фестиваль кино
Премьера документального фильма Майкла Мура "Фаренгейт 9/11" взорвала течение фестивальной жизни, которое и без того не назовешь плавным. Из Канна — АНДРЕЙ Ъ-ПЛАХОВ.
Несколько характерных зарисовок. Прошла конференция по борьбе с пиратством, но еще до нее Квентин Тарантино заявил, что он лично благодарен пиратам, иначе "Pulp Fiction" никто бы не увидел в Китае. На ужине в отеле Carlton, посвященном этой конференции (среди приглашенных — Джон Ву и Карен Шахназаров), мы сами наливали себе шампанское: обслуживающий персонал бастовал и появился в последний момент.
Утром по Круазетт прошла колонна демонстрантов из отеля Majestic. А бастующие работники шоу-бизнеса ворвались в кинотеатр Star и сорвали несколько рыночных просмотров. В дело вмешались полицейские-шпионы, одетые в гражданское: в результате одиннадцать человек были ранены, семь арестованы, а потом полиции пришлось извиняться перед телекомпанией France 3, корреспондента которой избили во время беспорядков.
Клод Лелуш (один из активистов политической борьбы на Каннском фестивале 1968 года) забегает в Carlton, надвинув на лоб кепку с длинным козырьком, но бастующие его все равно узнают и зовут на свою сторону: "Клод, Клод!" А в это время по набережной проезжает открытая машина со слоганом Passion.com, на которой водружен крест, а к нему привязан истощенный мужчина, старательно изображающий Христовы муки.
Между тем фестиваль продолжается. Показана уже большая часть конкурсных фильмов. Некоторые из них вызвали острые споры — как аргентинская "Святая девушка" Лукреции Мартель, некоторые встречены спокойным одобрением — как французская "Посмотри на меня" Аньес Жауи. Последняя даже лидирует в рейтинге международной критики журнала Screen International.
Однако самыми яркими событиями стали все же американские премьеры — внеконкурсная "Убить Билла. Фильм второй" (Kill Bill 2) и конкурсная "Фаренгейт 9/11". Первая часть "Билла" выглядела блистательным упражнением, которое Квентин Тарантино почему-то взялся выполнить. В нем была горделивая робость отличника, уже получившего свою золотую медаль, но вынужденного держать новый экзамен. Он сдал его блестяще — и все-таки это не вязалось с репутацией самого отъявленного монстра последнего десятилетия. Во второй части режиссер обрел почти что прежнюю свободу. При всех боевых восточных трюках, поединках и мертвецах, восстающих из могилы, вовсе не насилие тема этого фильма, а невозможная любовь. Тарантино предстает не циником, а лириком, его фильм не жесток, а грустен, его форма не провокативна, а классична. Та же трансформация происходит с его актерами — Умой Турман, Дэвидом Каррадайном, Дэрил Ханной. Все они раньше в той или иной мере были культовыми, теперь — стали частью тарантиновского мифа, который по своей природе гораздо ближе античному, чем какая-нибудь "Троя". Потому что это кино не только о любви, истреблении и мести, но прежде всего о роке — категории, редко встречающейся и трудно воплотимой.
Но апофеозом фестиваля, до высшего накала поднявшим его градус, стал первый показ документальной трагикомедии "Фаренгейт 9/11" (некоторые пишут "Фаренгейт 911" — по аналогии с "Фаренгейт 461"). Режиссер Майкл Мур (кому из документалистов это снилось?) оказался еще одним кинематографическим монстром, введенным в звездный ранг. Оскароносного автора "Боулинга для Колумбины", внешне похожего на небритого маргинала, встречали в Канне так, как встречают только Брэда Питта и самых раскрученных поп-идолов. На премьеру пришли знаменитости ранга Мика Джаггера, показ то и дело прерывался аплодисментами, а финальная овация продолжалась двадцать минут — что даже в истории Канна величайшая редкость.
Появлению фильма сопутствует ореол скандала: "Фаренгейт" куплен всеми странами мира, нет только для него прокатчика в США. Кисло отнеслась к картине и голливудская пресса — в частности, штатный критик газеты Variety Тодд Маккарти, прославившийся год назад погромом "Догвиля" Ларса фон Триера. Тема "Фаренгейта" — внешняя политика администрации Буша после 11 сентября. Майкл Мур с жестким сарказмом критикует правительство за то, что, будучи связано с саудо-аравийским бизнесом, оно проигнорировало его связи с терроризмом, искусственно увязало "Аль-Каиду" с Саддамом Хусейном (якобы они близнецы-братья) и стало экспортировать демократию так же, как большевики пытались экспортировать революцию. Картина недаром называется "Фаренгейт", тая в себе взрывной потенциал Уотергейта и одновременно вызывая ассоциации с Оруэллом, Брэдбери и Трюффо.
Неужели Золотая пальмовая ветвь достанется документальной ленте? Это будет переворот в истории Канна. За такое решение — и политизированная атмосфера фестиваля, и тот факт, что продюсер картины, шеф компании Miramax Харви Вайнштейн, который борется за нее что есть сил, считается в то же время крестным отцом Квентина Тарантино: все его ленты, включая последнюю, раскручены усилиями Miramax. Но вторая часть "Убить Билла" подтвердила догадку о том, что господин Тарантино ох как непрост, и это может сказаться на решениях жюри, внеся в них элемент полной непредсказуемости. Ведь помимо политических и корпоративных, есть еще эстетические тенденции и вкусовые критерии: о них — в следующем репортаже.