Неотвратимость счастья

Сен-Симон относится к ограниченному числу подлинных пророков веры в социализм, что вселяет известную робость любому, кто собирается о нем писать,— в него инвестировано слишком много надежд, светлых мыслей и желаний.

Выйти из полноэкранного режима

Развернуть на весь экран

Жизнь его была разнообразна — он был солдатом, колонизатором, капиталистом, нищим, властителем дум, самоубийцей, основателем философской школы, пророком новой церкви. Духовные поиски его извилисты — от идеи реформирования всех наук (1803, «Письма женевского обывателя») до «Нового христианства» (1825). При этом систематического образования у него не было, наукой он занялся в 40-летнем возрасте после разорения, ученые, философы и политики его не принимали, а целостное изложение своей системы он составить не успел. Это сделали его ученики, люди яркие, чтобы не сказать гениальные — достаточно назвать Огюстена Тьерри, основателя французской исторической школы, Огюста Конта, великого европейского философа, и Бартелеми Анфантена, карбонария, ставшего главной сенсимонистской церкви и заведшего ее в тупик реформами сексуального поведения. Последовательное изложение светского сенсимонизма после смерти Сен-Симона (1825) — это лекции, которые от лица трех учеников, Анфантена, Бенджамена Родрига и своего собственного, прочитал в 1827-м и издал в 1829-м Сент-Аман Базар. Ученики Сен-Симона встретившись с ним в юности, впоследствии рвали с учителем и насмерть ругались между собой. Поэтому никакого согласия на тему о каждом конкретном положении его учения быть не может, любое положение будет немедленно истово и обоснованно опровергнуто. Достаточно почитать «Немецкую идеологию» Маркса и Энгельса, где последняя четверть книги посвящена сенсимонизму,— это страстное, язвительное и необычно мелочное для этих людей опровержение чужих высказываний о предмете. Но все же представление о нем дать необходимо.

Общество будущего виделось Сен-Симону примерно следующим образом. Основой должно стать индустриальное производство. В Англии к примерно тем же выводам уже пришел Роберт Оуэн, но для Франции, тем более Франции эпохи Реставрации, это острая идея. Кроме того, Сен-Симон, в отличие от Оуэна, имеет в виду фабрику не как модель для организации общины, а как модель для страны. Государство в целом действует как завод, оно определяет, кому, что и в каких количествах нужно производить, оно же организует потребление. В отличие от англичан, Сен-Симон ненавидит конкуренцию — она ведет к диспропорциям в производстве и разорению предприятий, а ее последствием является вражда всех со всеми. Ее должно заменить организованное плановое хозяйство, и формирование этого плана — одна из главных задач государства.

В марксистской традиции принято указывать на ограниченность Сен-Симона в том плане, что он не отделял пролетариата от буржуазии, включая и тех и других в класс промышленников. Сегодня с исчезновением пролетариата эта критика выглядит неактуальной. По мысли Сен-Симона, промышленный класс — индустриалы — подразделяется на тех, кто занят физическим трудом и интеллектуальным, но задачи у них общие: они создают богатство страны. Интеллектуальные индустриалы — предприниматели, ученые и инженеры — это практически те, кого сегодня принято называть «креативным классом» (термин Ричарда Флориды), и именно им, по мысли Сен-Симона, должна принадлежать политическая власть.

Дизайн этой власти индустриалов у Сен-Симона не описан. Судя по его планам объединения Франции и Англии, будущее государство должно было стать наднациональным (а в планах его последователей — всемирным). Судя по его постоянным обращениям и к Наполеону, и к Людовику XVIII, это власть королевская (полное имя Сен-Симона — Клод Анри де Рувруа, граф де Сен-Симон, он потомок Карла Великого). К демократии он относился скептически, имея в виду и личный опыт конфликтов с революционной властью, и теоретическое неприятие конкуренции. Базар в лекциях резко высказывается против суда присяжных, доказывая, что решение должно основываться не на мнениях людей, но на истине, которой владеет государство.

В работах самого Сен-Симона вопрос о собственности обсуждается главным образом в плане резкого осуждения собственности земельной и собственности рантье, такая в обществе будущего отсутствует. «Собственность в ее нынешнем виде должна быть упразднена»,— считает Сен-Симон, но вопрос о том, кому должны принадлежать предприятия, остается неясным, поскольку класс индустриалов включает в себя и промышленников, и рабочих. Но общий принцип справедливости, к которому приходит Сен-Симон,— это «от каждого по способности, каждому по труду», труд управляющих производством в технологической, финансово-юридической и рыночных сферах он считает переоцененным, а нетрудовые доходы от капитала не предусмотрены. У Базара в лекциях это решается принципиальнее и радикальнее — частная собственность как экономический инструмент (то есть в системе рыночной экономики) отменяется, собственность на средства производства принадлежит государству.

Выйти из полноэкранного режима

Развернуть на весь экран

Новое государство-фабрика потребует новых граждан, отсюда вопрос об образовании. Оно подразделяется на профессиональное и нравственное. Профессиональное осуществляется в зависимости от способностей ребенка, которые государство определяет само, и уклониться от которого нельзя, в ком оно определило задатки токаря, того и учит на токаря, тут допустимо насилие. Нравственное воспитание заключается в том, чтобы прививать человеку любовь к новому государству. В отличие от профессионального, оно должно осуществляться всю жизнь, взрослых граждан нужно все время образовывать в братской любви и уважении к государству как объединению трудящихся. Сен-Симон не употребляет термина «пропаганда», но институт постоянного воспитания взрослых — это по функциям именно она.

Увенчивает это здание модернизированное христианство. Вопрос о религии у Сен-Симона сложен, вначале он как человек Просвещения был тут холоден и скептичен, а его последователь Анфантен превратил сенсимонистов в откровенную религиозную секту, так что тут широкое поле для интерпретаций. Тем не менее последней книгой Сен-Симона стало «Новое христианство», так что религия — важная часть его проекта нового общества. Образцовой организацией для объединения людей (ассоциации, как он это называл), по его мнению, была католическая церковь (именно католическая, о протестантах он почти не говорит). При этом папская церковь как институт, по его мнению, является организацией еретической, исказившей смысл проповеди Христа.

«Принцип, который Господь преподал людям в качестве правила их поведения, в том, что они должны организовать свое общество так, чтобы оно было наиболее выгодно наибольшему числу людей; они должны поставить целью всех своих трудов и всех своих действий — в наикратчайшее время и наиполнейшим образом улучшить моральное и физическое состояние наиболее многочисленного класса. Я утверждаю, что именно в этом, и только в одном этом, заключается божественная часть христианской религии».

То есть Иисус не отрицается, отрицается церковь, христианская жизнь становится служением классу трудящихся, а социальной организацией, оформляющей это служение, оказывается государство. Тем самым оно не только осуществляет всю хозяйственную деятельность, владеет всей собственностью, переформатирует мысли и чувства граждан в сторону любви к себе, но и является инструментом достижения вечной жизни, то есть сакрализуется.

Конечно, по сравнению, скажем, с Томасом Мором, Сен-Симон вносит новации, существенно приближающие его к «кошмару реализованных утопий», как определял ранний СССР Николай Бердяев. Государство с одной стороны — фабрика, с другой — церковь. Государство всемирное и автократическое. Не просто отсутствие частной собственности, но вся собственность принадлежит государству. Вместе с тем все это лишь развитие тех принципов утопии, которые заложены Платоном и Мором, только с поправками на реалии больших национальных государств и промышленного производства. Если бы Сен-Симон ограничился только ими, то пророком социализма он бы не стал. Однако он внес в утопию куда более существенную новацию.

Напомню, он начал с идеи модернизации всех наук, что потребовало от него изучения хотя бы некоторых в их общих принципах. Достаточно быстро он наткнулся на сформулированную Фрэнсисом Бэконом логику индукции как основу научного анализа: мы устанавливаем последовательность и свойства первого ее члена, потом понимаем принцип изменения у второго члена — и на этой основе можем сделать предположение о том, что будет с последовательностью в целом. Это к концу XVIII века превратилось в тривиальное школьное знание — но для естественных наук. Сен Симон, возможно, в силу того, что в мир науки он входил с нуля, не увидел границы между гуманитарным и естественно-научным знанием и перенес индуктивную логику на изучение общества. Так он открыл социологию, хотя сам считал, что открыл логику истории, и поэтому его ученик Огюст Конт смог приписать это открытие себе. История же, по Сен-Симону, двигалась так: «Не по божьей воле и не в силу случайного стечения обстоятельств происходят великие события. Нет „вечных истин", точно так же как нет и „естественного" состояния. История — это математический ряд, все члены которого идут один за другим, следуя непреложным законам развития. И поэтому, если знаешь первые и средние члены этого ряда, можешь наверняка определить и последующие».

А дальше происходит поразительная вещь. Вот мы берем благосостояние. Сначала его нет ни у кого, потом появляется кто-то один, потом уже у всех что-то появляется. Отсюда очевидно, что в конце все будет у всех. Вот мы берем положение работника. Сначала раб, потом крепостной (серв), потом ремесленник (сам владеет своей мастерской). Отсюда очевидно, что в конце он будет владеть всем. Вот мы берем размеры социума. Сначала семья, потом община, потом полис, потом национальное государство. Отсюда очевидно, что в конце будет всемирное государство.

Можно сказать, что Сен-Симон открыл исторический прогресс, но это будет не вполне корректно. Прогресс общества в истории открыл Никола де Кондорсе в своей неоконченной книге «Эскиз исторической картины прогресса человеческого разума», написанной в 1794-м и изданной в 1804 году. Но у Сен-Симона есть важное отличие. У Кондорсе прогресс не имеет цели — просто со временем все становится лучше. У Сен-Симона цель есть. Он говорит: «...Воображение поэтов поместило золотой век в колыбели человеческой расы, в обстановке невежества и грубости. Скорее надо было бы поместить там век железный. Золотой век человечества не позади нас, а впереди».

Утопия тем самым оказалась не интеллектуальным построением, а последним членом последовательности исторических эпох. Ленин утверждал, что Маркс превратил социализм из утопии в науку,— это не вполне корректно, это сделал Сен-Симон. Просто научное основание было другим. Маркс на место индуктивной логики Бэкона поставил диалектику Гегеля, борьбу производительных сил и производственных отношений, он придумал машину, которая везет человечество в утопию,— у Сен-Симона этого нет. Но его логика вполне научна, он исходит не из диалектики, а из естественных наук, из индукции. Главное здесь не в том, из какой логики исходить, а в том, что утопическое состояние всеобщего состояния счастья в этой перспективе становится неотвратимым будущим — к нему нельзя не прийти.

Ошибка Сен-Симона заключается в том, что человек, в отличие от, скажем, минералов, обладает свободой воли, из-за чего в истории невозможно выстроить корректную последовательность превращений из одного состояния в другое. Вернее сказать, чтобы выстроить такую последовательность, нужно знать не только начальное состояние, но и конечное, и подбирать под эти точки промежуточные члены последовательности. Как формулирует это Базар, «человек симпатически прозревает свою судьбу, и когда он при помощи науки проверил предвидения своих симпатий, когда он убедился в законности своих желаний, то спокойно и доверчиво подвигается к будущему, которое ему известно», то есть закон не работает без симпатии к результату его действия, и только сочетание закона и желательности результата порождает в душе доверчивость и спокойствие.

С точки зрения логики Бэкона это просто никуда не годится. Можно доказать, что тренд состоит в том, что люди постоянно улучшают свое благосостояние, а можно — что они все время беднеют, что они становятся счастливее, поскольку живут дольше, богаче и здоровее, а можно — что все несчастнее, поскольку растет количество самоубийств,— исследователь влияет на результат настолько, что делает бессмысленным сам эксперимент.

Сен-Симон не осознавал этой ошибки, хотя, быть может, чувствовал естественное беспокойство. Факт, что вот ты открыл объективный закон развития, а он приводит ровно туда, куда хотелось прийти без всяких законов, не может не нервировать. Возникает мысль, что процесс надо контролировать, чтобы он не зашел не туда. Отсюда развитие человеческого общества ведет к утопии само собой, а с другой стороны, нужно государство, ему должна принадлежать вся собственность, ему нужен план хозяйственной деятельности, нужно полностью устранить конкуренцию, всех граждан нужно соответствующим образом воспитать, поддерживать это воспитание всю жизнь — и еще нужно все это превратить в религию, чтобы все во все это верили. То есть нужно устранить возможные исключения из этого закона, не сомневаясь в том, что он объективно действует, и поскольку это абсурдно, нужно заставить в него верить. Именно эту конструкцию утопии открыл Сен-Симон. Не содержание — государство, где все равны в труде, нет частной собственности, людей учат добру, и они в него верят,— а новую процедуру. Движение к утопии как объективный закон истории, который тщательно охраняется государством посредством экономических, юридических и социальных процедур.

Выходя за границы научной логики, да и собственно вопроса о социализме, стоит заметить, что мысль эта не настолько абсурдна, как кажется на первый взгляд. Эмпирически мы иногда сталкиваемся с ситуацией, когда объективный ход истории ведет к тому, что впереди свобода, демократия, безопасность и прочий Стивен Пинкер, а на практике дело идет к тоталитаризму, репрессиям, войне и ядерной катастрофе. Так что невольно думаешь, что за этим объективным ходом надо было как-то следить и предохраняться от столь досадных случайностей. Нужны, так сказать, институты организации симпатии и правильных желаний, нужны экономические рычаги, юридические процедуры, нужно как-то, что ли, воспитывать людей, чтобы они во все это верили, а иначе… Эх, да что тут говорить!

Подписывайтесь на канал Weekend в Telegram