Когда европейцы конструировали евро, они приравняли его примерно к двум немецким маркам. Чтобы единая европейская валюта была процентов на двадцать дороже доллара — тем самым демонстрировалось превосходство Европы над Америкой. Британский журналист Алекс Браммер напомнил тогда, что в 1945 году победоносная Великобритания тоже установила очень высокий курс фунта — $4,03, чтобы подчеркнуть свое превосходство в послевоенном мире.
Европейские власти своей новой сильной валютой очень гордились. Потому что она имела не только экономическое, но и символическое значение. Не будет преувеличением сказать, что в 1999 году сбылась давняя мечта: Европа стала единой, по меньшей мере в рамках Европейского валютного союза. Ведь разные страны имеют разные валюты, а единая страна имеет единую. Пусть США состоят из множества разных штатов, но это единая страна, потому что у нее есть единая валюта в виде американского доллара. Правда, евро тогда существовал только в безналичной форме, в карманах у граждан еще были марки, франки и гульдены — но с 1 января 2002 года все национальные валюты были отменены, взамен всем были розданы евро. Мол, чувствуйте: вы теперь не французы, немцы, испанцы или итальянцы. Вы европейцы. Приезжайте друг к другу на работу, продавайте друг другу высококачественные товары. Зарабатывайте деньги — они теперь везде одни и те же. Дело осталось только за конкурентоспособностью — лично вашей и ваших предприятий. Догоним и перегоним Америку c ее долларом!
Однако граждане как-то не слишком поверили. Потому что сами правительства государств еврозоны, столь нахваливавшие евро и единство Европы, делали все, чтобы отстоять позиции именно своих граждан и именно своих предприятий в конкурентной борьбе. Франция, Германия, Италия проявили готовность решительно наращивать бюджетные расходы либо снижать налоги ради того, чтобы стимулировать экономический рост и благосостояние именно своих стран — не останавливаясь перед тем, чтобы ради этой высокой цели нарушить требования пакта финансовой стабильности (а именно ограничить бюджетный дефицит 3% ВВП). Хотя этот пакт был заключен в свое время именно ради сильного евро. Конечно, министр финансов Великобритании Гордон Браун тоже указывал, что никакие бюджетные ограничения не помешают ему выделить значительные средства на образование и здравоохранение, потому что это нужно его стране. Но Великобритания не член зоны евро и не обязывалась вступать в единую валютную Европу. А Франция или Германия обязывались. И тут такая забота только о собственных гражданах, а не обо всех европейцах!
Мало того что переговоры в рамках ВТО о дальнейшей либерализации торговли идут с огромным скрипом, потому что развивающиеся страны не скрывают протекционистской заботы прежде всего о собственных гражданах вопреки всем стоящим в основе этой организации лозунгам единого торгового мира. Так еще и в Евросоюзе при формально единой внешнеторговой политике постоянно приходится учитывать особые интересы отдельных стран — в частности, Франция крайне болезненно относится к снижению сельскохозяйственных пошлин, потому что оно невыгодно ее фермерам, которые почему-то вовсе не горят желанием конкурировать на равных.
На прошлой неделе министры финансов стран ЕС собрались на двухдневную встречу, первую после референдумов во Франции и Голландии, и не скрывали, что их главная задача — развеять слухи о близкой кончине евро. Но и тут им пришлось обсуждать очередной протекционистский конфликт между членами еврозоны. Франция просит переписать общеевропейские правила установления НДС так, чтобы она могла снизить этот налог для своих ресторанов, повысив их конкурентоспособность и привлекая больше туристов. Германия против.
Неудивительно, что граждане Франции, голосуя против конституции, откровенно указывали, что они против иностранцев на французских рабочих местах и вообще против конкуренции, из-за которой французская экономика просто гибнет. Собственно, раз европейские правительства поддерживают прежде всего собственную экономику, то почему граждане должны поступать по-другому? А раз граждане и правительства выступают за свои национальные цели, то какая тут экономически единая Европа и зачем тут единая валюта? Собственно, если бы Германия вернула себе марку, может быть, немцы гордились бы повышением ее курса как свидетельством превосходства их экономики над экономиками Франции, Великобритании или США. А так никакого повода для национальной гордости по поводу роста евро нет у граждан ни одной из стран еврозоны, а общеевропейской гордости пока не получилось. В общем, французы и голландцы просто проголосовали против евро, а Великобритании и голосовать не надо было. У нее евро нет.