Антиромантический романтик
Умер Марк Рудинштейн
В воскресенье на 76-м году жизни умер Марк Рудинштейн, самый антиромантический и самый романтический герой русского кинобизнеса 1990-х, создатель главного национального кинофестиваля в Сочи и фирмы «Кинотавр».
Марк обожал кино своего детства и юности. Требовал, чтобы ему в Сочи доставили — хорошо, что не Фантомаса — Анжелику, Эмманюэль и Жерара Депардье
Фото: Дмитрий Костюков, Коммерсантъ
Марк обожал кино своего детства и юности. Требовал, чтобы ему в Сочи доставили — хорошо, что не Фантомаса — Анжелику, Эмманюэль и Жерара Депардье
Фото: Дмитрий Костюков, Коммерсантъ
Как-то раз Марк швырнул в меня, тогдашнего — совместно с Инной Ткаченко — директора (1995–1996) его международных программ, пепельницей: я не обиделся, не попал же. Сидевший рядом Олег Иванович Янковский, почетный президент «Кинотавра», изящно увернулся, улыбнулся, раскурил трубку и тоже не обиделся. Через несколько месяцев Марк велел мне немедленно лететь из Сочи в Париж, чтобы передать нужному политику сумку со срочными деньгами. Я намекнул, что обратно я вряд ли — с такой-то сумкой — вернусь. Он тоже не обиделся. Его невозможно было не любить, а в свободное от работы время — немножко ненавидеть. Он был невыносим, немыслим, необходим.
Только такой, как он, одессит — такой одессит — мог упромыслить в Подольске, где числился старшим методистом городского парка культуры и отдыха, в сентябре 1987-м первый реальный, мощнейший рок-фестиваль в СССР. Причем упромыслить его сразу после проблем с законом, которые едва не привели его надолго в тюрьму. Но, при всем своем опыте, вел он себя с самыми причудливыми спонсорами так, что те впадали в полную растерянность. То ли изрешетить этого лысого, хрипатого, напористого человечка из автоматов, то ли распахнуть объятия и кошельки. Распахивали, однако.
Только он мог затеять в 1990-м в Подольске фестиваль «Некупленного кино», перенесенный на следующий год в Сочи. Разумные люди пожимали плечами: ты попал, парень, какое сейчас кино, не говоря уже о фестивалях. И он регулярно попадал, но восставал, как феникс русского бизнеса, из пепла.
Именно благодаря Марку и его «Кинотавру» русское кино 1990-х сохранило самоуважение, а может быть, и выжило как таковое.
Он обожал кино — с одной оговоркой: Марк обожал кино своего детства и юности. Требовал, чтобы ему в Сочи доставили — хорошо, что не Фантомаса — Анжелику, Эмманюэль и Жерара Депардье. И, когда ему их доставляли, сладко облизывался, как ребенок. Потом обижался за то, что те вели себя надменно. Зато позволял привозить за компанию всякую молодую шпану — типа Карин Виар или Даниэля Кальпарсоро, с тех пор вышедших на первые позиции в европейском кино.
Как ребенок он вел себя и тогда, когда, топая ногами, требовал за три месяца соорудить МКФ «Лики любви». Сейчас бы за такую авантюру никто не взялся. Но осенью 1995-го все казалось возможным, и мы с Инной Ткаченко за гранью нервного срыва соорудили ему фестиваль, на который впервые прилетел в Россию великий Тео Ангелопулос.
Марк был законченным эстетическим феноменом. Трудно представить себе человека, выглядевшего более антиромантически, чем он. С таких рисовали карикатуры на нэпманов, сионистов и цеховиков. И при этом он был, сам того не сознавая, романтиком кино. Все делал на надрыве, на крике, на нервах. Катастрофически разрывался между социальной ролью, предопределенной социальным и образовательным цензом, и той великой, не побоюсь слова, ролью, которую сыграл в русской культуре.
Расставшись в 2005-м с «Кинотавром», Марк затосковал. Шевелил несуразные проекты вроде фестиваля на Дворцовой площади. Обижался на звезд, когда-то порхавших вокруг, а теперь позабывших его.
Таких больше не делают. Эх, Марк Григорьич, поработать бы снова с вами, да негде.