Десять лет после детства
«Клипмейкеры»: Григорий Константинопольский реконструирует свои 90-е
В конкурсной программе кинофестиваля «Зимний» — новый фильм Григория Константинопольского. Автобиографические «Клипмейкеры» — это история московской богемы 90-х, автор которой не стремится ни к каким обобщениям, но делает, как кажется, важные открытия.
Фото: Кинокомпания CTB
Фото: Кинокомпания CTB
1992, январь. Неделю назад не стало СССР. Кооперативное кино отменило всякие стандарты качества и тем отвратило российского зрителя от отечественных фильмов. Профессия режиссера утратила всякий престиж. Теперь в области аудиовизуальных искусств королем выступает клипмейкер: поп-звезд любит народ, у поп-звезд есть спонсоры, клипы — единственная возможность наводить красоту, клипмейкер получает доллары в портфелях.
Гриша Византийский (Александр Горчилин) — клипмейкер из перспективных. Работает пока редко, пару клипов в год, но метко: стоит ему появиться на съемках музыкального видео Богдана Титомира, он меняет пару штрихов — и унылая поденщина превращается во взрыв мозга. В кармане у Гриши пистолет — девушка мечты ушла к другому, побогаче, и он настроен себя порешить. Однако судьба в лице подружки-сценаристки Тони Водкиной (Мария Шалаева) распорядится Гришиной обоймой иначе — выпустит ее в бандита Бобра (Владимир Епифанцев), наехавшего на ее друга-художника, которому хватило беспечности открыть палатку «Соки-воды-алкоголь» и отказаться крышеваться. Бобер волшебным образом выживет — только совершенно не будет помнить своих «убийц»: всякий раз станет знакомиться с ними по новой и всякий раз по какой-то причине будет вступать с ними в конфликт. Так и пройдут все 90-е: клипмейкеры будут Бобра пырять ножом, душить подушкой, ломать об его голову стулья гарнитурами, а он будет приходить в себя, снова искать с ними знакомства и бегать за ними с набитыми долларами портфелями — пока к концу десятилетия бандит не пристроится к властным структурам. Тем понадобятся постановщики для агитроликов предвыборных кампаний, а Грише, в свою очередь,— деньги на постановку полнометражного фильма.
Фото: Кинокомпания CTB
Фото: Кинокомпания CTB
Фото: Кинокомпания CTB
Фото: Кинокомпания CTB
Фото: Кинокомпания CTB
Фото: Кинокомпания CTB
Фото: Кинокомпания CTB
Фото: Кинокомпания CTB
Фото: Кинокомпания CTB
Фото: Кинокомпания CTB
Фото: Кинокомпания CTB
Фото: Кинокомпания CTB
Фото: Кинокомпания CTB
Григорий Константинопольский — режиссер, автор среди прочего недавнего едкого сериала «Мертвые души», где герои Гоголя были совершенно уместно пересажены в нашу современную действительность, а в 90-е один из пятерки ведущих клипмейкеров страны — в своей новой картине выкинул тот же фортель, что 13 лет назад Педро Альмодовар в «Разомкнутых объятиях». Альмодовар придумал историю о съемках своего старого фильма, с которым он прославился на весь мир,— «Женщины на грани нервного срыва» (1988). В этой беллетризованной версии тоже был бандит, крупный мафиози, у которого режиссер сперва взял деньги на съемки, а в итоге увел зазнобу (всю эту линию следовало читать метафорически — как аллегорию Испании 80-х с ее «мовидой», движухой всяких подпольных как творческих, так и социальных элементов, возникшей как реакция на 40 лет диктатуры Франко). А вот кадры и моменты съемок того старого фильма — почти точная реконструкция: все было почти такое, «такое, да не совсем», чтоб интереснее было смотреть и сравнивать.
То же и с фильмом Константинопольского: бандит, уведенные деньги и зазноба — скорее все же метафорические (уж точно бандит, которого ни пулей, ни подушкой не возьмешь), зато сцены съемок знаменитых некогда клипов Преснякова, Орбакайте, Лики Стар (таких — да не совсем) и дебютной игровой ленты Константинопольского «8 1/2 долларов» (1999) почти буквально воспроизводят события 30-летней давности. На экране возникнут реальные персонажи, работавшие над клипами и фильмом, в образах самих себя в молодости — модельер Маша Цигаль, например. В главных героях легко угадываются другие главные клипмейкеры тех лет — Федор Бондарчук (здесь — Гриша Коппола), Армен Петросян (Армен), а также ныне солидный режиссер Авдотья Смирнова в образе сценаристки Водкиной. Если кого не показали — про тех сказали: «Ну и короче сценаристка эта ваша — я вообще не понимаю, в чем ее феномен? Типа городская сумасшедшая? А на самом деле ушлая, прохаванная бабень. Ну это же пошлость, абсолютная пошлость! Ее успех меня оскорбляет» — так в фильме озвучено расхожее тогда мнение о Ренате Литвиновой, чьим голосом в «8 1/2 долларах» заговорила Наталья Андрейченко. Люди, песни, кинообразы — все на месте.
Два фильма, испанский и наш, роднит и то обстоятельство, что 90-е, десятилетие после развала СССР,— это наша мовида, наша андерграундная движуха. И бандитов было полно, и доллары чемоданами, и жили по сквотам, и глубокие старушки, как показано в «Клипмейкерах», дергались в танцах в казино и на подиуме (была такая пани Броня у андерграундного художника и галериста Петлюры). Но, конечно, Авдотья Смирнова даже по молодости, когда и вправду могла выкрасить челку и плясала в рок-группе «Тупые», обойму вряд ли в кого выпускала. Хотя кто знает — волшебные были времена, непредсказуемые, и утром ты и впрямь просыпался нищим студентом в общежитии и курил бычки, а тем же вечером в ресторане «Сирена» получал авансы за столом у чилийского музыкального продюсера. Впрочем, это уже не из фильма Константинопольского — из моих личных воспоминаний.
Личное тут включить необходимо, чтобы засвидетельствовать как очевидец: да, так все и было. Главная ценность этого, как всегда у Константинопольского, по-детсадовски дурашливого и неряшливого фильма, что в нем пойманы и воздух, и нерв времени. В недавнем интервью режиссер сказал: «Сегодняшнее представление о 90-х и то, как было на самом деле,— две большие разницы».
Во-первых, здесь как будто бы требуется уточнение, что речь в «Клипмейкерах» не о 90-х вообще, а о 90-х в жизни московской богемы (к чести режиссера, ни на какие обобщения фильм не претендует). Но время-то было богемное, молодые все были с фантазиями, так что в значительной степени и выбор среды работает на образ времени в целом. Оно было пронизывающее и сиротливое, и этот бесконечный снег, что вьюжит под песню «Дельфин и русалка» в аэродинамической трубе проспекта Мира у гостиницы «Космос», пока старушки прямо на развале продают тряпье, в ларьке меняют доллары и отпускают «Амаретто», а ко входу отеля жмутся проститутки,— это одновременно и образ бесприютного времени, и совершенно реально воссозданная картинка: мой личный ежедневный маршрут в январе 1992 года проходил именно там, и готов поклясться — это именно тот снег и та песня.
Во-вторых, хотя Константинопольский выбрал в герои клипмейкеров из автобиографических соображений, но тогдашние музыкальные клипы — сверхточный формат для описания состояния, в котором мы все существовали. В те десять лет наши клипы и наше общество пребывали ровно в тех же отношениях, что, например, бомбейское кино и бомбейская нищета. Зарплаты задерживались по полгода, заводы закрывались, продукты по талонам, сигареты без фильтра отпускают колбасой — сам разрезай. Мы были те же бомбейцы, разве что (вопреки тому, что утверждается в известной песне) голые по улице не ходили — и то исключительно по причине упомянутых вечных вьюг. А на экране телевизора — золото-бриллианты, убейсяапстену, Шахрукх Кхан! Кристина в алой парче оголяет ногу в танго, Богдан жонглирует тростью с золотым набалдашником, Лика нежится в атласном белье под балдахином, Володя медитирует посреди зимы в поле свежих тюльпанов — и все поют про небывалое, диковинное, эко дело: танго втроем! Этот контраст вызывал не раздражение, а именно те же чувства, что бомбейское кино у бомбейцев: сказка рядом — руку протяни. Как бомбейцев от студий района Джуху отделяет лишь тонкий забор, так нас отделяли от Кристины и Володи, от павильонов, где снимали всю эту красоту, какие-то считаные метры, и думалось: если такое сегодня возможно вот за этой стеной павильона ВДНХ — завтра будет возможно и на моем приусадебном участке.
Третье — и самое важное, о чем говорит фильм Константинопольского: клипы эти делали люди не циничные, напротив, их приторная образность подпитывалась советской ностальгией. Советское детство и впрямь было самым счастливым на свете, да и во взрослую жизнь люди отправлялись без особых забот: пропасть, остаться голодным не представлялось возможным, работа гарантировалась. Поколение 90-х стало первым выброшенным в новые реалии— но этого еще не осознало; так же еще какое-то время бегает курица после того, как ей отрубят голову. В фильме есть прекрасная сцена-цитата из «Ста дней после детства» (1975) Сергея Соловьева, когда Гриша отвозит на велосипеде свою новую подругу-модель Гелю (Кристина Веденеева) в Битцевский парк. На Грише — майка с портретом надкусывающей яблоко Татьяны Друбич в венке из полевых цветов и с книгой «Lettres d’amour», украшавшим обложку «Советского экрана», на Геле — почти такой же венок, только надетый поверх шляпы. Мизансцены, темный бутылочный оттенок зелени — все подогнано под соловьевскую пионерлагерную идиллию. «Бабушка меня сюда гулять водила,— говорит Гриша.— Жара, я воду из фляжки пью, пластмассой пахнет. А вот тут мы на плотах с пацанами плавали. Родина, короче».
И мутки с политикой, в которые бросятся в конце 90-х герои,— вещь совершенно реальная. Ими кичились — и не только потому, что деньги, а потому, что за то десятилетие мы успели привыкнуть, что все на свете — прикол: вот и писать речи президентов или снимать антигэбэшные ролики на заказ — это тоже прикол. Именно здесь они сильно ошиблись, и в финале, в октябре 1999-го, режиссер выпускает обойму уже в своих главных персонажей. Константинопольский снял сцену расстрела на том самом месте Бережковской набережной, где осенью 1999-го погиб Армен Петросян, не только снявший клип «Танго втроем», процитированный в фильме, но и сыгравший одну из главных ролей в «8 1/2 долларах» (его машина пробила ограждение, и он умер от удара о воду и дно реки). Наверное, смерть друга и коллеги стала для Константинопольского концом беспечной клипмейкерской молодости. Но даже при том, что читать эту сцену, следует, разумеется, метафорически — ни Смирнову, ни Константинопольского, ни Бондарчука никто, конечно, слава Богу, не расстрелял,— этот эффектный финал кажется поверхностным. Ведь и метафорического расстрела никакого не было. Просто вместе с 90-ми уходила молодость, или, как пели во времена нашего детства, «не было печали — просто уходило лето». Сегодня поколение клипмейкеров 90-х уже в том возрасте, когда остро хочется вернуться в дни, когда бегал конем. Константинопольский в «Клипмейкерах» сделал это буквально, Смирнова в своем «Вертинском» — образно, нарисовав портрет богемы 1910-х.
90-е были особенным временем, а мы — особенным поколением. Не исключительным, не лучше и не хуже других. Просто тогда мы были новейшие, последние, крайние, но больше — нет. Мы вливаемся в общий поток поколений, наш голос все менее различим в реве всех других голосов. Константинопольский попытался — пока не поздно — обособить, заключить в отдельную капсулу фильма этот особенный голосок нашего поколения, от которого осталась лишь горстка видеоклипов.
Кинотеатр «Художественный», 7 декабря, 21.00
Подписывайтесь на канал Weekend в Telegram