DVD с Михаилом Трофименковым
"Папа" (2004, CP-Digital)
Проблема отцовства — центральная в творчестве Владимира Машкова. Неприхотливый режиссерский дебют актера назывался "Сирота казанская": в нем сразу три папика, измученных воспоминаниями о давнем курортном романе, претендовали на роль отца главной героини. Его второй фильм вполне мог бы называться "Сирота тульчинская". Именно из этого местечка отправился накануне войны покорять Москву, вычеркнув из памяти непутевого папашу, гешефтмахера, пьяницу и драчуна, юный скрипач, герой пьесы Александра Галича "Матросская тишина". Пьесы запредельно наивной, безусловно благородной и непристойно душещипательной. Слезы наворачиваются, когда к мечущемуся в бреду, тяжело раненному сыну приходит расстрелянный при ликвидации тульчинского гетто отец и кротко прощает воровство из заветного альбома с открытками изображения Булонского леса. Увы, для того чтобы снять фильм, одних добрых чувств недостаточно, хотя желание режиссера решить ко всеобщему удовольствию кровавые национальные проблемы, пусть и 70-летней давности, достойно всяческого уважения. Беда в том, что, делая ретро, Владимир Машков не в силах выйти за рамки наработанного, навязшего в зубах круга клише. Московское метро, повергающее в трепет Абрама-папу, и въезжающий в тюремный двор "черный ворон", загримированный под хлебовозку. Маскулинная однокурсница, пафосно декламирующая стихи а-ля Павел Коган, и усталый начальник санитарного поезда. Издерганный сомнениями в правоте "большого террора" орденоносный завхоз консерваторской общаги и вернувшийся в родной Тульчин мечтатель, сомневающийся, что побывал в "настоящем" Иерусалиме. Изумительно свойство правдивых и трогательных в своей основе стереотипов создавать при сложении и умножении ощущение колоссальной общей неправды. Это же относится и к национальному колориту сюжета. Владимир Машков сумел избежать местечковости в духе "7.40", бытописуя Тульчин, но чудовищно прокололся впоследствии. Эпизод с Абрамом, теряющим на платформе московского вокзала и на эскалаторе метро здоровенные чесночины из авоськи,— образец такой солидарности с еврейством, которую не отличить от антисемитского фольклора. У Галича отец, между прочим, вез сыну сливы, а никакой не юдофобский чеснок.