задача — добиться хотя бы минимальных четырех часов бесплатного ухода в день для маломобильных людей, людей с деменцией — для всех, кому нужен уход и помощь. Потому что пока они предоставлены сами себе.
«Мы уже за пандемию потратили гораздо больше денег, чем наш обычный годовой бюджет»
— За пандемию пожертвования в фонд не снизились?
— Наоборот, увеличились, но и расходы выросли. Мы никогда не тратили за неделю 3 млн руб.— на костюмы и респираторы, никогда не тратили за неделю по 500 тыс. руб. на лекарства, не оплачивали столько сиделок, медсестер, фельдшеров, врачей. Бывают ситуации, когда в интернате нет врача,— его там и не было, или был пожилой врач, который изолировался, или врач заболел,— и при этом больницы переполнены, класть больных некуда, то есть людей надо лечить в интернате. Так что мы ищем врача и за 100 тыс. руб., и за 200 тыс., потому что никто не идет, а нам надо найти во что бы то ни стало, за несколько часов, иначе люди умрут. Поэтому расходы у нас бешеные.
Мы уже за пандемию потратили гораздо больше денег, чем наш обычный годовой бюджет. За весь прошлый год мы потратили около 287 млн руб., а в этом только на помощь в пандемию к настоящему моменту ушло 342 млн руб. Это и президентский грант, и благотворительные деньги, и экстренная помощь в начале первой волны.
Уровень расходов постоянно растет, потому что растет потребность в помощи.
За пандемию мы поработали уже с 1033 учреждениями в 65 регионах. 270 учреждений получили от нас комплексную помощь — и СИЗ, и лекарства, и рециркуляторы, и подменных санитарок. Остальным мы пересылали маски и антисептики. Тут надо понимать, что львиная доля этих учреждений — это, конечно, государственные дома престарелых и ПНИ, но есть и интернаты, которые принадлежат к третьему сектору, и больницы, и надомные патронажные службы, центры социального обслуживания. Мы сейчас за неделю тратим на лекарства, нянечек, медсестер и врачей больше, чем раньше тратили за квартал. И я понимаю: если вдруг люди нас не поддержат, вся эта помощь схлопнется.
Для нас самое страшное — начать отказывать.
Часто к нам приходит за помощью директор, который уже с петлей на шее стоит. И если мы ему откажем, то он потеряет последнюю надежду.
— Новый год будет?
— И в интернатах его очень ждут, и одинокие люди дома ждут. Вот сейчас мы вместе с партиями СИЗ отправляем костюмы Снегурочки и Деда Мороза. Да, ковид, да, все плохо, но ощущение праздника у людей должно быть.
В нашем фонде самая давнишняя и известная акция — сбор подарков к Новому году. Нас даже называли когда-то новогодним фондом, по всей Москве наши добровольцы собирали подарки, сортировали и отправляли в регионы. В этом году мы не можем ее организовать в обычном формате, и для нас это удар. Но с эпидемиологической точки зрения собирать подарки, сортировать их, отправлять — значит рисковать людьми, которые раньше приходили для этого в большие супермаркеты, библиотеки, устраивали многолюдные ярмарки, приносили подарки к нам на склад. Мы не можем рисковать и теми, кто сортирует подарки, кто их повезет, кому их передадут. Где-то в регионах идут небольшие сборы, но это уже личная инициатива наших партнерских фондов. Поэтому мы собираем сейчас только деньги, на которые будут централизованно куплены подарки, с сертификатами и отвечающие всем правилам Роспотребнадзора. В прошлом году мы передали 44 тыс. подарков, в этом году запрос выше. Мы сейчас уже собрали на 50 тыс. подарков. Вообще в этом году мы собрали подарки очень быстро. Обычно до конца декабря сбор идет, и мы еще 31 декабря на складе сортируем подарки. В этом смысле сбор деньгами, конечно, удобнее. Но все же важно, чтобы люди сами могли приготовить подарок, передать его. О возвращении такой традиции мы будем думать после пандемии.
Этот новогодний праздник будет в интернатах особенным — сотрудники заступят на вахту 30 декабря и будут встречать его с жителями интерната.
В этом году мы выделили определенные суммы и попросили сотрудников интернатов спросить у жителей, какие бы подарки их порадовали на Новый год. А еще мы договорились, что переведем немного денег на праздничные столы в интернаты. Очень хочется, чтобы там накрыли настоящие столы с салатом оливье и селедкой под шубой, повесили гирлянды и мандарины в фольге в комнатах и холлах, поставили елки. Нам очень хочется, чтобы люди сами решали, что они хотят видеть на новогоднем столе, и могли позволить себе даже вредную еду типа сырокопченой колбасы, шпрот, сала и хоть немного шампанского. Нам уже пишут из интернатов, что планируют с 30 декабря начинать резать салаты, печь сладкое. Я очень надеюсь, что у них получатся такие семейные застолья. Нам хочется, чтобы у людей был настоящий праздник, такой, каким они сами хотят его видеть, пусть и в ковид.
А вот людям, которые живут дома, к сожалению, подарков и вкусной еды мы не соберем. И это моя боль.
За рубежом наши коллеги уже восстанавливают разные программы помощи на дому, например доставку горячих обедов.
Я бы очень хотела, чтобы у нас люди, которые нуждаются в помощи и уходе и живут дома, начали получать достаточную поддержку.
Я очень надеюсь, что минимальный бесплатный объем помощи для нуждающихся в уходе будет одобрен, потому что такая поддержка должна быть гарантирована каждому. И хочу, чтобы мы все поняли: возможность получать уход, каждый день есть горячую еду и выходить на улицу — это не предел мечтаний ни в интернате, ни дома. Это всего лишь основа, необходимая для того, чтобы человек мог продолжать полноценно жить, общаться, заниматься своими делами, даже если возраст и болезни ограничивают его возможности.