У меня под окнами строят дом. Я любуюсь этим зрелищем: тем, как ложится бетон, как опалубка тянет вверх стены, я понимаю логику того, что происходит. Но я знаю, когда дом построят, страшно будет смотреть — столько колонн, сандриков, модульонов, волют, сухариков, триглифов, метоп, маскаронов, баз, фризов и тому подобных вещиц навесят снаружи.
В начале века современная архитектура была типичным насилием: архитектор выходил с топором посшибать классические детали, фризы с капителями. Он говорил: "Орнамент — это преступление", как Лоос, или "Будете жить с потолком два двадцать", как Ле Корбюзье. Принципы современной архитектуры звучали как "Апрельские тезисы". Плоские крыши — разводить сады и загорать. Ленточное остекление — не бойницы какие-то, а больше солнца во всю стену. Первый этаж поднят на столбы — пространство улицы не потеряно, а превращено в прогулочную галерею. Свободный план — стены не давят, пространство перетекает. Но точно так же, как "Апрельские тезисы", они разрослись во что-то очень неприятное. Конструктивисты получили для воплощения своих футуристических задач самую отсталую строительную технику. В итоге плоские крыши текли, ленточные окна выпадали, а к столбам первого этажа люди и собаки бежали, в основном чтобы отлить.
Потребители возроптали, глядя на щели и трещины. И вскоре архитекторы-классицисты вылезли из укрытий, понаклеили колонны на щели, понавесили карнизы на трещины — и стали трудящиеся жить в социалистических дворцах. А особо упорных архитекторов--приверженцев "барачного стиля" отправили совершенствоваться в натуральные бараки.
Второй раз современный стиль вернулся при Хрущеве. Вернулся пятиэтажками, проспектом Калинина, стеклянными "Пельменными" на перекрестках, стеклянными "Универсамами" и стеклянными "Салонами красоты" в спальных районах, гостиницами "Интурист" в Москве и "Ленинградская" в Ленинграде. Подавалось это красиво, по-оттепельному. Но на самом деле, как мы сейчас понимаем, в стране опять, как в романтические 1920-е годы, настала разруха; денежки, которые могли бы достаться архитекторам, забрали Королев с Курчатовым и начали строить атомный щит, которому колонны были как-то ни к чему.
И поехали новоселы в пятиэтажные распашонки, и стало ясно, что чешское стекло здесь удобнее трофейного севра и сакса, треугольная табуретка лучше, чем чипендейл, и вообще, много ли надо человеку для счастья.
Но человеку для счастья нужно качество, а какого качества можно было добиться, когда дешевизны ради коммуникации нанизывались, как бусы ("Сапоги за утюгами, санузлы над санузлами",— говаривал мой покойный профессор), кухни съеживались до размеров двух конфорок, батареи не грели, а панели зияли щелями. А как бы им не зиять, если в некоторых панельных сериях при строительстве сварщикам приходилось варить арматуру у себя над головой. Постойте под искрами, и я посмотрю на ваше отношение к проблемам строительного брака.
Волна нелюбви к пятиэтажкам и ненависти к Калининскому проспекту захлестнула и лучшие образцы современного стиля 1960-х. И только сейчас, когда "Пельменная" превратилась в "Кофе Бин", а "Универсам" — в "Арбат Престиж", мы обнаружили, как хороша, как умна эта архитектура, как она открыта изменениям. Понадобилось немногое: нормальная облицовка, работающая сантехника, точно собранные витрины ну и, конечно, завоевание капитализма — хорошо вымытые стекла. Глупо, когда эти здания сносят или завешивают в духе "домов-сараев" Роберта Вентури всякой мигающей декорацией. Лучше, когда их вычищают, доводят до того состояния, о котором и мечтали их авторы, и возвращают городу.
Настали удивительные времена, когда стили отменены напрочь. Постмодернизм объявил современный стиль "одним из", заклеймил за тоталитаризм и дал возможность архитекторам снова вынести колонны, достать кисточки, развести акварель и многословно и косноязычно заговорить о вечности классических деталей.
Самое удивительное, что строительная техника при этом позволяет делать все что угодно. Здания наконец-то строятся с автомобильным, нет, с компьютерным качеством. Но испуганных обывателей стараются успокоить, одевая сталь и бетон в классический кирпич и облепливая стены грубой имитацией разной классической дряни.
Мне это очень странно, потому что, составляя для вас слова, я так или иначе повторяю то, что писали разные, не чета мне, умные люди то в 1910-х, то в 1920-х, то в 1960-х годах. Мне кажется, что стиль не возвращается просто потому, что он такой прилипчивый, как пиявка: как ни трави его классикой, все лезет и лезет. Если возвращается стиль, значит, возвращается что-то в мозги, в наше понимание красоты, роскоши, необходимого и достаточного.
Модернизм наделал много ошибок, став движущей силой и с силой надвинувшись на все живое. Социализм наделал много ошибок, сгноив несколько поколений в моей стране. Но и при любимом мной классическом сталинском стиле имели место перегибы, что и говорить. Но нынешний западный социализм и нынешний западный модернизм и вправду идут под руку — вполне себе интеллектуальное достояние европейской цивилизации. Модернизм путают с экстремизмом, но это не "Красные бригады", а нормальный бунт молодежи, убежденной в том, что старики живут глупо и неинтересно. Модернизм — естественный стиль интеллектуала, или, как говорят у нас, интеллигентного человека, который не потребует любой дом увенчать башней со шпилем, потому что это соответствует его представлению о прекрасном.
Я очень рад возвращению моей детской трехногой табуретки. Мне, конечно, случалось с нее падать и набивать шишки, но виноват в этом был только я.