«Я теряю понимание того, что происходит с рынком»

Интерес к курсам биотех-центра «Бластим» вернулся на дофевральский уровень, но в России стало меньше компаний, которые могут трудоустроить слушателей. В интервью Дарье Бурлаковой сооснователь проекта Вита Степанова рассказала, почему в условиях неопределенности предпринимателям стоит цинично выстраивать бизнес-процессы и уделять больше внимания коммуникации.

Это одно из интервью спецпроекта «Своё дело в СВО-времена»

Онлайн-интервью журналиста Дарьи Бурлаковой с сооснователем проекта «Бластим» Витой Степановой

Расшифровка интервью

О жизни и бизнесе до и после 24 февраля

— Где вы сейчас находитесь и почему?

— Я нахожусь во Франции, потому что около пяти лет назад я переехала сюда по работе своего супруга, и с тех пор я здесь живу. В этом смысле у меня ничего за последние девять месяцев не изменилось (интервью с Витой проведено в ноябре.— «Ъ»).

— Чтобы аудитория понимала, о чем мы говорим, я попрошу вас рассказать в принципе о своем бизнесе. Когда он начался, как вы его запускали, что вы вообще делаете? Какие услуги оказываете и какова основная бизнес-модель, как она выстроена?

— У нас экосистема для сотрудников и работников биотеха «Бластим». Мы изначально запускались как платформа для поиска работы, для себя и своих коллег, потому что мы были информатиками, выпустившимися в 2012 году из МГУ, и мы очень плохо понимали, какой есть рынок, куда можно идти таким сотрудникам работать, кому нужны такие специалисты. Так получилось, что я довольно много на последних курсах университета и на первых курсах аспирантуры стала заниматься комьюнити-менеджментом, вокруг меня собрались какие-то люди, которые могли быть заинтересованы друг в друге. Стало понятно, что нам… Мне и моему одногруппнику, соратнику, сооснователю «Бластима» и моему большому другу Юре (Юрий Пеков.— «Ъ»), нам пришло в голову, что пора запускать свою платформу.

Сначала это была просто платформа с вакансиями. Мы перепощивали вакансии, которые выходили, и рассказывали о них всем, кого знали. Такой удобный хаб для поиска работы. Со временем, наверное, наше умение общаться с людьми позволило нам вести какие-то образовательные программы. Мы много делали современного хардкор-образования для биоинформатиков. И это выросло в отдельное направление в «Бластиме» — в курсы.

При этом, когда люди стали приходить к нам на сайт и трудоустраиваться через наши порталы, к нам стали приходить работодатели и просить рекрутинг под ключ. И так, исходя из запросов рынка, мы сделали еще третье направление нашей деятельности, это рекрутинг «под ключ».

Сейчас компания «Бластим» — это платформа для поиска работы, это комьюнити биологов, химиков, фармакологов, врачей, представителей аграрного бизнеса, это рекрутинговое агентство и это образовательный центр. Такая техплатформа для специалистов в области биологии.

Соответственно, для каждого направления модель заработка отличается. На курсах это продажа билетов. В основном мы работаем с B2C, но довольно часто к нам приходят и B2B-клиенты, когда заказчиком является институт или компания.

Курсы у нас дублируются: онлайн и офлайн. Почти на каждом курсе можно прийти поучаствовать офлайн, а можно при этом почти такую же степень подготовки и обратной связи получить, участвуя онлайн. Мы сделали так потому, что у нас учатся очень много людей вне Москвы, но проводить офлайн-курс мы можем только в Москве. А офлайн очень важен для многих наших хардскилловых вещей, потому что у нас очень много teaching assistants, которые подходят, садятся с тобой и разбирают твою задачку прям от и до. И это, конечно же, никто не сделает лучше, чем человек, который просто подойдет к тебе, поставит свой стульчик и сядет напротив тебя. Поэтому у нас гибридный формат, такое онлайн-офлайн образование. Но я понимаю, почему все делают онлайн, потому что это, естественно, маржинально намного эффективнее. И мы тоже стараемся думать в сторону увеличения маржинальности, но так чтобы у нас не проседала фишка с персональной помощью.

— 24 февраля. Когда вы узнали о начале военных действий России на территории Украины, что-то поменялось в этом дне у вас? Проводили ли вы какие-то внеплановые совещания и так далее?

— 24 февраля новости застали меня врасплох. Пришлось довольно сильно поменять свое представление о дальнейшем развитии, поменять и стратегические цели, и тактические цели. Потому что, во-первых, тогда заморозилось несколько проектов, которые у нас шли, уже были близки к подписанию. Один договор даже был у нас подписан, услуга была оказана, но мы пошли навстречу своему клиенту и отменили услугу, вернули деньги. Были и такие истории.

Тактически много чего посыпалось, локально. А стратегически стало понятно, что надо все перепланировать. Мы сильно перекроили свои планы на 2022 год.

У нас была летучка с командой. Наверное, самое главное для меня, как руководителя, было понять, как я могу всем помочь. То есть я выслушала всех, мне было важно понять, кто что хочет сейчас, у кого какие взгляды, кто как сейчас видит свою жизнь, чем я могу помочь как работодатель и человек в первую очередь. И надо сказать, что люди в команде тоже по-разному себя вели, кто-то сказал, что все ок, я остаюсь и все будет по-прежнему. Кто-то сказал, что ему нужна денежная помощь или помощь с переездом, или еще какая-то.

Наш системный администратор вообще был в Киеве, мы ему написали, спросили, как его дела. Он сказал, что все отлично, только вот есть небольшая проблема с электричеством, поэтому он не гарантирует, что он сможет выполнять свою работу вовремя.

И с тех пор, конечно, нам не удалось с ним нормально поработать, во многом потому, что особенно первые дни он сидел… С его слов, он сидел в помещении без электричества, где было довольно тяжело доставать горячую воду, электричество, точно уж было не до работы. Как-то так.

Мне кажется, у нас был шок, у меня был шок первые пару недель, а потом стало понятно, что нужно что-то делать, нужно какое-то стратегическое решение искать. Еще мне было очень важно, как мы будем позиционироваться в social media. Как мы будем говорить о проблеме, как мы будем продолжать делать маркетинг, продолжать что-то продавать, продолжать быть полезными, потому что стало ясно, что сейчас может быть другая нужна помощь людям, которые от нас ее ждут.

И на этом фоне мы сделали большой ноушн помощи (список полезных ссылок и ресурсов, для тех, кто хочет или вынужден был быстро релоцироваться из России, Украины или Белоруссии.— «Ъ»), собрали все инициативы по поддержке беженцев, людей, которые меняют работу, людей, которые хотят поменять свои CV, людей, которые ищут какие-то релокационные возможности для себя новые. В общем, это был такой наш прогонный проект, который мы просто не могли не сделать, потому что много информации стали видеть и просто собрали ее в одно место. Очень надеюсь, что она кому-то помогла в тот момент.

О снижении спроса и адаптации под новые условия

— Можете ли вы рассказать, как эта ситуация сказалась на бизнесе с точки зрения договоренностей с клиентами, заказчиками, какие проекты после 24 февраля были заморожены, почему?

— Тут нужно все-таки немножко разграничить нашу деятельность рекрутинговую и курсовую, поскольку в рекрутинговой истории, конечно, сразу был такой hiring freeze (оперативная заморозка процессов.— «Ъ») на какое-то время.

Просто ситуация настолько всех застигла врасплох, что для кого-то это стало сложностью, потому что обрубило, например, все поставки оборудования и они поняли, что им не нужен менеджер по продажам, сейчас нужен совсем другой менеджер, для других целей. А у кого-то были большие планы развития сети клиник, например. Они поняли, что сейчас с инвестициями надо повременить, и они тоже прикрыли этот проект.

Если говорить про нашу образовательную историю… У нас тогда активно шел набор на один из курсов. Этот набор резко упал — его сразу перестали покупать. Пришло несколько человек, попросили возвраты, даже сказали, что непонятно, что будет дальше. Там же доллар рос очень резко, и все решили, что им нужно как можно быстрее завладеть кэшем, и просили вернуть деньги за оплаченный курс.

Это было неприятно, но не могу сказать, что это дало нам невероятный кассовый разрыв. Это было в рамках издержек, которые мы могли себе позволить.

— А что касается плана на 2022 год. Вы сказали, что перекроили его почти полностью. Что изменили и почему? И какие меры предприняли?

— У нас просто были довольно амбициозные планы по росту, мы очень хотели вырасти почти в два раза по курсам. Но стало понятно, что, наверное, можно планы немножко скорректировать, потому что меня больше всего пугала именно платежеспособность населения, и вот эта первая реакция, когда я увидела, что людям не нужны курсы, людям не до курсов, и я их могу понять. Это был для меня сигнал, что можно поставить цель чуть пониже. Поэтому у нас было изменение именно с точки зрения финансового планирования.

И вторая вещь — мы перекроили свою сетку курсов. То есть мы поняли, что нужно, например, дать курсы по CV, по мотивационным письмам, рассказать, как найти новую работу.

Потому что вообще 2022 год — даже независимо от всего того, что происходит в регионе Восточной Европы, вообще в мире,— в целом тяжелый год в плане поиска новой работы.

Очень много хороших специалистов оказываются на рынке. Недавние события в Meta затронули большое количество высококвалифицированных кадров (в ноябре глава компании Meta (объявлена экстремистской и запрещена в РФ) Марк Цукерберг сообщил о сокращении 13% штата, то есть 11 тыс. сотрудников.— «Ъ»). И вполне вероятно, что за Meta пойдут и другие «гиганты». Это высвободит еще большее количество рабочей силы. И мы просто поняли, что надо смотреть в эту сторону. А раз уж мы еще и рекрутинговое агентство с определенной экспертизой, мы могли бы сделать на этом фоне какой-то курс. Мы переделали еще и свое позиционирование и продуктовую линейку. Это было второе такое большое изменение.

И третья большая история — это то, что мы стали больше думать про историю наших курсов за рубежом. Но, честно говоря, я до сих пор немножко сомневаюсь и не уверена, что мы туда пойдем. Это открытый вопрос для меня. Очень хочется попробовать, но, может быть, не все сразу. Сейчас скорее будем наращивать рекрутинговую историю зарубежную, а только потом курсовую историю.

— Вы сказали, что видели снижение спроса на образовательные услуги. Можете подробнее рассказать, как в этом разрезе восьми-девяти месяцев вели себя покупатели курсов? Был спад после 24 февраля, было ли потом выравнивание? И после 21 сентября были ли какие-то явные тенденции?

— Тут надо сделать ремарку о том, что у нас все-таки высокопрофессиональные курсы, и порог входа довольно высокий на наши курсы. И люди, которые вкладываются в наши курсы, это в основном люди, думающие про длинные инвестиции в себя, в свое образование и свою карьеру.

Но несмотря на это, наш опыт говорит о том, что первые месяцы курсы было сложно продавать. Я думаю, что здесь наложилось два фактора, первый фактор — это то, что люди сами не готовы были покупать, потому что все переосмысливали, как им теперь в новой реальности жить. А вторая идея — это то, что мы сами не готовы были активно проводить маркетинговую кампанию, потому что чувствовали, что хотим говорить немножко о других вещах.

Вот эти два фактора привели к тому, что где-то до конца весны—начала лета спрос был очень робким. Но потом нам удалось на нескольких курсах даже превысить свои стандартные показатели, к нам пришло больше людей, и у нас было больше приятной обратной связи.

Люди взяли время на подумать. Дальше стало понятно, что вкладываться в карьеру все равно важно — это навыки и инвестиции, которые ты не забудешь, не потратишь, которые всегда останутся с тобой. Это хороший багаж.

У нас такие курсы, которые позволяют начать что-то делать очень профессионально, они у нас до сих пор остаются бестселлерами, и я бы даже сказала, что они выглядят даже лучше, чем в 2021 году. В этом смысле это тоже изменение и не совсем в ту сторону, в которую мы могли бы ожидать от 24 февраля.

Сейчас спрос более-менее вернулся к предыдущему уровню, но я все равно продолжаю держать в голове общемировую рецессию и снижение покупательной способности, поэтому, несмотря на то, что я вижу по цифрам, что наши курсы-бестселлеры продаются не хуже и даже лучше, мне все равно кажется, что нельзя скидывать со счетов, что не все может быть так радужно в ближайшие месяцы. Но пока что кажется, что интерес к курсам вернулся примерно на дофевральский уровень.

— Вы связываете это именно с тем, что люди поняли, как действовать дальше, и отошли от первого шока, либо вы меняли что-то в своей стратегии продаж для того, чтобы привлечь пользователей и людей, которые заинтересовались бы этими услугами?

— И то и другое. Мы, конечно, меняли что-то в стратегии продаж, мы, как бизнес, ежедневно что-то меняем и пробуем новые стратегии маркетинга и продаж, и позиционирования, и бренд-платформы.

Но у меня все-таки есть чувство, что люди обдумали, посмотрели на свои краткосрочные планы и поняли, что в определенное образование можно вложиться. Я видела статистику, что после 20-х чисел сентября очень сильно просели онлайн-курсы. Люди, которые покупали раньше — возможно, это были какие-то софтскилловые или энтертейнмент-курсы,— стали на них меньше тратить денег. И это мне понятно.

У нас скорее наоборот. Как раз в конце сентября мы запустили интенсив по прокачке своего CV и мотивационного письма, и у нас там был такой достаточно хороший спрос, который перекрыл наши ожидания. Я думаю, что мы даже будем повторять сейчас этот курс, хотя не планировали. Просто потому, что это продукт, который сейчас довольно сильно востребован. И несмотря на то, что есть спад в целом в индустрии, мне кажется, за счет того, что мы можем находить какие-то интересные новинки в продукте, можем позволять себе продолжать делать что-то интересное.

— А что касается позиционирования бренда? Все-таки это важно для имиджа, для развития, для позиционирования, все по-разному выявляют эти стратегии, как общаться со своими подписчиками, со своей лояльной аудиторией. Вы сказали, что поменяли тоже этот момент. Что именно вы сделали в этот период?

— Это, наверное, не сильно связано с последними событиями. Это скорее связано с нашими бизнес-амбициями. Мы поняли, что нам важно расти. Мне, как предпринимателю, важно делать работающий бизнес при любых условиях.

Я просто чуть глубже зашла в эту тему, и наши сотрудники тоже глубже погрузились в историю маркетинга, точек контакта с клиентами, мы стали лучше разбираться в портрете своего клиента, в понимании того, что он может хотеть, кто, например, читает нашу соцсеть, а кто платит за наши курсы, поняли, что это немножко разная аудитория.

В общем, больше углубились в анализ, больше стали работать с подрядчиками.

Буквально на следующей неделе наши подрядчики должны презентовать новую нашу маркетинговую стратегию. И я очень ее жду.

Я также много работаю со своим личным брендом. Мне очень важно, из-за того что я работаю в рекрутинге, развивать свою Linkedin страницу (Linkedin — деловая социальная сеть для бизнеса. С 2016 года заблокирована на территории РФ и внесена в реестр запрещенной информации.— «Ъ»). Мне очень интересно, что можно в Linkedin придумать для развития. В общем, идей довольно много. Но я связываю эти изменения скорее с личным моим ростом как предпринимателя.

О поддержке сотрудников и непредсказуемости рынка

— Вы находитесь в Париже, основная часть команды находится в Москве. В связи с этим вот какой вопрос. После 24 февраля, после 21 сентября, когда была объявлена мобилизация, были ли люди, которые говорили, что я, например, уезжаю, или кто-то был мобилизован? Как это отразилось на команде?

— Весь предыдущий ответ на предыдущий вопрос я рассказывала, какой я сознательный предприниматель, но на самом деле, когда в конце февраля начались все эти лавинообразные изменения, я дала своей команде возможность погоревать, подумать, ничего не делать, осознать, что они теперь хотят, осознать, как они будут устраивать свою бытовую жизнь, всем сказала, что мы всех поддерживаем.

Очень, конечно, было много вопросов — не уволите ли вы теперь нас. Я всем пообещала, что это будет самое последнее решение, которое мы только предпримем, и мы так и сделали. Если мы кого-то уволили с тех пор, то это скорее человек не прошел испытательный срок. А из команды мы не уволили никого. У нас была одна девушка, которая работала с нами на подряде. Мы с ней на время прекратили сотрудничество, но потом вернули где-то в мае, наверное.

Мне кажется, нас очень спасла миссия нашей компании в целом. У нас все сотрудники осознают, что наша миссия, она про помощь.

И мы собирали ноушн помощи. Мы сделали вебинар, где рассказали про быструю релокацию, прямо вот конкретные кейсы, как релоцировались конкретные ребята, как они искали работу, как они решали проблему с визой, как они решали проблему с перелетом и со всем остальным. И вот эта возможность помогать, возможность быть очень близко к людям, которым нужна помощь, и видеть результаты своей работы, мне кажется, она нашей команде очень-очень сильно помогла.

И все, кому нужно было даже решать какие-то свои внутренние проблемы, они тоже аккумулировались. Мне кажется, наши волонтерские проекты помогали и команде держаться на плаву. Это было здорово. Я очень рада, что мы это сделали.

А с точки зрения каких-то технических вопросов — да, у нас были люди, которым нужна была определенная помощь. Кому-то надо было помочь перевезти родственников, кому-то надо было дать время на то, чтобы решить какие-то сложности. Мы всем все дали: кому надо — денег, кому надо — время, кому надо — внимание. И каких-то драматичных историй с командой у нас не произошло. Никто не был мобилизован, не считая нашего сотрудника в Киеве, в целом все прошло хорошо.

— А сотрудник в Киеве, вы сейчас с ним продолжаете взаимодействие?

— Он так и остается там. В связи с тем, что стало понятно, что ему сложно нам помогать теперь, мы просто нашли другого подрядчика. Но мы с ним на связи, в хороших отношениях, переписываемся, спрашиваем, как у него дела, он нам рассказывает, так что здесь все в порядке.

— Вита, как вы в принципе оцениваете на данный момент состояние своего проекта? Он растет, или вы сконцентрированы на поддержании его в текущем состоянии и какие-то шаги вперед стараетесь очень осторожно просчитывать? Вот если говорить именно о текущей ситуации, в каком он статусе находится?

— Я пробую просчитать, как будет вести себя рынок и что вообще будет из себя представлять рынок, потому что, честно говоря, в нашей сфере было не так много частных крупных работодателей и игроков, и даже они ушли с рынка. Для нас, как для рекрутингового агентства, это означает, что у нас нет прямых заказов. Помимо этого для нас, как для рынка курсов, это означает, что нет работодателей, которые потом примут наших студентов. И поэтому нашим студентам тоже не очень интересно может быть развиваться дальше.

Я чувствую, что теряю понимание того, что происходит с рынком. Я знаю, что определенные компании ушли, и я знаю, что они были очень большими работодателями и игроками рынка. На их место почти никто не пришел. Я пока что до сих пор не могу хорошо оценить, насколько это критично для рынка и что теперь будет происходить.

Поэтому действительно я максимально цинично пробую к этому подходить, и каких-то невероятных планов с невероятным ростом я не строю. Все, во что мы сейчас вкладываемся, это рост команды как команды профессионалов. То есть нам важно сейчас оптимизировать наши процессы так, чтобы мы стали работающей ячейкой, которая будет работать в любых условиях, которая будет мочь и масштабироваться при необходимости, и сжаться, и порезать косты при каких-то сложных сценариях.

Это то, на чем мы сейчас концентрированы. И я верю, что, если мы сейчас все это выстроим грамотно, то есть все бизнес-процессы внутри компании, все сотрудники займут свои места и все будут понимать, что делать, в случае, если мы поймем, что есть зеленый свет, мы сможем очень быстро масштабироваться, нарасти. Если мы поймем, что надо продолжать дальше быть довольно аккуратным в своих планах, мы продолжим быть аккуратными в своих планах. Вот, наверное, такой поступательный у меня пока план действий.

— А с точки зрения состава преподавателей ваших курсов. Были ли здесь какие-то изменения? Может быть, кто-то отказался сотрудничать с российским бизнесом или у вас не было в этом изменений?

— У нас был один клиент, который повел себя немножко двусторонне. Он, с одной стороны, продолжал с нами сотрудничать, но заявлял, что он с нами не хочет ничего общего иметь, хотя они тоже российская компания. Но они сейчас немножко отстраиваются и попросили не афишировать наше с ними сотрудничество. Но каких-то более громких заявлений или каких-то серьезных потерь не было.

У нас был один преподаватель, который не мог вести курс офлайн, но мы очень хотели, чтобы он у нас все-таки оставался, и мы немножко перепридумали, как будет идти курс. У нас, слава богу, в этом курсе хорошая команда преподавателей, и они все очень взаимозаменяемые. И поскольку у нас и офлайн-, и онлайн-форматы, мы практически смогли сохранить то же самое настроение и тот же самый курс, просто применив немножечко больше магии и технологий. Все остальное нам удалось оставить на предыдущем уровне. Почти все преподаватели оставались в России и продолжали с нами сотрудничать без каких-то серьезных проблем.

О перспективах выхода на зарубежный рынок и о «культуре отмены»

— Вы говорили, что рассматриваете выход образовательных курсов на международный рынок. В какой стадии находятся эти гипотезы, есть ли какая-то стратегия в этом направлении, в каких странах планируете запускать, в какие сроки, если это уже известно?

— Я думаю, что для курсов, если мы пойдем на международную арену, мы будем это делать очень поступательно и очень осторожно. Скорее всего, это будет онлайн, без ограничений для страны, и это будет просто английский язык. То есть онлайн, если ты говоришь на английском языке, ты можешь присоединиться откуда угодно. И, скорее всего, стратегия будет по дружественному нетворку. Потому что у нас есть много кейсов, когда наши курсы проходили наши соотечественники, но которые живут в Европе, в Сингапуре, в Штатах и так далее, но они говорили по-русски, поэтому они могли проходить наши курсы. Теперь, чтобы пришли их коллабораторы и их сотрудники лабораторий, нам надо сделать все то же самое, только на английском. И первый шаг — мы сейчас сделали custdev (customer development — интервью с потенциальными клиентами, чтобы проверить идею на востребованность.— «Ъ»), разговаривали как раз с такими лабораториями, обсуждали, что им нужно, почему не хватает того, что им дают их хорошие вузы.

У нас даже был запрос от людей в Бостоне, которые объясняли нам, что приходят выпускники MIT (Массачусетский технологический институт.— «Ъ») и они не могут им закрыть базовые задачи в биоинформатике. Как так? Ну это ригидность образования.

Наука идет так быстро вперед, что ты не успеваешь каждый год пересматривать образовательные программы. И ты ждешь человека, что он делает определенные вещи, например, в статистике, а он учился по учебникам десятилетней давности, которые, естественно, устарели.

Когда ты делаешь такие лабораторные курсы, как мы, более короткие семинары, ты, конечно, можешь намного быстрее отвечать на запросы времени.

И мы исследовали этот вопрос тоже: то, как мы можем зайти на эти рынки. Поэтому план идти скорее через комьюнити, сильно использовать свой предыдущий бэкграунд русских фаундеров, русских сотрудников, новых лабораторий и так далее или тех, кто с нами знаком как с продуктом «Бластима», посмотреть, что из этого получится, собрать фидбек и потом решиться на что-то новое. Мы всегда, как «Бластим», росли органически, у нас никогда не было каких-то внешних инвестиций. Но развитие международного проекта, это может быть то, для чего мы готовы рассмотреть инвестиции.

— Что касается международного проекта, у вас есть понимание, в каких странах вы хотите запускать свой продукт, может быть, в зависимости от конкуренции? Насколько там есть возможности для роста и востребованности?

— Для того чтобы смотреть, на каких рынках имеет смысл расти, я думаю, нужно посмотреть на то, какие там есть вузы, для того чтобы люди, которые приходят к нам, у них была необходимая предподготовка. Потому что наши курсы — это все-таки постуниверситетское образование. А во-вторых, посмотреть на то, какие есть работодатели. И, конечно, до сих пор рынок работодателей — это Штаты, это прогрессивная Азия типа Сингапура, это страны в Европе, в Англии и это Ближний Восток, Эмираты, Саудовская Аравия — в общем, какой-то такой регион.

— Сейчас много говорят про «культуру отмены», про то, что по-другому начинается взаимодействие с российскими предпринимателями, что из-за нестабильности предпочитают взаимодействовать с местными бизнесменами. Вы на себе это ощутили или вас это не коснулось?

— Я очень вам благодарна за этот вопрос, потому что я все девять месяцев ждала, когда меня кто-то спросит про «культуру отмены». Потому что я очень много видела интервью на это счет. Есть много очень популярных каналов на YouTube, где сидят два человека, которые последние несколько месяцев не выезжают, например, в Европу или не выезжают в бизнес-Европу, бизнес-США, и сидят и обсуждают, как русских везде отменяют. А я сижу и очень хочу вставить свои пять копеек про то, что это неправда.

Мне кажется, что эти слухи и эти опасения все-таки сильно преувеличены.

Я не вижу никакой невероятной «культуры отмены», я вижу, как русские постановки, хореографы, куча русского наследия вообще в большом количестве продолжает воспроизводиться, любиться, приниматься в Европе, в Штатах, вообще много где.

Я слышу про то, что есть прецеденты, когда кого-то отменяют, у кого-то неприятная история, я тоже их читаю и согласна, что они есть. Но мне кажется, что их масштаб очень сильно преувеличен. И я на себе никогда этого не ощущала. Даже больше, я бы сказала, наоборот, что все равно я продолжаю чувствовать русофилию. То есть я русская, и это означает, что у меня богатая история, это означает, что у меня интересный язык, это означает, что у меня хорошее образование, это означает, что я культурно обогащенный человек и так далее.

Почему-то очень много слышу в разных YouTube-каналах истории про то, как запрещают русский язык, я бы сказала, что наоборот. Я иду по улице, разговариваю с сыном по-русски, и это очень частая ситуация, просто невероятно частая ситуация, когда меня останавливает женщина на улице и начинает признаваться мне в любви к русскому языку, говорить, как она его любит, как у нее прабабушка из Польши приехала и она всегда мечтала учить русский язык. И вообще — уровень русофилии очень высокий.

— То есть на бизнесе это никак не отразилось?

— На бизнесе это не отражается, по крайней мере пока что.

О бизнесе в России и качествах, которые помогают его развивать

— Насколько вы считаете на данный момент перспективным открытие какого-то своего дела в России, в сфере образования, в вашем сегменте, например? Или лучше подождать лучших времен?

— Вы знаете, я пришла к тому, что предприниматель во многом ответственен за ту среду, в которой он живет. И если человек принял для себя решение, что остается там, где бы он ни оставался — во Франции, в России, в Армении, в Грузии,— мне кажется, очень здорово не зарывать свои таланты, а использовать их по максимуму.

Если ты принял решение где-то жить и ты видишь, что что-то можешь сделать лучше и облагородить, как-то сделать жизнь людей качественнее и применить свои таланты в том, чтобы создать рабочие места, создать новую услугу, сделать так, чтобы в твой город стало приятнее приезжать, мне кажется, это то, что надо делать. И в целом неважно, где это происходит.

Я бы, наверное, точно такой совет дала бы всем, кто сейчас переезжает куда-то. Вы приехали в Казахстан — попробуйте сделать что-то, что сделает вашу жизнь в Казахстане краше. Особенно если у вас есть такие таланты. Это просто очень сложно, я знаю, я не хочу сейчас звучать как человек, который всем это советует. Это определенно должны делать люди с определенным складом ума, но если вы такой человек, то, пожалуйста, делайте. Это очень важно.

— К чему должны быть готовы предприниматели либо те, кто развивает бизнес в России? Если вы не видите разницы, то в принципе те, кто открывает бизнес? Какие качества нужно в себе развивать, культивировать, чтобы продолжать свое дело, чтобы двигаться к успеху?

— К чему готовиться? Ну готовиться к нестабильности, как бы полной нестабильности. Тем, кто развивает бизнес в России, это вообще нужно взять за аксиому и только ее придерживаться. Но повторюсь, что у меня сейчас такие ощущения, что это коснется всего мира. Я прямо жду большую рецессию. И тот, кто лучше всего будет готов к адаптации, тот лучше всего со всем этим справится.

На данном этапе моего предпринимательского развития мне кажется, что самое важное — это коммуникация.

Ты, как предприниматель, должен уметь коммуницировать со своими сотрудниками, ты должен их нанимать, нанимать их грамотно, правильно, тех, которые помогут тебе сделать твой бизнес тем, каким ты его видишь, тебе нужно до этих людей доносить определенные смыслы, тебе нужно их заряжать своей энергией, миссией компании, идеями и так далее, тебе нужно коммуницировать с аудиторией. Определенная история должна быть вокруг тебя, вокруг бренда твоей компании, людям должно быть понятно, что ты несешь.

Быть готовым к нестандартным решениям через коммуникацию с людьми, мне кажется, это тоже очень важно. Но дисклеймер — я настолько, мне кажется, быстро меняюсь как предприниматель, что вполне возможно, что, если вы зададите мне этот вопрос через полгода, я скажу совсем другие вещи. Но на данном этапе это так.

Бизнес-кредо Виты Степановой:
Предприниматель должен предпринимать

Другие истории предпринимателей из сферы торговли и услуг можно прочитать здесь.

Команда спецпроекта
Продюсер, выпускающий редактор: Дарья Бурлакова
Дизайн, иллюстрации: Мария Леонова
Автор идеи: Кирилл Урбан
Верстка и программирование: Алексей Шабров, Антон Жуков, Дмитрий Маскалев
Менеджер проекта: Юлия Гадас
Видеомонтаж: Дарья Бадьянова, Нигина Бобоева
Фото: Александр Миридонов, Дмитрий Духанин, Александр Казаков, Игорь Иванко, Анатолий Жданов, Ирина Бужор
Также принимали участие: Светлана Демшевская, Бела Соломко, Ольга Шейкина, Анна Выборнова, Мария Калинина, Василий Кузнецов, Дмитрий Кучев