|
Хранитель древесностей |
 |
| Фото: ИЛЬЯ ПИТАЛЕВ |
| Рабочее место скульптора Вишневского — обыкновенный балкон |
Игра с удавкой
На вернисаже возле ЦДХ (том, который находится на Крымской набережной и тянется от Крымского моста к церетелевскому Петру) прикладники стоят в самом хвосте. Чтобы добраться до них, нужно миновать длиннющую шеренгу румяных девушек на фоне природы и вне ее, в одежде и без, маков, роз, русских пейзажей, написанных акварелью, маслом, мелками и прочими всевозможными техниками. Кто-то застревает на полпути, а кто-то добирается-таки до финиша.
Здесь, в самом конце, можно приобрести индустриальное чудовище высотой в полметра с головой наподобие утюга и огромными драконьими крыльями, состоящими из гаечек, железок, крючочков, пружинок и прочих железных штуковин, для которых в моем лексиконе найдутся обозначения только вроде "эта штука" или "та загогулина"; резные шкатулочки, авторскую бижутерию и авторские куклы — яркие и нарядные независимо от того, грустный мим это, скрипач или барышня-бабочка почему-то в вечернем туалете; смешные стеклянные фигурки ежиков, жирафов и такс со стеклянными шариками в прозрачном животе и прочие безусловно интересные вещички. Деревянные скульптуры здесь смотрятся не хорошо и не плохо — по-особенному. Да и стоить такая работа может от $100 до $1 тыс. и больше.
Байки о деревянных скульптурах ходят тоже своеобразные: все-таки живой материал — древесина. Например, история о прозрении и коте по имени "Непес". О деревянном коте, разумеется, который, конечно, не пес.
— Когда я его вырезал, не мог никак в глазах зрачки обозначить. Я все время вертел, думал — ну не придумывалось и все тут,— рассказывает автор деревянных скульптур Сергей Вишневский.— Решил: отделку сделаю — маслицем его помажу, а потом и со зрачками что-то придумаю. А когда маслом промазал, у него тут же зрачки раз — и проявились. И точка в точку там, где надо. Прозрел самостоятельно, можно сказать.
— Сколько времени уходит на изготовление одной такой скульптуры?
— Бывает по-разному, но не меньше месяца, если работа большая. А бывает, что остановишься — и все, застрял. У меня лежит работа — большой виноградный лист,— которую я лет десять не могу закончить. Он формально уже подарен друзьям, но сначала не мог придумать, как этот лист красивее подать. Вроде бы придумал: поставить его на полозья — санки своеобразные получатся. Теперь времени не хватает взяться — доработать.
У Сергея есть как отдельные работы, так и серии скульптур: корабли, к примеру. К сожалению, из этой серии мне удалось увидеть только один.
Название работ — отдельная история. Например, когда вырезалась "Хочу быть птицей 600 раз", на груди этой самой птицы вдруг проявился значок "Мерседеса". Отсюда 600 раз. Название "Игра с удавкой" тоже появилось спонтанно и приклеилось намертво. Это две фигуры — мужская и женская, одна расширена кверху, другая — книзу. Чтобы быстрее сохло, мастер вырезал как можно больше массы — так из женской фигурки и получилась петля. Удавка — нечто змееподобное, удавка — жена удава. Игра слов и понятий. Расстояние между названием и изображением создает поле мыслительной деятельности. Пока человек ходит от одного края поля к другому, считает Сергей Вишневский, у него создается свое собственное видение и понимание вещи.
Желание черного
 |
| Все свои работы Сергей Вишневский делает из цельных кусков дерева |
— С Кавказа. Мы с женой работали во Всесоюзном институте гидрогеологии и инженерной геологии (ВСЕГИНГЕО), который занимается исследованиями грунта. На Кавказе тогда пытались построить полигон для опробования и разворачивания системы ранних предупреждений землетрясений в рамках какой-то международной программы. В итоге по окончании работ случилось так, что все уехали, а мы с Ольгой остались там вдвоем и решили, пока есть время, к "Разгуляю" — слету песенников, наших друзей — вырезать им в подарок ложки.
Потом мы с Кавказа уехали, уволились из ВСЕГИНГЕО, работы не было, и я пошел с ложками на Измайловский вернисаж. Тогда была какая-то жуткая инфляция, в Измайлово часов с девяти утра просто шла колонна людей, сметавшая все на своем пути. Покупали все подряд. Бывало, день работаешь, часа за два все продаешь, неделю живешь на эти деньги.
Раньше в Измайлово спонтанно художники собирались, потом производство работ поставили "на поток": штампуешь себе одинаковые вещи большим тиражом и все. Приехал как-то один чеченский чин и говорит мне: "Поехали со мной, будешь такие же вазы делать и зарабатывать будешь не хуже, чем здесь". Я спрашиваю: "Сколько делать?" Оказывается, сто штук в месяц. Смешно даже. Где-то в 1993 году мне сказали, что возле ЦДХ есть какой-то вернисаж. Поехал — понравилось.
Сергей резьбой занимается дома. Наибольшее удовольствие и интерес от этого процесса сначала получали соседи. Представьте себе, что ваш сосед по непонятным для вас причинам зимой на санках возит в квартиру пни, бревна и всякие прочие деревяшки, а потом из квартиры стружки мешками выносит. Что происходит между этими двумя этапами, не слышно. Загадка и полет фантазии, одним словом. Оказалось, ничего криминального. Скульптор.
Мастерская находится на балконе — это полочки, на которых разложены в непонятном мне порядке инструменты, заготовки, незавершенные работы, подставки, капы, сувели, древесина... Рабочий кабинет на балконе — штука опасная, и Сергей собирается со временем построить наземную мастерскую. Опасная, потому что балкону приходится выдерживать достаточно большую нагрузку. Например, приходилось ставить сюда пень весом более чем в 100 кг — это помимо заготовок и т. д.
Для того чтобы вырезать самого обычного "Непеса" или любую другую скульптуру, приходится не только придумать его, заготовить древесину, очистить от коры, вырезать, но и обработать — отшлифовать все поверхности до зеркальной гладкости, покрыть льняным маслом для защиты от атмосферного воздействия. Во время шлифовки и после деревянные фигурки поливают водой.
— Шлифуем ведь шкуркой,— объясняет Сергей,— а шкурка — это мелкие камешки, которыми царапаешь, царапаешь, царапаешь поверхность. Она становится шершавая. Обычно поливаем водой все, что зашлифовываем, древесина набухает и выравнивается.
И последний штрих — мастика на основе пчелиного воска для придания мягкого блеска. Звучит, как реклама какого-то шампуня. Тем не менее Сергей говорит, что такое натуральное покрытие — самое стойкое. У него есть скульптура — женская фигурка под названием "Желание черного", которой уже около десяти лет. Она выставлялась не один раз в любую погоду, транспортировалась, хранилась, даже получала производственные травмы.
— Последний раз эту барышню уронили головой о бордюр. Я ее немножко подправил. Знаешь, как правят? — задает изначально провальный для меня вопрос Сергей.
Естественно, не знаю.
— Кипятком. Берешь чайник и поливаешь, поливаешь, поливаешь... Дерево постепенно набухает, и замин (вмятина) выравнивается. Потом высушил, шкурочкой протер, маслицем помазал — и как будто ничего не было.
— Это со скульптурой из любой древесины так?
— Это — вяз, я люблю с ним работать, потому что прочная древесина и красивая. То же самое береза. Незаслуженно забытое, кстати, дерево. Сейчас только на дрова и заборы идет, а зря. Липу в руки берешь — легкая, мягкая; она падает, да ты даже локтем можешь ее зацепить, продавить — и все, сразу замин. А то и разобьется.
Кап за капом
Кап — шарообразный нарост на стволе, ветках или корнях деревьев, покрытый лубом и шершавой корой. Сначала кажется, что кап — обычный кусочек дерева. Ничего особенного. Сергей стамеской снимает кусочек коры, показывает скопление темненьких маленьких точечек на белом фоне — это почки, которые не проросли и превратились в этот самый кап. А если не срезать, а просто ободрать кору, то получится такой себе ежик. Считается, что кап — защитная реакция дерева на вирусное заражение или повреждение.
— Почему вы сейчас занимаетесь именно работой с капами?
— Материал понравился: кап сам по себе очень красивый, да и чтобы его облагородить, большого ума не надо: форма природой задается, а ты отдельными нюансами, деталями делаешь ее еще красивее. Кроме того, кап гораздо прочнее обычной древесины.
Увидеть не только нюансы и детали, но и саму форму мне, видимо, не дано. Как ни стараюсь, вижу только разнообразные выпуклости в разных местах дерева, покрытого корой. С точечками.
— Ну, все равно это видеть как-то нужно, в капе-то. Как? — настаиваю в результате бесплодных попыток напрячь воображение.
— Кап сам все показывает, ничего специально делать не нужно. Если рисунок древесины этого капа красивый, нужно дать большую поверхность, чтобы этот рисунок показать, а саму форму сделать попроще. Если рисунок не очень красивый, изощряемся по части формы. Все логично.
— Это только мастеру понятно, что рисунок красивый? — гну свою линию.
— Когда ты кору срезаешь, по волокнам видно, какие складочки на поверхности капа есть. Они и определяют рисунок. Кстати, я еще с сувелями работаю, они внешне похожи на капы. Сувель — от слова "вить", это места, где волокна древесины закручиваются хаотично. Она как будто волнами идет. Если я срежу такую волну, то края у меня будут светлые, а серединка темная. Я это уже знаю и такие места раскрываю специально. И чем больше таких складочек и волн, тем красивее узор.
— Чем раскрываете?
— Стамеской.
Стамесок у Сергея штук сто, если не больше. На взгляд дилетанта, они похожи одна на другую, как братья-близнецы. Сергей демонстрирует, какие они разные, предназначаются для разных работ, да и в процессе резьбы если одна затупится, нужно иметь другую под рукой, чтоб работу не бросать и не отвлекаться на заточку.
Судорожно рассматриваю новый кусок древесины. Но сувель от капа уже, кажется, отличить могу — не безнадежна, кажется.
— А что из этого капа получится?
— Ваза. Его нужно обработать снаружи — срезать все неровности, тогда можно будет увидеть какую-то форму. Эту форму и уточняем.
— А почему в ваших работах не встречается углов, квадратов? Все как-то очень мягко, округло смотрится...
— Дерево острых углов не любит и не предполагает. Линии должны перетекать одна в одну, чтобы хотелось дотронуться, погладить, чтобы форма была достаточно мягкой, интересной, чтобы не было такого: это место нравится, а это нет. Тогда в итоге получается вещь.
— Для чего используются сувели, а для чего капы?
— И из капа, и из сувеля чаще всего делаю вазы. Просто узоры у них разные. На сувеле — разводы, на капе — точечки. Большую вещь из капа не сделаешь — они большими не бывают, бывает только их скопление. У меня был как-то пень, облепленный капами,— тот, что под 100 кг весом.
— И все-таки, где-то же вы работе по дереву (с теми же капами, например) учились?
— Я недоучившийся геофизик. А в трудовой книжке последняя запись — технический директор фирмы по производству радиоэлектронной аппаратуры: делали эстрадные усилители большой мощности для озвучивания стадионов.
— А как это с резьбой увязалось?
— У меня просто у отца хобби: он режет деревяшки. У него есть мастерская, режет что-то на уровне ложек, простые вещи. А мама потихоньку старое сжигает, когда места уже совсем не хватает. Я по этому поводу анекдот вспоминаю. Встречаются два выпускника Оксфорда. Один — президент международной корпорации, у которого есть все: яхта, самолет, власть; а другой — заштатный клерк в третьесортном банке. Один другому говорит: "Что ж это такое? Учились на 'отлично', вместе закончили университет, почему у тебя — все, у меня — ничего?" Тот ему и отвечает: "Для того чтобы у тебя было все, надо, чтобы еще твой дед этот университет заканчивал". Видимо, какие-то мутации происходят из поколения в поколение.