Выкройка мифа
Выкройка мифа
В Cristobal Balenciaga Museoa, музее Кристобаля Баленсиаги на его родине, в баскской Гетарии, проходит выставка «Balenciaga Character», посвященная 50-летию со дня его смерти. Она рассказывает о том, из чего состоит Баленсиага как идеолог и практик моды и что сделало его величайшим кутюрье XX века и главной референтной фигурой моды новейшего времени.
Фото: Image courtesy of Cristobal Balenciaga Museum
Cristobal Balenciaga Museoa располагает самой, пожалуй, обширной коллекцией Баленсиаги — как минимум в Европе. Музей сейчас владеет, помимо вещей из гардеробов испанских маркиз и герцогинь, которые одевались в испанских ателье Balenciaga, еще и вещами из гардероба, например, бельгийской королевы Фабиолы, а также коллекцией американской светской дамы и ландшафтного дизайнера Банни Меллон, чей гардероб десятилетиями практически полностью состоял из Balenciaga.
Куратор «Balenciaga Character» Игорь Урия избрал для выставки очень практический язык: речь тут идет о силуэте, крое, объемах, рукавах, проймах, оборках, линии талии и пр. То есть обо всем, из чего состояло ремесло Баленсиаги и что делает его вещи узнаваемыми буквально с первого взгляда — в том числе в третьей, пятой и двадцать пятой интеграции современных фэшн-дизайнеров.
(Тут важно вспомнить, что Баленсиага был практически единственным из плеяды великих кутюрье, кто мог не просто нарисовать эскиз или задрапировать и наколоть ткань на манекене, но умел делать платье от начала до конца — то есть раскроить и сшить его собственными руками. Этому он обучился совсем юным именно тут, в Гетарии, где он родился и где его мать работала швеей в доме маркизы Каса-Торрес, ставшем теперь частью музея.)
В каждом из пяти залов выставки разбирается что-то из характерных признаков «un Balenciaga». Самый ранний экспонат тут — и вообще один их самых ранних нарядов Баленсиаги, нам известных, примерно 1920-го года,— черное кимоно с салатного оттенка цветочным узором. И уже оно дает нам представление о том, что потом станут называть баленсиаговским минимализмом,— так сурово выглядит этот характерный силуэт 20-х в сравнении, например, с тяжелыми декоративными нарядами Поля Пуаре.
На выставке есть вещи из каждого десятилетия карьеры Баленсиаги, но в основном она все-таки сосредотачивается не столько на периоде так называемых «исторических» силуэтов, которыми Баленсиага увлекался в 30-е годы, различным образом используя испанский национальный костюм и испанскую живопись, сколько на 50-х и 60-х годах, когда появляются его авангардные объемы и абстрактные силуэты, которые и принесут ему великую славу.
Самое ценное, что дает «Balenciaga Character», это возможность наблюдать за динамикой работы Баленсиаги в каждом из важных для него элементов костюма. Например, он одержим рукавами и проймой — тут есть целый зал с пальто и костюмами. Он всегда делал прежде всего свободные пальто, пальто-коконы, бесконечно экспериментируя с воротниками, добавляя лацканы, убирая лацканы, используя небольшой воротник-стойку, так называемый воротник «мандарин», по образцу традиционной китайской одежды, или воротник, отстающий от шеи, как в японских кимоно. И когда ваш взгляд концентрируется на какой-то одной детали одежды, вы начинаете видеть скрытые обычно от наблюдателя механизмы работы вещей. Баленсиага использует бесчисленные варианты оформления, добиваясь все большей простоты силуэта все более сложными средствами.
В этом своем стремлении отказаться от всего лишнего, мешающего, ограничивающего — и его дизайн, и женское тело,— он отказывается в конце концов и от талии, совершая таким образом самый радикальный жест в истории послевоенной моды, определивший и продолжающий определять многое. Все внимание смещается на спину, и он совершенно маниакально — предельная концентрация вообще свойство его дара — начинает делать бессчетные варианты того, что станет потом называться «спина Баленсиаги». Появляются платья, более-менее обозначающие талию впереди и создающие эффект свободной блузы сзади, потом платья-туники и платья-«кошелки», а потом и самые его знаменитые, baby doll (которых, кстати, на выставке нет — как, вероятно, слишком очевидных, ставших отчасти клише из-за бесчисленных повторений).
И когда смотришь на котельное пальто из черного гродетура, состоящее будто бы из одного куска ткани, из рукавов, немыслимым образом переходящих в воротник, или длинное вечернее пальто из серо-зеленого газара, представляющее собой фактически один огромный волан, видишь вереницу тех, кто унаследовал ему: Ямамото, Кавакубо, Альбер Эльбаз, Николя Гескьер, Раф Симонс, Джон Гальяно, Фиби Файло.
Все эти слова — минимализм, радикализм и даже пуризм — стали уже давно штампами всех посвященных Баленсиаге рассуждений. Но что такое минимализм применительно к Баленсиаге? Он никогда не стремился к лаконичности и скромности, как та же Шанель, например,— напротив, был пышным, даже порой монументальным. Его минимализм всегда соответствовал знаменитому принципу работы скульптора, приписываемому Микеланджело: «взять кусок мрамора и убрать все лишнее». Именно так Баленсиага и убирал все ненужное, добиваясь исключительной, практически скульптурной выразительности своих вещей с помощью концентрации технической, портновской сложности всех этих рукавов, пройм и спинок.
А еще он добился свободы женщины внутри этих нарядов. Эту цель, свободу, Баленсиага, в отличие от других своих современников, никогда не декларировал — он вообще ничего не декларировал,— но он последовательно к ней двигался. Избыточно говорить о том, насколько освободителен для женского тела был отказ от талии, но знаменитая «спина Баленсиаги» несла освобождение другого сорта, смещая фокус, отстраняя канон «грудь-талия-бедра» — и таким образом меняя само качество внешнего облика.
Это изменение — главное, чего Баленсиага добивался всей своей технической изобретательностью и своей гениальностью. Его наряды, все эти спины пузырем, платья мешком и пальто коконом,— не просто помещали тело в принятый модный канон, но высвечивали персональные свойства, личность их обладательницы. Можно посмотреть на фотографии той же Банни Меллон, сухой, несколько чопорной и не особенно выразительной WASP, которую его одежда превращала буквально в королеву — хоть в садовой тужурке с секатором в руках, хоть в большом вечернем платье рядом с Джеки Кеннеди на приеме в Белом доме.
В этом и есть высшая цель моды — высвечивать личность, делать ее ярче, четче, виднее миру. Все сколько-нибудь выдающиеся дизайнеры в мире моды к этому стремятся, но немногие достигают — и никто так полно, как Кристобаль Баленсиага. Это признавали все его коллеги-современники, именно это имели в виду и Габриэль Шанель, называвшая Баленсиагу «единственным настоящим кутюрье среди всех нас», и Кристиан Диор, говоривший о нем «кутюрье всех кутюрье». И именно это делает его по-прежнему современным и таким значимым для всех нынешних фэшн-дизайнеров.