«Вера в прогресс — доктрина лентяев»
Шарль Бодлер о том, как превратить свое отвращение к миру в философию
9 апреля исполняется 200 лет со дня рождения Шарля Бодлера — enfant terrible французской поэзии и основоположника символизма и декаданса. Анастасия Ларина перечитала его дневники и письма и составила пособие по тому, как ненавидеть все, но любить маму и котиков
Фото: Etienne Carjat / British Library
Фото: Etienne Carjat / British Library
1
Мне скучно во Франции, прежде всего потому, что здесь все похожи на Вольтера.
2
Любая газета, с первой до последней строчки, как бы соткана из ужасов. Войны, преступления, кражи, бесстыдства, пытки, преступления государей, преступления наций, преступления частных лиц, какое-то опьянение всеобщей жестокостью. И вот этот-то отвратительный аперитив культурный человек поглощает каждое утро за завтраком. Ото всего в этом мире воняет потом преступлениями — от газеты, стены, человеческого лица... Я не понимаю, как можно чистыми руками коснуться газеты, не вздрогнув от отвращения.
3
И что только не именуют нынче молитвой! Испражняться — тоже молиться, если верить тому, что говорят, испражняясь, демократы.
4
Почему демократы не любят котов, догадаться нетрудно. Кот красив; он наводит на мысли о роскоши, чистоте, неге и т.д.
5
Есть лишь три существа, достойные уважения: священник, воин, поэт. Знать, убивать и творить. Остальные созданы для оброка и барщины, их место на конюшне, то есть там, где можно заняться так называемой профессиональной деятельностью.
6
Доктор Трактириус Гадинус Педантиссимус. Его портрет в манере Праксителя. Его трубка. Его мнения. Его гегельянство. Его скаредность. Его мысли об искусстве. Его желчность. Его завистливость. Изображение современной молодежи во всей красе.
7
Что есть искусство? Проституция.
8
Взгляните на Жорж Санд. Она прежде всего и более всего набитая дура; но при этом она еще и одержима. Это дьявол убедил ее ввериться ее доброму сердцу и здравому смыслу, чтобы она, в свою очередь, убедила всех остальных набитых дураков ввериться их добрым сердцам и здравому смыслу.
9
Прочие литераторы — по большей части неутомимые гнусные кроты, притом настоящие невежды.
10
Я сумел отбить у себя охоту к современной литературе и больше, чем когда-либо, научился любить маму.
11
Жизнь внушает мне отвращение. Повторяю: я бегу личины человеческой, но особенно личины французской.
12
Тебе трудно было бы представить, как низко пало парижское племя. Это уже не тот очаровательный и любезный мир, который я знал когда-то: художники не знают ничего, литераторы не знают ничего, даже правописания.
13
Все эти дураки буржуа, без конца повторяющие «безнравственно», «безнравственность», «нравственность искусства» и прочие глупости, напоминают мне Луизу Вильдье, пятифранковую шлюху, которая однажды, придя со мной в Лувр, где она прежде не бывала, вдруг начала краснеть, прятать лицо, поминутно дергать меня за рукав и при виде бессмертных произведений скульптуры и живописи спрашивать, как можно было выставить на всеобщее обозрение этакие непристойности.
14
Все эти люди стали отвратительны, хуже, быть может, даже людей светских. Я старик, ископаемое, ко мне питают неприязнь, поскольку я менее невежественен, чем остальные смертные. Вот что значит декаданс!
15
Вера в прогресс — вот доктрина лентяев, доктрина бельгийцев. Ее смысл: человек рассчитывает на то, что сосед выполнит его работу.
16
В каждой перемене есть нечто одновременно постыдное и приятное, нечто схожее и с вероломством, и с переездом на новое место жительства. Это в достаточной степени объясняет французскую революцию.
17
Перед историей и французским народом громкая слава Наполеона III послужит доказательством тому, что любой проходимец, овладев телеграфом и государственной типографией, может править великой нацией.
18
Диктаторы — всего-навсего лакеи народа (дерьмовая же роль, однако, а слава — результат приспособления одного ума к национальной глупости).
19
В дурном вкусе есть свое упоение: это изысканное удовольствие доставлять неудовольствие.
20
Однако когда уж и душевное превосходство человека обращено против него самого, тем более ему надо быть терпеливее, упорнее, настойчивее. Я в совершенстве владею наукой жизни, но у меня нет сил применить ее на практике.