Скорбное известие дошло до нас с опозданием. Служивший в Америке православный священник отец Леонид Кишковский умер, как принято говорить, после тяжелой и продолжительной болезни в городе Глен-Коув (Нью-Йорк) 3 августа 2021 года. Почти до самых последних своих дней, уже сидя в инвалидном кресле или используя средства электронной связи, батюшка служил и проповедовал в своем небольшом храме Казанской иконы Божией Матери в городке Си-Клифф. Его приход был своеобразным центром русской общины: русские эмигранты съезжались в храм со всего Северо-Запада. Прихожане отца Леонида много лет регулярно жертвовали деньги, чтобы совместно с Русфондом лечить тяжелобольных российских детей.
Фото: Из личного архива.
Фото: Из личного архива.
Твердость и снисходительность
Относительно широкая общественность в России, православная интеллигенция обратили внимание на отца Леонида Кишковского в 1994 году, во время конференции «Единство Церкви», проходившей в Москве. На конференции этой оголтелой критике со стороны православных фундаменталистов подверглись известные и любимые многими священники-миссионеры Георгий Кочетков и Александр Борисов — их критиковали за то, что в их службах было слишком мало церковнославянского языка и слишком много современного русского, а проповеди слишком привязаны были к современным реалиям и отвечали на вопросы, непосредственно волновавшие прихожан.
Отец Леонид сказал тогда, что жестко осуждать священников за то, что стараются разъяснить пастве евангельское слово и сделать литургию понятной,— это «духовный большевизм».
При всем уважении к каноническому богослужению на церковнославянском языке сам отец Леонид у себя в Си-Клиффе служил и на английском, и на русском. Среди его прихожан были и давнишние эмигранты, для которых русский язык за многие годы стал труднее английского, а церковнославянский — непонятен вовсе. Были и эмигранты недавние, изъяснявшиеся преимущественно по-русски. Служить целесообразно было так, чтобы вразумение и утешение получали все, чтобы чуду Евхаристии сопричастны были все вне зависимости от знания церковнославянского языка.
Единство Церкви отец Леонид видел не в том, чтобы все бездумно следовали древнему канону, а в том, чтобы понимали друг друга и молились вместе. Такая человечность Церкви отвечала чаяниям многих православных людей.
Церковная демократия
Кроме собственно священнического служения отец Леонид принял еще и так называемые послушания — светским языком говоря, общественную работу. Он был видным деятелем Православной церкви в Америке (ПЦА) и важной частью своей жизни считал Всеамериканские православные соборы.
Эти соборы, регулярные встречи православных людей разного толка, замечательны тем, что в них участвуют не только епископы и священники, но и прихожане. Дискуссии по богословским, каноническим и даже хозяйственным вопросам бывают жаркие, решения принимаются общим открытым голосованием, но именно в этой непростой церковной демократии, в равноправии приходов, в независимости мирян отец Леонид и видел залог истинной церковной соборности, достигаемой не принуждением, а с трудом добытым согласием.
Отец Леонид говорил, что идея таких демократических церковных соборов принадлежала еще приснопамятному патриарху Тихону, авторитет которого в православном мире трудно переоценить.
Связи с родиной
Благотворительная деятельность отца Леонида тоже состояла не только в помощи тяжелобольным детям в России, но и в сохранении связей с родиной для себя и своих прихожан. Русские люди, эмигрировавшие в Америку и более или менее хорошо устроившие свою жизнь, с особым трепетом относились к тому, что могут, пусть и малой лептой, помочь соотечественникам, которым досталась, возможно, более тяжелая доля.
В 2004 году, беседуя с президентом Русфонда Львом Амбиндером, отец Леонид сетовал на то, что кардиологические операции для детей в Америке стоят совсем несусветных денег, но даже и в России очень дороги — $7,5 тыс. по тем временам. Крайне щепетильный в денежных вопросах батюшка спрашивал, честно ли говорить жертвователям-прихожанам, что их усилиями спасены русские дети, если денег прихожане собрали едва ли треть от требуемой суммы.
Но на самом деле то обстоятельство, что фонд отца Леонида «Русский дар жизни» вкладывал треть денег в лечение каждого ребенка, нуждающегося в кардиологической операции, удивительным образом мотивировало читателей Русфонда. Если Русфонд в одиночку публиковал статью, рассказывавшую о ребенке с пороком сердца и призывавшую жертвовать этому ребенку на операцию, сборы редко превышали требуемую сумму вдвое. Если публиковалась статья, где говорилось, что соотечественники в Америке треть необходимой суммы уже собрали,— пожертвования вырастали вдесятеро, лечили десятерых.
Тот факт, что где-то за океаном люди думают о нас, сопереживают нам, заботятся о наших детях, вселял в жертвователей Русфонда надежду, даже уверенность, что общими усилиями мы сможем справиться со всякой бедой, добиться необходимого лечения для каждого ребенка.
С уходом отца Леонида в лучший мир здесь, в нашем мире, взращенные батюшкой надежда и уверенность в силе человеческой солидарности — остаются.