 |
ФОТО: РГАКФД/РОСИНФОРМ  После объявления войны на смену антиправительственным демонстрациям пришли патриотические шествия |
"Хороший день, в особенности в смысле подъема духа"
20 июля 1914 года Николай II записал в дневнике: "Хороший день, в особенности в смысле подъема духа... В 2 1/4 отправились на 'Александрии' в Петербург и на карете прямо в Зимний дворец. Подписал манифест об объявлении войны... При возвращении дамы бросились целовать руки и немного потрепали меня и Аликс (императрица Александра Федоровна.— 'Власть')".
Что касается подъема духа, то император был совершенно прав: жители столиц встретили "вторую отечественную" (как ее называли тогда в прессе) восторженно. Патриотические настроения охватили все слои общества. Прекратились забастовки и вообще какие бы то ни было антиправительственные выступления. В Петербурге толпа патриотов сожгла немецкое посольство, Дума на время перестала клевать власть и безропотно приняла военный бюджет. А 18 июля из-за ненависти ко всему немецкому завершился петербургский период русской истории — столицу переименовали в Петроград. Как это ни удивительно, всеобщая мобилизация почти не выявила желающих "закосить" от армии: в первые же дни войны на мобилизационные пункты явилось 96% подлежащих призыву. "Сведения официальные и частные, доходящие до меня со всей России, одинаковы,— писал в дневнике посол Франции в России Морис Палеолог.— Одни и те же народные восклицания, благоговейное усердие, объединение вокруг царя... Никакого разногласия".
 |
ФОТО: РГАКФД/РОСИНФОРМ Военную истерию раздували армейские агитотряды, которые наглядно демонстрировали солдатам необходимость лечь костьми за государя-императора |
"Чтобы каждый мог вовремя плюнуть немцу в харю"
 |
ФОТО: РГАКФД/РОСИНФОРМ Время от времени с призывом лечь костьми за Веру, Себя и Отечество к солдатам обращался сам царь собственной персоной (на заднем плане в центре) |
Героизм реального казака Козьмы Крючкова и легендарного солдата Ивана Бровкина описывался в многочисленных журналах и массовых листовках. Издаваемые гигантскими тиражами описания военных подвигов стали любимым чтением простого народа, в особенности детей. Подрастало поколение, воспитанное на рассказах об убийствах. Прочитав газетную заметку о том, как ребенок "переколол 13 австрийцев", один из современников записал в дневнике: "Ведь последние слова — кошмар. В обыкновенное время это было бы мировое событие по своему сплошному ужасу — преступление из ряда вон выходящее... 12-летний мальчик переколол 13 человек! Теперь наоборот. Мальчик — герой. Мальчик лично награжден Георгием Главнокомандующим. Мальчик окружен ореолом славы. Ему сотни тысяч мальчиков позавидовали. О нем миллионы подумали восторженно..."
Массовые издания изощрялись в демонстрации ненависти к врагам. Например, сатирический журнал "Забияка" рекомендовал установить для проживающих в России немцев специальную форму одежды с надписью "Подлец". Делалось это для того, "чтобы каждый мог вовремя плюнуть немцу в харю". Тот же журнал шутливо советовал не лечить немцев в русских больницах, а вместо воды давать им касторку.
"Говорили солдатам о том, как они будут убивать немцев"
 |
ФОТО: РГАКФД/РОСИНФОРМ В годы патриотического подъема одним из важнейших искусств была военно-политическая карикатура. В задачи художников-карикатуристов входило представить немцев дьявольским отродьем |
Школьники охотно пользовались возможностью помогать фронту. Они провожали на фронт войска во время массовых мобилизаций, переписывались с солдатами, встречали первых раненых. Дети радостно делали подарки солдатам (то есть шили для них варежки и кисеты), собирали для раненых деньги и продукты. Летом 1915 года в ряде губерний учащиеся, чтобы заменить ушедших на фронт солдат, добровольно трудились на полях. По неполным сведениям, к лету 1916 года насчитывалось 217 таких дружин, в которых работало 6154 школьника. Правда, крестьяне при виде бросившихся им на помощь барчат приходили в полное недоумение. Поверить в то, что гимназисты трудятся добровольно и бескорыстно, крестьяне не могли. Многие считали, что молодые помощники — или пленные, или пойманные шпионы. Солдатки пытались не допускать неизвестно откуда взявшихся помощников на свои наделы, так как опасались, что стоимость их работы казна вычтет из пособия.
Отдельным развлечением патриотически настроенных школьников стало участие во всевозможных шествиях с флагами. Война превратила учащихся, которые еще недавно сочувствовали революционерам, в ярых монархистов. Школьники сами организовывали массовые шествия с портретами царя и наследника, причем заканчивались они иногда погромами немецких магазинов. После того как гимназисты разгромили магазины немецких коммерсантов Мандля и Эйнема, попечитель Петроградского учебного округа издал указ, запрещающий в учебные часы проводить шествия и митинги.
 |
ФОТО: РГАКФД/РОСИНФОРМ Волна патриотизма унесла на фронт немало впечатлительных русских детей. Многие из сбежавших на фронт гимназистов знали немецкий, поэтому служили переводчиками во время допросов пленных |
Но мечтой всех попавших на фронт подростков было совершить подвиг. Сохранился рассказ фронтового офицера о двух приставших к его полку 12-летних мальчишках, ходивших в разведку: "Вернулись они забрызганные кровью, измученные, но на конях, которых угнали у австрийцев... 'Лазили мы в деревню С.,— рассказывал Мишка,— и наткнулись на часового. Приткнулся он к стогу сена, покуривает, песню какую-то мурлычет, нас не видит... Вот подкрался я к нему, да сзади за шею уцепился, хрясь — и задавил'. 'Он язык высунул, синий-пресиний сделался,— дополнил Васька.— Да ничего, не крикнул. Ногами дрыгнул раза два и околел'. В деревне им пришлось убить еще одного часового, которого они проткнули штыком, и 'крови вышло из него страсть как много', и 'все хрипел, словно боров зарезанный'. Они рассказывали так просто и с таким увлечением о том, как убили они двух человек... они так красочно расписывали, как 'трепыхался' и 'хлюпал' зарезанный ими солдат и как они у мертвого стянули ранец, в котором нашли галеты и вино, как съели их тут же подле умирающего, что... становилось страшно за этих детей... 'Это ужас,— говорил наш полуротный, поручик Н.— Ведь после войны это будут преступники, форменные головорезы'".
Впрочем, некоторые беглецы становились героями и без пролития крови. Характерен в этом отношении пример 15-летнего мальчика, которому жизнь в окопах быстро надоела и он вернулся в Киев, где купил Георгиевский крест. Полиция задержала его, когда он прогуливался по Крещатику с этой наградой на груди.
Но даже самый благополучный вариант, когда ребенок, повоевав, получал контузию и орден, а затем возвращался на школьную скамью, был безрадостен. Побывавшие на фронте дети были уже не способны ни к чему, кроме войны. И позже, во время гражданской, они возвращались к любимому делу.
"Немецкая гносеология есть такая же муштровка, как и немецкий империализм"
 |
ФОТО: РГАКФД/РОСИНФОРМ Солдаты, призванные на фронт, чтобы раздавить немецкую гадину, с неменьшим усердием давили другого противника — вшей. Но отнюдь не с большим успехом — уж больно ядрена была в те годы вошь |
В октябре 1914 года на заседании Религиозно-философского общества Владимир Эрн прочитал доклад "От Канта к Круппу". Этой работой Эрн доказывал неразрывную связь германской культуры и германского милитаризма: "Я убежден, во-первых, что бурное восстание германизма предрешено аналитикой Канта; я убежден, во-вторых, что орудия Круппа полны глубочайшей философичности; я убежден, в-третьих, что внутренняя транскрипция германского духа в философии Канта закономерно и фатально сходится с внешней транскрипцией того же самого германского духа в орудиях Круппа... Да не подумает кто-нибудь, что я хочу иронизировать. Я отношусь к этому тезису с величайшей серьезностью... Если немецкий милитаризм есть натуральное детище Кантова феноменализма, коллективно осуществляемого в плане истории целой расой, то орудие Круппа — суть самое вдохновенное, самое национальное и самое кровное детище немецкого милитаризма. Генеалогически орудия Круппа являются, таким образом, детищем детища, то есть внуками философии Канта". Самое смешное, что через две недели после этого доклада пришло известие о том, что Круппу присвоено звание доктора философского факультета Боннского университета. Об этом событии Эрн радостно сообщил на следующем заседании общества.
 |
ФОТО: РГАКФД/РОСИНФОРМ С течением времени, когда стало понятно, что война не ограничивается маневрами, всеобщий патриотический пыл несколько приутих |
От философов не отставали и деятели культуры, тем более что поводов для патетических выступлений хватало. Так, почти все художественные издания откликнулись на расстрел германской артиллерией знаменитого Реймсского собора. Вот как комментировал обстрел критик журнала "Аполлон": "Старый Тор, чудовищный бог, страшилище германского варварства, торжество которого предрекал и у них Генрих Гейне, набросился на эту чудную добычу, он напряг свои силы, чтобы разрушить не прежним молотом своим, а усовершенствованными снарядами своих мортир и пушек; он целился в эти башни и стрелки, в порталы и арки, он метил в статуи святых и дев, он оскорбил природу и попрал искусство, он изнасиловал камни, оживленные вдохновением".
Про то же писали и поэты. Причем дело не ограничивалось агитационно-патриотическими сборниками стихов о судьбах славянства и русском флаге над Константинополем. В 1915 году все тот же "Аполлон" поместил обзор военных стихов, написанных действительно первоклассными поэтами. На военные события откликнулись Михаил Кузмин и Вячеслав Иванов, Николай Гумилев и Осип Мандельштам.
И лишь по прошествии некоторого времени, когда на смену победам пришли поражения, отношение к этой войне стало меняться. Никто не ожидал, что она будет столь кровопролитной. Позже было подсчитано, что во время первой мировой войны в год погибало в 30 раз больше людей, чем во время наполеоновских войн. А всего Россия потеряла больше миллиона человек (а все воюющие стороны — 10 млн). Стоит ли после этого удивляться, что сборники патриотических стихов пользовались все меньшей популярностью, зато не залеживались на прилавках пособия для желающих уклониться от призыва. А на смену толпам добровольцев пришли толпы дезертиров. Причем общественное мнение считало дезертиров героями, борющимися против бессмысленной войны. Армия стремительно разлагалась, и если в августе 1917 года дезертиров было 365 тыс., то к началу зимы эта цифра возросла почти до 2 млн. Деятели культуры теперь предпочитали писать об ужасах войны, гуманизме и ценности человеческой жизни. Массовые шествия теперь предпочитали выступать с антивоенными лозунгами. Но прекратить военные действия было не так просто, и заканчивающаяся первая мировая плавно переходила в войну гражданскую.
ПРИ СОДЕЙСТВИИ ИЗДАТЕЛЬСТВА ВАГРИУС "ВЛАСТЬ" ПРЕДСТАВЛЯЕТ СЕРИЮ ИСТОРИЧЕСКИХ МАТЕРИАЛОВ