В парижском музее-мемориале холокоста открылась выставка рисунков о двух днях «охоты на евреев», известной под названием «Облава "Вель д`Ив"». Это было 80 лет назад, в июле 1942 года, во время немецкой оккупации, а в 1967 году художник Кабю нарушил омерту, рассказав о преступлении, которое предпочли забыть. Рассказывает корреспондент “Ъ” во Франции Алексей Тарханов.
Фото: Коммерсантъ / Алексей Тарханов / купить фото
Фото: Коммерсантъ / Алексей Тарханов / купить фото
Фото: Коммерсантъ / Алексей Тарханов / купить фото
Фото: Коммерсантъ / Алексей Тарханов / купить фото
Фото: Коммерсантъ / Алексей Тарханов / купить фото
Чтобы понять значение этой выставки, надо знать, что такое «Вель д`Ив» и кто такой Кабю.
«Вель д`Ив» — это Зимний велодром, Velodrome d`Hiver, который парижане называли «Vel` d`Hiv». Модный крытый стадион полвека, с 1909 по 1959 год, простоял невдалеке от Эйфелевой башни. Но 16–17 июля 1942 года он превратился в концентрационный лагерь. Сюда со всего Парижа свозили женщин, детей и стариков и держали здесь перед отправкой в лагеря смерти.
Облаву «Вель д`Ив» провела французская полиция по приказу правительства Виши и под контролем гестапо. Немцы дали полицейским отпраздновать 14 июля, а потом задали им работу. Почти никто не отказался. Если за кого-то иногда и вписывались, то только за французских евреев. Все другие — немецкие, российские (что белые, что красные), польские и прочие — стали просто добычей. Городская транспортная компания выдала 50 автобусов, которые превратили в автозаки для «операции», названной немцами «Весенний ветер».
В ночь облавы в Париже и пригородах арестовали 12 884 человека. Живыми после войны вернулось около сотни. Ни один из французских организаторов и исполнителей депортации не сел в тюрьму после освобождения Франции. Никто не рискнул обвинить и «героических парижских полицейских», которые с таким же пылом, как вели аресты в 1942-м, поддержали Парижское восстание в 1944 году.
Теперь о Кабю. Художник Жан Кабю (1938–2015) был не просто художником, но художником-газетчиком. Его иллюстрации и карикатуры веселили всю страну, Жан-Люк Годар назвал его однажды «величайшим журналистом Франции». Прослужив год в Алжире, он навек возненавидел войну и убийства. Это его не спасло. В России мы его не видели, но услышали о нем 7 января 2015 года, когда Кабю расстреляли вместе с коллегами и друзьями из Charlie Hebdo.
Молодым, но уже известным художником он встретился с историей «Вель д`Ив». В 1967 году журнал «Новый Кандид» (Le Nouveau Candide) решил рассказать читателям об ужасах 1942 года, опираясь на самую первую о них книгу. Ее выпустили публицисты Клод Леви и Поль Тийар. Но журнал был иллюстрированным, к статье требовались картинки. А картинок-то не было. Свидетельства об облаве сохранились только в архивах полиции и в воспоминаниях выживших. Исполнители, видимо, понимали, что работа слишком грязная. В ней не участвовали репортеры, которые снимали в оккупированном Париже совсем другие истории (подробнее — в журнале «Ъ-Власть» от 23 июня 2008 года).
Кабю пришлось стать летописцем того, чего он сам не видел, о чем никогда не рассказывали, чего нельзя было называть.
Его рисунки оказались моментальными снимками, похожими на работы французских классиков фоторомана, или раскадровкой фильма наподобие парижского «Списка Шиндлера». В них есть кинематографические моменты, когда семья уходит по черной крыше с детьми, пока полицейские ломают дверь на ярко освещенной лестнице. Есть кадры на грани комедии и смерти, нормальной жизни и ада, когда по пути в лагерь женщины прорвались в продуктовую лавочку, чтобы купить детям воду и хлеб. Да, был такой момент, а вот так это выглядело, как у Кабю, или не так, бог знает.
На выставке созданная Кабю реальность проверена документами из полицейских архивов. Вот он изображает женщину, бросившуюся из окна вместе с детьми, чтобы избежать ареста. Этого не было, говорят архивы. На самом деле женщина всего лишь открыла на кухне газ, чтобы умереть с семьей. Евреев у Кабю ищут пестрые отряды, состоящие из полицейских, военных, чернорубашечников из фашистской «милиции». Этого тоже не было: на охоту вышло 8,8 тыс. обычных полицейских, хороших ребят, стражей спокойствия, комиссаров Мегрэ. Рисунки Кабю не стали стопроцентно документальным свидетельством. Есть фактические ошибки. Все было не так однозначно.
Не спорят кураторы с одним — удивительным отсутствием на рисунках «простых парижан», прохожих, зрителей. Преступления происходят в безвоздушном пространстве, на другой планете, как будто бы люди пытаются не обращать внимание на происходящее. Хотя в июле 1942-го надо было сделать над собой усилие, чтобы ничего не заметить. Отсутствие зрителей на листах — это ответ на отсутствие фотографий, на отсутствие эмоциональных документов, на изумившее художника отсутствие реакции тогдашних парижан и полное отрицание происшедшего со стороны парижан современных. А ведь прошло только 25 лет. Нам теперь нетрудно понять, почему это было так. Результат психической травмы, неисправимой вины. Настолько тяжелой, что она оборачивалась в своем бессилии в раздраженные предъявления обвинений жертвам. Твоя страна сделала ужасные вещи, и ничего не исправить, так не станем же об этом говорить и бередить старые раны, все равно убитых не воскресить.
Об облаве «Вель д`Ив» до сих пор говорят вполголоса. Ни де Голль, ни Миттеран не соглашались признать ответственность за аресты и депортации — вину возлагали на немцев и «предателей» из коллаборационистского правительства Виши. Лишь 16 июля 1995 года президент Жак Ширак на открытии памятника убитым сказал: «Преступное безумие оккупантов было поддержано французами... Франция, родина Просвещения и прав человека, страна гостеприимства и убежища, Франция в тот день совершила непоправимое». Его слова можно прочитать на стене выставочного зала как запоздалую эпитафию — и жертвам, и художнику, и нам, современникам.