«Иногда критичные вещи делаются только в критических ситуациях»

Пандемия существенно изменила форматы присутствия граждан на финансовом рынке. Наиболее востребованными становятся дистанционные сервисы, а банки все активнее проникают в смежные отрасли, создавая собственные экосистемы. О защите российского рынка, приватизации финансовой инфраструктуры и перспективах цифрового рубля “Ъ” рассказала председатель наблюдательного совета АО «Национальная система платежных карт» (НСПК), первый зампред ЦБ Ольга Скоробогатова.

Выйти из полноэкранного режима

Развернуть на весь экран

— Вызовы 2020–2021 годов оказались похожи на те, что были в 2014 году, с точки зрения влияния внешних факторов на платежные системы?

— Это принципиально разные истории. В 2014 году мы столкнулись с санкциями, которые в том числе могли привести к отключению критически важной платежной инфраструктуры. Нужно было очень быстро создавать с нуля национальные системы, иначе мы попадали в зависимость от иностранных игроков, начали отключать некоторые российские банки от карточных систем. И мы это сделали — за семь месяцев была построена НСПК.

С пандемией ситуация иная. Люди почти полностью перешли на дистанционное взаимодействие, в том числе и в части платежей. Наша платежная инфраструктура подтвердила не только готовность к таким вызовам, но и способность бесперебойно функционировать в полном объеме по всем видам платежных сервисов, несмотря на возросшее количество трансакций.

— Национальную платежную систему хотели сделать еще до кризиса 1998 года, эта тема всплывала много раз, но в итоге все равно работали в авральном режиме и с нуля. Почему?

— Да, это правда. В 2014 году с учетом международной обстановки стало понятно, что нам необходима своя карточная система. Конечно, если бы ее начали строить раньше, все происходило бы в более спокойном режиме. Но этого не случилось, мы, к сожалению, в данной ситуации остались верны «традициям» в духе «пока гром не грянет, мужик не перекрестится». Иногда критичные вещи делаются только в критических ситуациях.

При создании НСПК мы анализировали работающие на рынке российские системы, но ни одна из них не соответствовала требованиям по производительности и качеству. Нам нужно было создать как ОПКЦ (операционный и платежный клиринговый центр.— “Ъ”) для обработки всех внутренних трансакций, в том числе и по картам международных платежных систем, так и свою национальную карту. Для решения этих задач мы построили НСПК с нуля.

— Сегодня вероятность отключения международных платежных систем выше, чем SWIFT? Все-таки они уже отключали российские банки, и это американские компании, которым могут просто приказать…

— Мы рассматриваем эту вероятность как низкую.

— Как вы оцениваете развитие платежной системы «Мир»?

— Доля почти 25% по объему операций и 31% по эмиссии по итогам второго квартала 2021 года для молодой, по сути, платежной системы, конкурирующей с опытными мировыми компаниями, по-моему, очень хороший результат. Конечно, мы понимаем, что каждый дополнительный процент рынка будет стоить уже больших усилий. Это ожидаемо. Конкуренция действительно очень жесткая. Иностранные платежные системы не стоят на месте, продолжают развивать свои сервисы, внедряют инновации, у них совершенно иной уровень охвата стран и, что немаловажно, полувековые инвестиции в развитие.

Но у нас было преимущество. Создавая систему в 2014 году, мы уже могли, с одной стороны, использовать самые современные технологии, с другой — избежать ошибок первопроходцев. Наличие собственной команды разработчиков в НСПК позволяет быстро реагировать на запросы правительства и рынка. Яркий пример — программа с Ростуризмом, которая предоставила гражданам возможность получать до 20% кэшбэка на карты «Мир». Платформа лояльности НСПК позволила оперативно масштабировать ее сервисы под задачи программы и осуществить выплаты гражданам напрямую из бюджета. С начала года программой воспользовались свыше 1,6 млн человек, которые купили туров и путевок более чем на 34 млрд руб., при этом в виде кэшбэка туристам вернулось около 6,7 млрд руб.

— Каковы перспективы выхода платежной системы «Мир» за рубеж? Пока более или менее активно она используется только в Турции и странах СНГ. То есть система пойдет за рубеж вслед за российскими туристами?

— Вы абсолютно правы. В первую очередь мы были нацелены на страны, где отдыхают наши граждане, основные туристические маршруты. Среди них — Турция, Вьетнам и другие. Так, карты «Мир» уже принимаются в крупнейших турецких и вьетнамских банках, и процент раскрытия платежной инфраструктуры растет по мере присоединения к проекту новых игроков.

Мы, конечно, работаем над расширением географии. Понятно, что на планы повлияла пандемия, где-то проекты замедлились. В фокусе внимания остаются страны с заметным российским турпотоком — Болгария, Египет, во время пандемии люди начали ездить и на открытые для россиян Балканы, так что мы добавили еще и Сербию. Задача не охватить как можно больше территорий любыми способами, а подключать удобные для наших граждан страны, обеспечивая при этом надежность и безопасность работы карт «Мир».

Стоит также отметить, что сегодня львиная часть торговли во всем мире вышла в дистанционный канал, и совсем иную роль играет e-commerce. И здесь у нас есть определенные европейские достижения. Партнером системы «Мир» по интернет-эквайрингу выступает голландская Ingenico, которая подключает интернет-магазины по всему миру. Мы планируем развивать это направление.

Кроме того, активно сотрудничаем со странами ЕАЭС. Это ближайшие соседи, с которыми мы взаимодействуем во многих сферах, в том числе и платежной. Например, в Армении карты «Мир» принимаются во всех устройствах, где принимаются карты локальной платежной системы, в Белоруссии — почти в 90% устройств. Хороший процент раскрытия платежной инфраструктуры в Казахстане и Киргизии.

— Пандемия поменяла и продолжает менять финансовый рынок. Как это учитывает новая стратегия развития национальной платежной системы?

— Стратегия определяет, что и как мы будем делать для развития платежной системы и стабильности в разных, в том числе кризисных, ситуациях. Также среди целей — создание условий для инноваций и содействие конкуренции. Мы видим, что, несмотря на серьезные усилия, уровень конкуренции остается низким и его необходимо повышать, особенно в платежной сфере. Впервые появились сроки реализации основных мероприятий и количественные показатели. Мы прошли несколько раундов обсуждений с участниками рынка, стратегия дорабатывалась с учетом их мнения.

— Стратегию обсуждали еще в 2019 году и собирались принимать тогда, однако перенесли. Что в ней пришлось менять?

— Нам важно было обсудить все аспекты стратегии с участниками рынка, но пандемия внесла свои коррективы, перед нами по понятным причинам встали и другие задачи. Как только появилась возможность, мы возобновили диалог с рынком. В документе был усилен акцент на внедрение инноваций и конкуренцию, включая создание института небанковских поставщиков платежных услуг, развитие СБП, внедрение открытых API.

— Но именно появления небанковских поставщиков опасаются кредитные организации. Вас это не смущает?

— Да, мы понимаем опасения банков, но также видим происходящие изменения на рынке. Система предоставления финансовых и нефинансовых услуг меняется с учетом новых потребностей граждан и бизнеса. Введение института небанковских поставщиков позволит поднять конкуренцию на новый уровень, от чего в конечном счете выиграет потребитель. Да, банкам в борьбе за клиента придется активнее развивать свои услуги и сервисы, креативить, снижать тарифы. Но кто сказал, что это плохо?

Так, внедрение с2в-платежей в СБП подтолкнуло некоторые банки к снижению комиссий по эквайрингу. От этого выигрывает бизнес, который получает возможность снизить свои издержки, что в конечном итоге «почувствует» потребитель, например, в виде программ лояльности торгово-сервисных предприятий или в виде дополнительных скидок и бонусов. Это уже делают некоторые сетевые магазины именно благодаря внедрению СБП.

При этом мы считаем, что подходы к регулированию платежей должны быть одинаковыми. Есть поставщики, которые хотят предоставлять клиентам только возможность оплачивать продукты и услуги, а не выдавать кредиты или открывать депозиты. И регулирование НППУ будет разработано именно них. Если же компания хочет оказывать весь спектр банковских услуг, она, конечно, должна получить профильную лицензию.

— В стратегии сказано, что в этом году планируется подключить к Системе быстрых платежей 40 тыс. торгово-сервисных предприятий, но их уже значительно больше. Почему такой осторожный прогноз?

— Мы двигались и продолжаем двигаться поэтапно. И это нормально для любого сложного проекта национального масштаба. Система была запущена в январе 2019 года с С2С-переводов. И мы видим большую востребованность сервиса. Примерно каждый четвертый житель страны уже воспользовался системой, а это более 35 млн человек. За январь—сентябрь переведено 3 трлн руб. против 0,8 трлн за весь 2020 год.

Платежи, в том числе по QR-кодам,— это второй сервис СБП. Мы понимаем, что людям нужно привыкнуть к технологии, а бизнесу — настроить свои системы, это происходит не за пять секунд. Тем не менее на начало октября уже более 1,8 млн граждан воспользовались такой возможностью, а предоставляют ее клиентам свыше 210 тыс. организаций, из которых 109 тыс.— субъекты МСП.

В стратегии мы делали прогноз именно по количеству подключенных предприятий из этого сегмента. В условиях пандемии вопрос снижения издержек для торговых предприятий, особенно малых и средних, стал одним из самых важных, и бизнес «проголосовал» за экономию — за более быстрое внедрение СБП. По этой причине количество подключенных превысило прогноз вдвое. Только за июнь к СБП подключилось более 10 тыс. предприятий МСБ. Определенное ускорение развитию с2в-переводов также придала программа возмещения комиссий из бюджета, предложенная президентом. На протяжении второго полугодия 2021 прием безналичных платежей через СБП для них является бесплатным.

— Когда вы ожидаете серьезного роста с2b-переводов?

— Как мы и ожидали, рост с2b начался во второй половине года. В октябре мы наблюдали рост количества и суммы платежей более чем в два раза по сравнению с аналогичными показателями сентября. Определенный вклад в развитие c2b, по нашему мнению, внесет и система СБПэй, когда все большее количество граждан будет использовать помимо мобильных приложений банков еще и это приложение. Кстати, оно создано по запросу участников рынка. К нам стали обращаться ассоциации, торговые предприятия, отмечая, что банки им такие приложения либо не могут дать, либо обозначают перспективу в два года, а бизнесу, конечно, нужно «вчера».

— У крупных банков, в которых 90% клиентов, есть свои мобильные приложения, и они с 1 октября обязаны включить в них оплату через СБП, а СБПэй — с 1 апреля 2022 года. То есть получается, что у всех крупнейших банков к 1 апреля уже полгода эта функция будет работать. Значит СБПэй сделано для мелких и средних, которые не могут сами себе разработать приложение?

— В том числе. Вы правы, крупные банки имеют свои мобильные приложения, и с точки зрения клиентского пути им лучше встроить в них опцию оплаты по QR-коду. Но если небольшому банку, а может быть, и крупному сложно что-то доделать в своем мобильном приложении, они могут воспользоваться СБПэй.

— Работы над другим масштабным проектом — Единой биометрической системой (ЕБС) — начались еще 2017 году. И в середине 2018 года состоялся ее запуск. Однако пока нельзя сказать, что проект «взлетел», граждане не заинтересованы или опасаются сдавать туда данные. Насколько вы верите в биометрию? Тем более что уже есть примеры других стран, когда мошенники крали деньги с помощью подделки биометрических данных, например в Китае $76 млн.

— В Китае это произошло, потому что у них нет национальной системы биометрии. Если вы сдаете данные в частную систему, не зная, как она защищена и как используются образцы, есть шанс, что где-то когда-то кто-то с помощью вашего лица украдет ваши деньги. С точки зрения безопасности я верю именно в биометрическую систему национального уровня.

— Даже если никуда не сдавать биометрию, все равно есть ваше видео, фото, голос в соцсетях и других ресурсах, где их можно взять и, обработав, воспользоваться.

— Фотографии, по которым можно считать биометрию человека, для использования в каких-то операциях, должны соответствовать определенным параметрам, установленным для этих операций, и это не истории из соцсетей. Биометрические данные — пожалуй, самые чувствительные данные о человеке. Поскольку прогресс отменить нельзя, и биометрия все равно уже применяется в том или ином виде во многих операциях, и людям самим нравится ее использовать, то речь здесь может идти только о том, что защита данных должна быть предусмотрена на высшем уровне. И нужно информировать людей, какую биометрию для чего можно использовать.

— Допустим, Единая биометрическая система защищена идеально, но как сделать, чтобы мошенники не могли воспользоваться твоей биометрией, которую взяли из открытых источников, и дальше уже использовали единую биометрическую систему, применив, например, дипфейк или другие подобные программы?

— Нет, обмануть систему не получится. В ЕБС «зашита» сложная система безопасности, шифрования и проверок. Здесь происходит не просто сравнение фото, но и проверка мимики, модальности голоса, реальность человека и так далее. И это правильно, потому что минимизация рисков для человека стоит во главе угла — система должна быть надежной и защищенной.

Повышенное внимание вопросам безопасности ЕБС уделялось еще на стадии проектирования. Для устойчивости системы «Ростелеком» и Минцифры совместно с нами проводили углубленное моделирование различных рисков, в том числе и deepfake, чтобы предусмотреть методы защиты. Надежность механизма усиливает и его многофакторность (связка ЕСИА и ЕБС), а также раздельное хранение биометрических слепков от персональных данных.

— Как развиваются биометрические системы национального уровня в других странах?

— Есть несколько примеров. Сингапур сначала пошел по пути развития коммерческих биометрических систем, в том числе для получения госуслуг. Но потом они решили сделать национальную систему, потому что поняли, что с точки зрения государства только она может предоставить сервис для граждан и бизнеса надлежащего качества и с высоким уровнем безопасности, гарантированным государством. Национальные системы уже работают в Индии и в Казахстане. Мы были одними из первых, кто понял, что нужно делать биометрическую систему именно национального масштаба, и другие регуляторы, которые пошли в эту историю, подтверждают правильность такого решения. При этом важно развивать как систему сбора биометрических данных, так и перечень услуг, которые граждане могут получить.

— Количество людей, которые сдали биометрию, менее важно?

— Количество услуг и количество людей находятся в прямой зависимости друг от друга. Важно, чтобы человек сам захотел сдать биометрию и пользоваться системой, получать услуги с использованием ЕБС. У человека должна быть возможность при желании дистанционно получить финансовые, государственные и иные услуги. Например, аэропорты смогут обеспечить проход граждан по биометрии с ЕБС, это сильно упростит всем жизнь.

Кстати, мы получили несколько запросов от участников рынка — обеспечить возможность удаленной сдачи биометрии, так называемой саморегистрации. Это технически возможно, и мы сейчас работаем над этим вместе с Минцифрой и «Ростелекомом». Планируется провести эксперимент по самостоятельной регистрации биометрии в ЕБС через защищенное мобильное приложение без посещения банка. В случае если эксперимент будет успешным, клиенту по ряду операций будет доступен полный цикл дистанционного взаимодействия: от сдачи биометрии до получения услуги с идентификацией через ЕБС.

— Весной «Ростелеком» и Сбербанк решили создать СП для продвижения услуг биометрии, в частности ЕБС. В настоящее время идея трансформировалась, и в СП теперь приглашаются другие крупные банки. Говорят, что этому процессу способствовал ЦБ. Что вы ждете от этой инициативы? Почему за предшествующие годы не удалось запустить процесс, а теперь это получится? Ведь собираются получить 20 млн слепков за два-три года, а сейчас менее 200 тыс. Какова роль ЦБ в этом проекте?

— Более широкое применение ЕБС на первом этапе упиралось в законодательные ограничения. Но сейчас с помощью ЕБС появилась возможность предоставлять все виды финансовых услуг и госуслуги, а также сдать биометрию в МФЦ.

Сегодняшняя дискуссия о совместном предприятии как раз направлена на то, чтобы ведомства и участники рынка выработали оптимальную модель, которая, с одной стороны, обеспечит соблюдение государственных интересов и принципов безопасности, с другой — даст возможность активно развивать коммерческие сервисы. В конечном итоге все это должно создать дополнительные удобства и преимущества для человека и бизнеса.

Для нас важно, чтобы в случае создания СП это была равноудаленная инфраструктура, работающая на открытых принципах и обеспечивающая развитие конкуренции на финансовом рынке. И если Банк России войдет в такое совместное предприятие, то наше внимание прежде всего будет сосредоточено на соблюдении этих принципов, защите прев потребителей, а также на содействии развитию финансовых технологий в этой области в интересах граждан, бизнеса и государства.

— Сегодня участники рынка нередко поднимают вопрос о конкуренции со стороны Банка России. Это касается и карт «Мир», и СБП, и Системы передачи финансовых сообщений (СПФС). Вы видите здесь конфликт интересов и проблему?

— Жалобы на то, что мы конкурируем с коммерческими решениями, мы слышим регулярно и всегда от одних и тех же участников рынка. Но это не соответствует реальности. Центральный банк делает и развивает проекты, которые вы перечислили, именно как инфраструктуру для финансового рынка. Мы не работаем с клиентами, и основная часть доходов банков, заработанных ими на клиентских операциях с использованием нашей инфраструктуры, остается на их балансах.

Есть три основные причины, когда мы делаем инфраструктурные проекты, и каждый из вами перечисленных проектов отвечает одной либо всем этим причинам. Первое. необходимость создания условий для справедливой конкуренции. СБП, маркетплейс, ЕБС этому способствуют. Речь идет о равноудаленной инфраструктуре, где все участники рынка имеют одинаковые права подключения к ней и работают по единым правилам.

Мы были бы очень рады, если бы, как в некоторых странах, банки сами создали консорциумы и с их помощью построили такую инфраструктуру для всех. В нашей стране этого не произошло, поэтому пришлось этим заняться нам как регулятору.

Но подчеркиваю: мы сделали это как инфраструктуру, и банки-участники уже сами, используя ее, зарабатывают на сервисах.

Второе. Доступность финансовых и платежных услуг для граждан и бизнеса. И это тоже одна из причин создания инфраструктурных решений с нашей стороны. Сюда можно отнести и СБП, и «Цифровой профиль», который мы сделали вместе с правительством, когда человек может получить свои данные не через какую-то коммерческую организацию, заплатив деньги, а бесплатно.

И третья причина — это защита и развитие национального суверенитета. К этому относится создание НСПК и СПФС.

— Но почему бы не приватизировать эту инфраструктуру, передать участникам рынка, которые ей равноудалено пользуются?

— Если бы банки изначально хотели инвестировать в создание таких решений, мы бы их в этом поддержали. Но они этого не сделали — не захотели и не договорились. В случае СБП попросили все сделать регулятора за свой счет.

Отдать инфраструктуру рынку теоретически, наверное, можно, но возникает вопрос возврата инвестиций и, главное, обеспечения равноудаленности, а также развития инфраструктуры в интересах государства, граждан и бизнеса. Кто-нибудь из коммерческих игроков это может обеспечить? Очевидно, что нет.

— Но ведь необязательно продавать именно участникам рынка, можно продать, например, НСПК, просто инвесторам, частным инвесторам на рынке, фондам.

— НСПК изначально создавалась как акционерное общество, и мы не исключаем, что на каком-то этапе в ее капитал могут войти другие игроки. Но не сегодня. Сегодня мы нацелены на то, чтобы Национальная система платежных карт развивала свои программы, сервисы и продукты настолько активно и быстро, насколько это соответствует нашим амбициозным планам. В развитии карты «Мир» и ее сервисов еще есть куда стремиться. Я думаю, что мы сможем вернуться к теме приватизации НСПК через несколько лет, когда будут выполнены поставленные задачи.

— На фоне снижения маржинальности банковского бизнеса российские банки, и не только крупные, активно развивают экосистемы. Это становится актуально и на фоне развития финансовых услуг со стороны IT-компаний. Как вы планируете построить регулирование экосистем и будет ли какой-либо протекционизм для российских игроков?

— Мы считаем, что на российском рынке должны быть равные условия для всех игроков. Тогда при входе на наш рынок у иностранных гигантов не будет преференций по сравнению с нашими достаточно молодыми экосистемами.

Но мы хотим, чтобы и российские экосистемы тоже конкурировали между собой. По нашему мнению, их должно быть не менее трех-пяти и при этом они должны быть открытыми, что позволит не допустить монополизации рынка одним игроком. В этом случае экосистемы будут, по сути, благом для общества, для граждан, которые смогут свободно переходить из одной экосистемы в другую в зависимости от своих потребностей.

Поэтому нам важно найти правильный баланс при формировании регулирования экосистем и их развитии, чем мы сейчас и занимаемся.

— Но российские экосистемы развиваются с нуля, а есть большие международные компании, у которых лучше экспертиза и сами они больше, и денег у них больше, и когда они сюда всерьез придут, то могут сами все монополизировать. Разве не надо защищать отечественного производителя?

— Мы провели несколько встреч с российскими игроками, которые либо хотят стать экосистемами, либо уже сейчас формируются как экосистемы. И они сами выступили за честную и справедливую конкуренцию наравне с иностранными компаниями. Никто из них, за исключением одного участника, не сказал, что хочет преференций для российских экосистем. По их мнению, «тепличные условия» могут привести к негативному эффекту. При этом и преференций для иностранцев, в том числе налоговых, также не должно быть.

Этим же принципом мы руководствовались и при создании НСПК. Да, это национальная система, но она создавалась и развивается в конкурентной среде с учетом присутствия на российском рынке международных компаний, у которых за плечами более 50–60 лет истории.

Развитие должно происходить именно на конкурентной основе. Рынок за счет цифровизации меняется очень быстро. Поэтому компаниям, стремящимся к успешному бизнесу, нужно постоянно быть в тренде, а в идеале — самим задавать эти тренды. И в конечном итоге это позволит быть успешными как на российском рынке, так и выйти на международный рынок.

— Одним из трендов последних лет является разработка и внедрение цифровых валют финансовыми регуляторами. При этом цифровая валюта центрального банка в странах, где уже прошли пилотные проекты, учитывается на балансе коммерческих банков, которые ею пользуются как обычными пассивами. Почему Банк России пошел своим путем?

— Есть разный опыт и разные подходы. Например, цифровую шведскую крону планируется выпускать на платформе Sveriges Riksbank (Центральный банк Швеции.— “Ъ”) как его обязательство. В этом плане наши проекты очень похожи. В Китае, насколько нам известно, инфраструктура тоже принадлежит регулятору, но возможны два варианта. Первый — банки могут открывать кошельки у себя на балансе, но должны зарезервировать под это 100% средств у регулятора. Второй — кошельки открываются напрямую в инфраструктуре регулятора.

На мой взгляд, правильно исходить из того, какие задачи нужно решить. В нашем случае это не вопрос уровня безналичных расчетов, он у нас и так уже достаточно высокий. Для нас важны повышение доступности и удобства платежных сервисов, а также снижение стоимости таких услуг для граждан и бизнеса. Поскольку доля наличных платежей в розничном обороте становится меньше, то нам нужно предложить человеку и бизнесу аналогичный инструмент, но в цифровом виде.

Цифровой рубль наравне с наличными и безналичными деньгами станет одним из инструментов расчета. Человек сам сможет выбрать, какой именно формой рубля ему удобнее расплачиваться в тех или иных обстоятельствах. Еще раз подчеркну, что все три формы денег будут находиться в обращении, никаких ограничений не будет.

— СБП не может решить вопрос снижения издержек?

— Частично может. Однако даже в рамках СБП вы зависите от условий вашего банка. Он может устанавливать лимиты проведения операций, может вводить тарифы. И вы в этом случае как человек или как бизнес не можете себя чувствовать ровно так же, как с наличными. Цифровой рубль, если сравнивать достаточно упрощенно, аналогичен бумажному рублю у вас в кошельке, только находиться он будет в вашем цифровом кошельке.

Мы хотим, чтобы у человека помимо возможности платить через банк или через СБП была возможность платить и цифровым рублем. Платформа Центрального банка предоставит одинаковые условия для всех граждан и для бизнеса с точки зрения тарифов, одинаковые условия с точки зрения времени перевода, отсутствие лимитов на те суммы, которые будут в кошельках. И три четверти банков, несмотря на свои опасения в начале проекта, подтвердили, что предложенная нами двухуровневая розничная модель является наиболее рациональной и перспективной.

— Один из участников рынка сказал, что это был выбор из серии «девочка, ты хочешь на дачу или чтобы тебе оторвали голову»…

— Не надо путать цифровой рубль Банка России с предложением рассмотреть токенизацию безналичных расчетов. Необходимость введения токенизации для безналичных расчетов должна быть поддержана всеми участниками финансового рынка, и мы планируем отдельно обсудить это на площадках банковских ассоциаций.

Если вернуться к цифровому рублю, то цифровой рубль будет иметь уникальные преимущества для всех. Для граждан и бизнеса это доступ к кошельку через любую финансовую организацию, в которой обслуживается клиент, единые тарифы, в перспективе — возможность использования цифрового рубля в офлайне. Для государства это в том числе возможность повысить контроль за расходованием бюджетных средств, использование смарт-контрактов, снижение издержек на администрирование бюджетных платежей и много другое. Введение цифрового рубля в целом будет способствовать развитию конкуренции.

При этом эмитентом цифрового рубля, как и наличных рублей, будет Банк России, и цифровой рубль будет обязательством регулятора.

Важно отметить, что роль регулятора — в создании условий для развития финансового рынка, в создании такой среды, в которой людям и бизнесу удобно и комфортно пользоваться продуктами и услугами финансового рынка.

— Но цифры показывают, что заработки банков снижаются, рентабельность банковского бизнеса падает, и банки десятками сдают лицензии, потому что этим бизнесом становится невыгодно заниматься. И цифровой рубль снизит их комиссионные доходы еще на какую-то вполне, по их мнению, значительную величину.

— Прибыль банков сейчас не на таком уровне, чтобы им сочувствовать. Но другой вопрос, что прибыль неравномерно распределена по системе и маржа также разная.

Мы как регулятор на стороне клиента и видим одной из своих основных задач снижение издержек для людей и компаний. Мы, конечно, хотим, чтобы банки были устойчивы и прибыльны, но аппетиты зарабатывания на операциях, которые технологии сделали уже практически бесплатными, должны быть разумными.

Наш опыт на примере СБП показывает, что у банков есть возможность заработка даже в тех проектах, где их комиссии невысокие. Развитие сервисов, привлечение новых клиентов за счет интересных предложений — все это, с одной стороны, повышает конкуренцию, с другой — дает возможность заработка.

— Понятно, что крупные банки смогут проще адаптироваться к новым условиям, а с мелкими и средними банками все не так однозначно, не окажется ли цифровой рубль той соломинкой, которая переломит спину верблюда?

— Во время наших обсуждений как раз мелкие и средние банки говорили, что видят для себя больше возможностей в цифровом рубле, чем недостатков. У них наконец-то появится возможность конкурировать и предлагать клиентам другие услуги, а не только платежи, которые монопольно находятся у отдельных участников рынка.

Интервью взял Максим Буйлов