В единстве сила нот

На встрече с лауреатами президентских премий для молодых деятелей культуры и за произведения для детей и юношества Владимир Путин неожиданно поднял в разговоре с Валерием Гергиевым тему возможного объединения руководства Большим и Мариинским театрами по образцу дореволюционной Дирекции императорских театров. Новое явление давно муссировавшейся идеи комментируют Сергей Ходнев и Татьяна Кузнецова.

Выйти из полноэкранного режима

Развернуть на весь экран

Сами по себе «слияния и поглощения» в среде отечественных театров — тема не сегодняшняя и не вчерашняя: еще в марте 2019 года театральную общественность взбудоражил почти состоявшийся проект объединения Александринского театра с ярославским Театром им. Федора Волкова. Это, однако, не помешало тому, что под новый 2021 год проект был реализован с заменой ярославского театра на Псковский академический театр драмы имени Пушкина.

Но инициатива воссоздания Дирекции императорских театров еще старше. Владимир Кехман, нынешний директор МХАТ имени Горького, поднимал ее на знамя еще в 2017 году, к чему, надо признать, никто в экспертно-театральном сообществе не отнесся по-настоящему всерьез. Как минимум потому, что это разрушило бы и сложившийся в постсоветское время порядок администрирования главных театров страны, и художественную самостоятельность Большого и Мариинского театров, которая оставалась фундаментально важной даже тогда, когда Мариинский театр был театром имени Кирова.

Да, безусловно, в смысле горизонтальных административно-экономических отношений отечественные оперные театры по действующему законодательству ущемлены. До 24 февраля 2022 года тот же Большой театр мог свободно выпускать совместные постановки с Metropolitan, с Английской национальной оперой или с фестивалем в Экс-ан-Провансе. Но не мог, как не может и сейчас, выпускать копродукции с оперными театрами, допустим, Челябинска или Казани, хотя тут уж для казны была бы сплошная выгода.

Но предложенный способ решения управленческих проблем ненамного более рационален, нежели лечение перхоти гильотиной.

Во-первых, в диалоге первого лица с шефом Мариинского театра речь шла только о Большом и Мариинке (хотя в состав Дирекции императорских театров входили и другие театры, в том числе драматические), но при этом налицо во время этого разговора был только Валерий Гергиев. Большой театр можно упрекать за те или иные художественные решения, но по крайней мере свои планы на сезон он исправно объявляет и комментирует в назначенное время. В Мариинском театре такого нет. Перспективные планы не то что на полгода-год, а даже на месяц вперед для широкой публики бывают совершенно недоступны. За десятилетия своего правления Валерий Гергиев — главный дирижер, художественный руководитель и генеральный директор театра (сочетание, которого сегодня больше нигде на свете в руководстве оперных домов класса «А» не встретишь) — выстроил механизм управления таким образом, что ни одно мельчайшее его колесико не может повернуться без верховного разрешения. Учитывая колоссальную занятость Гергиева-маэстро с его неизменно авральным режимом творческого существования, поймать Гергиева-гендиректора для решения какого-нибудь мелкого производственного вопроса вроде обновления одряхлевшей части декорации практически невозможно. Такие вопросы не решаются годами, поскольку сам гендиректор в немногие приемные часы не успевает решить и малой доли накопившихся дел. Трудно предположить, что творческая жизнь Большого с его тремя сценами и новоявленным калининградским филиалом выиграет в том случае, если художественные и административные решения будут замкнуты на фигуре руководителя Мариинского театра.

Во-вторых, Владимир Путин предположил, что создание современного аналога Дирекции императорских театров позволит оказать Большому и Мариинскому театру «поддержку таким образом, чтобы они наилучшим образом друг друга дополняли». Ровно ничего в текущей системе государственного финансирования двух театров не мешало им «друг друга дополнять» до сих пор, а уж насколько хорошим образом это происходило — не совсем тот вопрос, который нужно решать образованием новых государственных учреждений с неясными полномочиями.

В-третьих, Дирекция императорских театров — заведение, восходящее к придворной церемониальной жизни XVIII века. Уже к началу ХХ века оно в моральном и административном смысле чудовищно устарело, о чем мы можем прочитать в многочисленных жалобах крупных деятелей отечественной культуры того времени. Но даже и раньше правление дирекции, резидировавшей в Петербурге, не приносило счастья, например, Большому театру — его сцену сплошь и рядом сдавали итальянским импресарио (и не из низкопоклонства перед Западом, а просто из необходимости хоть что-то заработать), на что горько жаловался в своих критических статьях Чайковский. Балет Большого тоже к 1900 году находился в тревожном состоянии: репертуар скукожился до пяти названий, труппу сократили наполовину, урезали ей жалование, в класс ходили лишь ведущие солистки. Остальные выживали как могли: учили танцам купеческих детей, разводили коров, драли бараньи шкурки на перчатки, пекли пирожки и содержали пансионы. И нельзя сказать, чтобы именно это выглядело как «наилучшим образом дополнение друг друга».