Слон в посудной лавке

ФОТО: ДМИТРИЙ ЛЕБЕДЕВ
       Проект быстрого обогащения бедной академической науки, о котором писала "Власть" в прошлом номере, еще только разрабатывается. А тем временем проект быстрого разорения богатой корпоративной науки уже успешно реализуется.

ООО "Центр исследований и разработок ЮКОС" должен был стать лицом российской корпоративной науки. По словам его гендиректора Михаила Рогачева, Михаил Ходорковский лично поставил цель сделать нефть ЮКОСа наукоемкой.
       А то что получалось? Любая крупная западная нефтяная компания считает зазорным продавать на мировом рынке нефть, добытую ненаучными методами. В цене тонны нефти примерно $1,5 составляют траты этих компаний на свое корпоративное научное подразделение. ЮКОС тоже давал ученым региональных нефтяных институтов деньги, но у него никак не выходило больше $1 на тонну добываемой нефти.
       Ситуацию удалось исправить в 2000 году, когда ЮКОС купил английскую компанию Davy Process Technology. В процессе инспекции нового приобретения Михаил Ходорковский посетил нефтехимический НИИ компании и решил, что у ЮКОСа должен быть такой же свой, только раза в три больше и обязательно в Москве, причем не где-нибудь, а на нечетной стороне Ленинского проспекта, где исторически сконцентрированы все ведущие институты Академии наук. Как выразился господин Рогачев, "аура места обязывала".
       Место на Ленинском нашлось лучше не придумаешь — напротив универмага "Москва", по соседству с Физическим институтом РАН, на улице имени химика Губкина. В 2002 году ЮКОС приобрел здесь лабораторный корпус института, прославившегося в советские времена своим названием — НИИ химических удобрений и ядохимикатов (коротко — ВНИИХУиЯ), а турецкая строительная компания в ударные сроки превратила страхолюдный бетонный параллелепипед в нечто похожее на огромный фруктовый торт светло-салатового цвета.
       Внутри институт выглядит еще прекрасней. Наверное, так настоящие ученые-химики должны представлять себе рай. Здесь даже лабораторные раковины устроены так, что если что-нибудь едкое попадет в глаз, то достаточно, зажмурясь, любой частью тела навалиться на специальный рычаг, и в лицо брызнут струи воды из двух миниатюрных душей. Впрочем, попасть в глаз ничто едкое не может, потому что люди из специальной службы не допустят ученого в лабораторию без защитных очков.
       Шестиэтажное здание обошлось ЮКОСу в $36 млн и было торжественно открыто 15 декабря 2003 года. Еще $1,8 млн в год тратится на эксплуатационные расходы и около $6 млн — на научную и образовательную деятельность. На сегодня здесь в восьми лабораториях (структура института одноступенчатая, нет объединения лабораторий в отделы, а завлабы напрямую подчиняются заместителю директора по науке) и административной службе работает 112 человек. В образовательном центре учится 21 студент магистратуры; через полтора года учебы каждый из них получит два диплома — один Московского университета тонкой химической технологии, второй — Французского института нефти. Младший научный сотрудник получал здесь в прошлом году около $1000, старший — чуть больше или чуть меньше $2000 в зависимости от личных заслуг перед компанией, заведующий лабораторией — от $3000 до $5000. Замдиректора по науке — $8000.
       До осени 2004 года каждое из предприятий ЮКОСа было обязано резервировать часть своих прибылей в виде фондов на научные исследования и на эти деньги заказывать центру изучение чего-нибудь. Если изучать было нечего, научные деньги на счете предприятия "сгорали". Но не было случая, когда предприятие не хотело бы что-нибудь поисследовать. "Сидят они там в Сибири, нефть качают, скучно,— пояснил господин Рогачев.— А участие в научных исследованиях создавало у руководства предприятия ощущение причастности к делам высшего менеджмента компании".
       
ФОТО: АЛЕКСЕЙ КУДЕНКО
       Генеральный директор Михаил Рогачев отмечает во вверенном ему Центре исследований и разработок слоновий рост показателей
Институт на Ленинском проспекте создавался под стратегическую задачу ЮКОСа — освоение углеводородных ресурсов Восточной Сибири. Ресурсов там много, особенно попутного газа, но транспортировка его оттуда затруднена: ЮКОСу пришлось бы идти на поклон к "Газпрому" и просить разрешения врезаться в газпромовские трубы. Перед учеными, набранными в институт ЮКОСа, была поставлена задача найти выход. Задача оказалась не бог весть какой сложной, и корпоративные умы решили ее шутя. Они разработали катализатор для конверсии газа в жидкость, которую можно смешать со своей же юкосовской нефтью и пустить по собственной трубе. Корпоративные ученые придумали катализатор, который не только стоил дешевле, чем имевшиеся на мировом рынке, но и мог бы производиться на одном из юкосовских предприятий. И если бы Михаил Ходорковский начал осваивать, как планировал, Восточную Сибирь, то на строительстве там только одного крупного НПЗ с системой доставки местного сырья ЮКОС сэкономил бы примерно $30 млн и, как выразился Михаил Рогачев, "уже отбил бы потраченные на институт деньги".
       Иными словами, у ЮКОСа был шанс создать действующую модель той самой инновационной экономики, о необходимости которой руководство страны рассуждает последние годы. Но господин Ходорковский сел в тюрьму, и с прошлой осени руководство ЮКОСа сообщило господину Рогачеву, что с 2005 года его институту придется самому искать средства к существованию. Дирекция постаралась минимизировать расходы, в конце прошлого года даже снизила зарплаты сотрудникам, но меньше $5 млн в год все равно не выходило.
       Кое-какие заказы уже удалось получить, но до требуемой суммы далеко. Мало помогает и подсобное производство сувенирной продукции — стеклянных слоников, которые в большом количестве выдувают институтские стеклодувы в мастерских НИИ. Получив одного такого слоника в качестве сувенира, корреспондент "Власти" стал невольным свидетелем беседы руководства института с делегацией немцев, которые сменили за институтским столом переговоров японских заказчиков. Но речь и в том, и в другом случае шла о заказах на десятки, максимум сотни тысяч долларов.
       По словам господина Рогачева, из ЕС поступали даже предложения взять институт на содержание, но были гордо отвергнуты. "Мы продолжаем вести переговоры,— не теряет оптимизма главный юкосовский ученый.— В конце концов, я ведь могу и сдать один или пару этажей под офисы по $600 за метр, а это $600 тыс. за этаж".
       Действительно, чем не выход? Можно было бы, конечно, продать институт целиком, благо желающие есть. Но имущество ЮКОСа продавать нельзя. А вот сдать в аренду можно. Все шесть этажей. Тогда и расходов на научные эксперименты и обучение магистрантов не будет, а чистая прибыль за вычетом эксплуатационных расходов составит $1,8 млн. Ведь если институтам Российской академии наук приходится обращаться к президенту Путину, чтобы пролоббировать поправки в федеральные законы, разрешающие сдачу научных площадей в аренду предпринимателям, а потом деньги за аренду проводить через казначейство, то частная компания не обязана спрашивать у правительства разрешения на аналогичную деятельность. Можно будет даже зарплату докторам и кандидатам наук вернуть на прежний уровень, обязав их под расписку ни в коем случае не ходить на работу. А заодно личным примером доказать, что в России любая наука, будь то фундаментальная или корпоративная, неминуемо приходит к одному и тому же финалу: производству слоников и сдаче площадей в аренду.
СЕРГЕЙ ПЕТУХОВ

       
Серп и хобот
       Юкосовские стеклодувы опираются на богатые традиции отечественных слоникопроизводителей, что, как видно из воспоминаний кинорежиссера Сергея Эйзенштейна*, гарантирует их продукции правильный изгиб хобота и устойчивый потребительский спрос.
       
       Суеверие давно упразднено в нашей стране и в лучах материалистического мировоззрения давно растворилось и отошло в далекое и недоброе прошлое. Однако это не имеет ничего общего с интересами экспортной коммерции.
       И если есть народы и нации, которые полагают, что семь уменьшающихся по размеру слоников из камня даже такой материалистически настроенной страны, как наша, способны им приносить цветочки буржуазного счастья, то почему же отказывать им в этом и не экспортировать подобные porte-bonheur`ы** в обмен на валюту (особенно в 30-х годах, когда валюты у нас так мало, что при заграничном паспорте независимо от срока поездки выдается всего-навсего... 25 долларов).
       Семерки слоников старательно точатся из малахита, нефрита, халцедона, горного хрусталя или раухтопаза. Бережно пакуются. В утлых трюмах флотилий Совторгфлота развозятся по странам мира. А вредные слоники... не продаются.
       В чем дело? Не продаются, да и только. Сперва их не берут покупатели в магазинах. Потом перестают брать сами магазины. И наконец, от них отказываются и магазинные поставщики. Может быть, их не берут, потому что они советские? Но на них, кажется, нет национальной марки! Может быть, они не приносят счастья? Но их не берут, даже не проверив наличия или отсутствия у них чудодейственной силы. Просто не берут.
       В то же время рядом, с тех же полок сотнями комплектов расходятся семерки слонов голландских и немецких, мейсенских и копенгагенских... Что за чертовщина? Горы точеных слоников растут и множатся. Запружают собою пакгаузы и склады. Хоть мостовые ими мости!
       И вдруг выясняется, в чем дело. Дело в хоботах. Как оказывается, счастье приносят только слоники, снабженные хоботом, лихо... задранным кверху! Грустно опущенный книзу — ни радости, ни счастья не приносит... А советский экспортный слоник упорно вывозится с хоботом книзу.
       Образец злополучных слоников перестраивается, и "перекованный" слоник, торжествующе задрав победоносный хобот, успешно побивает на мировых рынках слонов голландских и копенгагенских, мейсенских и дрезденских!
*Сергей Эйзенштейн. Мемуары. М., 1997.
**Амулеты (франц.).

       
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...