|
"Образование в России недостаточно упаковано" |
 |
| Фото: АЛЕКСЕЙ КУДЕНКО, "Ъ" |
— Ректоры вузов опасаются, что вы собираетесь провести приватизацию образования и сделать его платным. Это так?
— Совершенно не понимаю подобных страхов. Сегодня соотношение бюджетного и коммерческого сектора в высшем образовании и так 50 на 50. При этом я категорический противник приватизации образования. Оно сегодня выполняет не только экономическую, но и социальную функцию.
— А что плохого в частичной приватизации образования? Ведь очевидно, что государство еще не скоро сможет обеспечить достойное финансирование высшей школе. Так почему бы не привлечь к этому делу заинтересованный бизнес?
— Я не противник частной собственности вообще. Проблема в том, что образование в России не относится к инвестиционно привлекательным рынкам. Оно, если говорить грубо, недостаточно упаковано как площадка для купли-продажи. Вспомните приватизацию промышленности. Предприятия скупались за копейки. Образовательные учреждения, выставь их сейчас на торги, будут недооценены, поскольку капитализацию составит только цена зданий, стен, земли. Главный же актив образования нематериальный. Образование — интеллектоемкий сектор, под интеллект и нужно собирать инвестиции.
— Как же вы намерены их собирать, если привлекательность вложений сомнительна?
— Для начала нужно определить критерии эффективности образовательных учреждений. Скелетом, основой высшей школы должна стать система национальных университетов — вузовской элиты. Список так называемых ведущих или передовых вузов пытались сформировать и раньше, но проблема была именно в том, что сначала писали список, а потом под него подгоняли критерии отбора. У нас ведь каждый губернатор хотел иметь на своей территории "ведущий" вуз. Критерием выделения национальных университетов должен стать успех, которого человек может достигнуть благодаря полученному в том или ином месте образованию,— например, трудоустройство после вуза, высокая зарплата. Высшее образование для многих сегодня — камера хранения. Молодые люди идут учиться в вуз отчасти из-за того, что хотят оттянуть принятие решения, чем станут заниматься в жизни. Нужно менять мотивацию студента — он пойдет в хороший вуз для того, чтобы получить хорошую квалификацию с гарантией высокой зарплаты. В содержании такого студента будет заинтересован и работодатель — обеспечив молодого человека образовательным кредитом, он вложится в кадровый потенциал своей компании. Если образование докажет свою конкурентоспособность, то есть диплом не будет псевдодипломом, бизнес станет инвестировать в образование и из имиджевых соображений.
— Ведущим вузам достанется и большее бюджетное финансирование?
— Бюджетное финансирование должно распределяться с учетом публичных рейтингов, в создании которых примут участие и работодатели, и абитуриенты, которые выбирают вуз. Министерство собирается перейти от сметного бюджета к нормативно-подушевому финансированию образовательных учреждений. Это означает, что деньги не выделяются на обучение абстрактного числа студентов, а последуют за конкретным абитуриентом. Например, система ГИФО — государственных именных финансовых обязательств, который выдается выпускнику школы. ГИФО предполагает, что за выпускника с отличным аттестатом вуз получает от государства больше денег, чем за двоечника. Правда, размер ГИФО должен соответствовать реальным затратам на студента, а сегодня экспериментальный ГИФО в несколько раз меньше. Еще государство должно поощрять субсидиями вузы, выполняющие госзаказ. Если выходить за рамки текущего финансирования, дополнительные средства из госбюджета вузы смогут получить и под программы развития — на строительство, закупку дорогого оборудования, создание специализированных центров. Очевидно, что больше денег на развитие получит вузовская элита.
— Таким образом, речь идет все-таки о том, что часть вузов получит мощную господдержку, а части придется искать другие источники финансирования?
— Бюджетное финансирование на первом этапе желательно для любой организационно-правовой формы вуза. Мы позволим любым вузам получать государственные деньги, если они того заслужили. Потому что когда они привлекают студентов, это значит, что они победили в конкурсе. Вузы ведь конкурируют в охоте за студентами. Когда они выигрывают какие-то гранты — на научные работы, на развитие — это тоже конкурс. Это объективный процесс, и его можно оценивать.
— И все же статус автономной организации может закончиться для вуза частным акционированием?
— Предлагая вузам сменить статус на "автономные учреждения" (АУ) или государственные (муниципальные) автономные некоммерческие организации (ГМАНО), мы лишь даем им больше свобод — коммерческой деятельности и распоряжения имуществом. Если не углубляться в тонкости правовых оснований АУ и ГМАНО, вузы должны понять, что им придется выбирать. Если они намерены заниматься коммерцией, то пусть заключают договор с государством о передаче госсобственности им в управление и отвечают за результаты своей хозяйственной деятельности в суде, если нарушат условия договора. Автономным организациям придется пожертвовать и статусом госучреждения. Если такой статус для них важен, как и полное госфинансирование, ни о какой коммерческой деятельности речи идти не может. Рисковать можно только "своим" имуществом.
— Скольким вузам придется сменить форму собственности или лишиться государственной лицензии?
— Я пытаюсь уходить от цифр в этом вопросе. Речь не идет о том, чтобы сократить или вывести из бюджета половину, к примеру, вузов. Можно говорить только то, что вузы должны заслужить гриф министерства, доказать состоятельность — качество образовательных услуг. Нужно избавляться от псевдовузов. Если учебное заведение живет исключительно сдачей в аренду помещений, это не вуз, а риэлтерская контора. Если вуз ютится в подвале, его нужно ликвидировать. Мы ездили по регионам и проводили мониторинг высших учебных заведений. В разных областях от 10 до 30% вузов не соответствуют требованиям качества. Бюджет образования сегодня — 58 млрд руб. И он прирастает ежегодно на 20%. Это существенно для образования в целом, но если эти деньги размазать по нереформированной отрасли — дать поровну эффективным и неэффективным учреждениям, каждому достанутся крохи.
— В случае с научными организациями вы пообещали, что ежегодное финансирование ученого увеличится в пять раз. А как изменится довольствие вузовского педагога?
— Оно может увеличиться в полтора раза. За пару лет мы можем довести его до 75% средней по промышленности. Но не надо забывать, что мы говорим о возможностях бюджета. Мы рассчитываем получить несколько миллиардов долларов на инвестициях, если сделаем внятной высшую школу. В образовании есть "серые" средства — репетиторство, и "черные" — взятки. Если удастся хотя бы частично вывести из тени до $1,5 млрд таких средств, зарплаты начнут расти. Есть еще порядка $2 млрд легализованных, но не оформленных законами средств от подготовительных курсов и других платных услуг.
— Что вы скажете населению, для которого высшее образование по-прежнему означает статус в обществе, когда многие вузы не переживут реформу?
— Мы добиваемся массовости высшего образования, но не массовости вузов. Экономика знаний требует высокообразованного общества. Но дело в том, что требования к самому образованию меняются. Человек должен иметь возможность доучиваться и переучиваться, получив однажды стартовые, базовые знания. С одной стороны, мы намерены развить сеть учреждений, предлагающих программы переквалификации, с другой — обеспечить саму базу. Собственно, с этой целью и предлагается разделить обучение в вузе на "бакалавриат" и "магистратуру". Общедоступный бакалавриат позволит молодому человеку приобрести навыки учебы и первичную специализацию, а потом он может и сменить место учебы, поступив в магистратуру в другом, к примеру, вузе.
— То есть бакалавриат и магистратура — это не поклон в сторону Болонской конвенции, чтобы наши дипломы признавались на Западе?
— Названия уровней обучения — это единственное, что можно считать данью европейскому образовательному сообществу. У нас, между прочим, был опыт базовой и специальной подготовки — например, в Физтехе.
— При этом ректоры многих ведущих вузов против двухуровневого образования. Ведь если массовую пяти-шестилетку заменят обязательным четырехлетним бакалавриатом и "элитной" магистратурой, финансирование вуза будет урезано.
— Вузы действительно опасаются такого поворота событий. В советские времена у того же МФТИ был единый, предсказуемый студенческий поток. Вузы могли на долгие годы формировать учебные планы. Теперь спрогнозировать поток станет труднее, ведь студент, получивший диплом бакалавра в вузе, может решить пойти в магистратуру при академическом, к примеру, институте. Если магистратура вуза будет непопулярна, это, очевидно, отразится на его финансах. Но мне кажется, что система миграции студентов из одного вуза в другой полезна учебным заведениям — многим нужна "свежая кровь". С другой стороны, "непрерывный" специалитет (неделимый на два уровня обучения.—"Деньги") нужно сохранить для инженерных вузов. Во всем мире становится меньше инженеров, а эта специальность — одно из наших конкурентных преимуществ перед западным образованием. Развитие инжиниринга может стать толчком для выхода российского образования на мировой рынок — страновой специализацией, если хотите.
— Закон об интеграции образования и науки позволит вузам заниматься наукой, а научным центрам обучать студентов. Возможность получения доходов от новой деятельности — компенсация за то, что они могут лишиться господдержки?
— Закон направлен прежде всего на то, чтобы эффективнее использовались именно бюджетные деньги. Чтобы средства не были так "окрашены", как раньше: научный центр может получить госфинансирование и на научные, и на образовательные цели, вуз тоже. Но мы рассчитываем и на то, что узаконивание, к примеру, базовых научных кафедр в вузах откроет двери для заказов от частных фирм — хоздоговоров и контрактов.
— Вы хотите укрепить университетскую науку, чтобы вытеснить нынешнего управленца — Академию наук?
— То, что мы делаем, конечно, ход по укреплению университетской науки. Но выживать РАН никто не намерен — мы не станем искусственно подпитывать университеты, чтобы они "победили" академиков и заняли их место. Мы хотим сделать науку, в первую очередь фундаментальную, конкурентоспособной. В этом должна быть заинтересована и Академия наук. Потому что до тех пор, пока нет реальной конкуренции, существует соблазн расслабиться. А дальше от университетов зависит, смогут они конкурировать или нет. У них много шансов, к ним молодежь ближе.