|
Под тенью фени |
 |
| Фото: РГАКФД/РОСИНФОРМ |
| Отправляясь в Москву за товаром, бродячие торговцы мечтали посмотреть на клевую оклюгу, которая там мастырилась |
"Тыто подтоскатозытовайто..."
В детстве, наверное, каждому доводилось участвовать в придумывании какого-нибудь тайного языка, "пляшущих человечков" или иного шифра. Какая дворовая организация юных шпионов, разведчиков, разбойников, индейцев не мечтает надежно укрыть от родителей и учителей свои секреты и тайные планы! Популярный метод — вставлять после каждого слога определенную букву или другой слог. В результате получаются фразы типа "Шуртокато, котогдато метонято спротосятто, тыто подтоскатозытовайто" (то есть "Шурка, когда меня спросят, ты подсказывай"; в качестве добавочного слога используется "то"). После такого прореживания случайный слушатель, скорее всего, не поймет, о чем идет речь.
 |
| Фото: РГАКФД/РОСИНФОРМ |
Сейчас тайные языки создают только дети и примкнувшие к ним суперагенты из кино и книжек. Но до недавнего времени этим развлекались и вполне взрослые дяди. Собственные языки имели и профессиональные сообщества, и нищие, и воры. Если верить любителям "великого и могучего" во всех его разновидностях, в России существовало не менее 70 тайных языков.
Афинская торговля
 |
| Фото: РГАКФД/РОСИНФОРМ |
| Тайный язык позволял торговцам обсуждать способы обмана покупателей прямо в их присутствии |
— Масу зетил еный ховряк, в хлябом костре Ботусе мастырится клевая оклюга, на мастырку эбетой биряют скень юс — поерчим на масовском остряке и повершаем, да пулим шивару.
— Мас скудается, устрекою шуры не прикосали и не отюхтили шивару.
 |
| Фото: РГАКФД/РОСИНФОРМ |
| Прячась от властей, старообрядцы не только изобрели своеобразный шифр, но и научились свободно разговаривать, используя перековерканные слова |
— Мне говорил один господин, что в столичном городе Москве строится чудесная церковь (клевая оклюга), на строительство делаются щедрые пожертвования — так поедем туда на моей лошади и посмотрим, а после купим товар.
— Я боюсь, как бы нас дорогой не прибили воры и не отняли товар.
Вообще, профессиональных секретных языков было довольно много. Например, крестьяне нескольких сел Орловской губернии были обучены их помещиком шорному делу (изготовление конской сбруи — это было достаточно прибыльным занятием) и отпущены на оброк. Сообщество шорников было закрытым. Чтобы стать его членом, нужно было ходить в учениках пять-шесть лет. Орловские шорники имели свой тайный язык — разновидность офенского, который использовался для того, чтобы заказчики не могли понять, о чем говорят мастера.
В советское время артели шорников прекратили свое существование, стал забываться и их язык. В 40-е годы XX века были организованы экспедиции, чтобы описать этот язык, пока он не исчез окончательно. Если верить рассказам участников экспедиций, язык шорников стал вновь использоваться в качестве тайного во время немецкой оккупации. "В присутствии немцев,— читаем в экспедиционном отчете,— колхозники часто говорили по-офенски, проклиная фашистских захватчиков. Тогда особенно актуальной была бранная лексика офенского языка. Немцы настойчиво пытались узнать, что это за народ такой с таким странным языком, который ни одним военным словарем не предусмотрен, избивали колхозников, но так ничего и не добились".
Впрочем, тайная речь партизанствующего населения раздражала не только немецких оккупантов. Еще в XIX веке российская полиция видела заговорщика в каждом, кто говорил на непонятном языке.
Под колпаком
 |
| Фото: РГАКФД/РОСИНФОРМ |
| Полиция специально изучала тайные языки преступников, и для вора владение блатной "музыкой" было не средством конспирации, а способом показать, что он не фраер |
Всерьез на язык торговцев МВД обратило внимание в 1853 году. Тогда был создан Особый секретный комитет, занимавшийся делами о старообрядцах. Членам этого комитета пришло в голову, что офени не столько торгуют, сколько выступают в роли старообрядческих агитаторов. Действительно, у офеней со старообрядцами было много общих дел. Бродячие торговцы забирались в довольно глухие места и нередко вместо денег брали за свой товар старинные книги и иконы, которые затем продавали староверам. И поскольку у тех при обысках периодически находили написанные на непонятном языке письма, власти решили, что офенский и тайный старообрядческий язык — это одно и то же, а значит, имеет место вселенский старообрядческо-офенский заговор.
Специалистом, которому поручили изучить этот филологический вопрос, был Владимир Даль, тогда еще не составивший свой знаменитый словарь. Член Особого секретного комитета граф Л. А. Перовский популярно объяснил Далю, что эта работа имеет не академические, а вполне практические цели. Государственный заказ позволял задействовать административный ресурс, и Даль направил специального чиновника во Владимирскую губернию, которая была центром офенской торговли, а затем на основе собранных им материалов составил офенско-русский и русско-офенский словарь. Правда, результаты этой работы не особенно порадовали МВД, поскольку никаких признаков наличия у офеней старообрядческих симпатий в словаре не оказалось. Почти все непонятные выражения относились к сфере быта и торговли. Не было даже таких слов, как "вера", "книга", "Евангелие", без которых разговоры или переписка на религиозные темы совершенно невозможны.
 |
| Фото: ИТАР-ТАСС |
| Владимир Даль был крупным специалистом по русскому языку вообще и языку уголовников в частности |
Составленный по распоряжению МВД словарь тогда не был издан. Не осуществилось и желание Даля опубликовать его в качестве приложения к "Словарю живого великорусского языка". Разобраться, о чем писали старообрядцы на своем тайном языке, властям удалось несколько позже.
Тарабарщина
Тайный язык старообрядцев, который МВД тщетно искало, пустившись по офенскому следу, действительно существовал. Строго говоря, это был даже не язык, а шифр, который называли тарабарским языком. Ключ к этому шифру был довольно простым: из русской азбуки выбрасывались все гласные, а воображаемый лист бумаги с написанными в ряд согласными как бы складывался пополам, и каждая буква с одной половины листа заменялась на соответствующую букву с другой — вместо первой согласной "б" писали последнюю "щ", вместо второй "в" — предпоследнюю "ш" и т. д. Вот эта схема полностью:
б в г д ж з к л м н
щ ш ч ц х ф т с р п
В результате слова "свиньи" и "воруйте" превращались в "лшипьи" и "шомуйке". Среди старообрядцев встречались люди, которые могли даже бегло воспроизводить эту тарабарщину. Поскольку преследуемым законом староверам было что скрывать от властей, их конспирация не ограничивалась тарабарским шифром. Часто они использовали иносказания, превращавшие их письма в настоящие ребусы. Вот как описывал такое средство общения П. Н. Мельников, много лет занимавшийся изучением старообрядчества под эгидой Министерства внутренних дел: "В иносказательном языке каждое слово имеет не прямое, а другое, условное значение. Нередко соединяют иносказательный язык с тарабарским. Для разговора на таком языке нужно необыкновенно быстрое соображение. Вот пример двойного тайного языка раскольников: 'Ры туниси лось ца лымую, нмолувиси па мочохтаж и ллынаси ш лулет'. По переводу с тарабарского языка это будет: 'Мы купили соль, да сырую, просушили на рогожах и ссыпали в сусек'. На иносказательном языке 'соль' значит священник (вы есть соль земли), 'сырая' — неисправленный, великороссийский, 'сушить' — исправить, совершить прием беглого попа, 'рогожка' — Рогожское кладбище в Москве, 'поместить' — водворить, 'сусек' — часовня, моленная. Таким образом, приведенная выше фраза означает: 'Мы достали попа, но не исправленного, исправили его в Москве, на Рогожском кладбище, и поместили при часовне'".
Нищая лирика
 |
| Фото: РГАКФД/РОСИНФОРМ |
| В отличие от воровских выражений татуировки среди партийных функционеров широкого распространения не получили |
Молодой слепой, желающий стать лирником, поступал в ученики к старому мастеру на три года и три месяца. За это время он не только осваивал соответствующий репертуар, но и обучался почтению к старшим и особому языку. За науку старый лирник (его называли дедом) забирал у учеников поданную им милостыню, но зато сам нанимал своим подопечным поводыря. Любопытно, что ученик просил милостыню стоя на коленях, тогда как полноправный лирник считал это для себя унизительным. По окончании курса полагался экзамен, напоминавший вступление в средневековый цех или посвящение в рыцари. Ученик входил в помещение, где сидели приглашенные на прослушивание деды-экзаменаторы, целовал учителю ноги, остальным членам "комиссии" — руки, а затем угощал всех водкой. Потом начинался сам экзамен — ученик пел, читал молитвы и играл на лире.
Что же касается языка лирников, то о его существовании знал мало кто из посторонних, поскольку он употреблялся членами братства, когда чужих не было рядом. То есть этот язык предназначался не для того, чтобы сохранить ту или иную тайну. Владение профессиональным языком позволяло узнавать своих. Не прошедший полного курса обучения слепец мог быть прекрасным певцом, но языка-то он не знал, и шансов выдать себя за полноправного члена "мафии" лирников у него не было.
После революции язык лирников, как и другие тайные языки, стал умирать, пока не умер вовсе. Из десятков таких наречий уцелело лишь воровское, пережившее при новом строе бурный расцвет.
Блатная "музыка"
То, что мир криминала имеет собственный тайный язык, известно давным-давно. Еще в середине XIX века Владимир Даль писал: "Столичные, особенно питерские, мошенники, карманники и воры различного промысла, известные под именем мазуриков, изобрели свой язык — впрочем, весьма ограниченный, относящийся исключительно до воровства. Есть слова общие с офенским языком... Этим языком, который называется у них байковым или попросту музыкой, говорят также все торговцы Апраксина двора — как надо полагать, по связям своим и по роду промысла. 'Знать музыку' — знать язык этот; 'ходить по музыке' — заниматься воровским промыслом".
Непосвященному воровской язык был совершенно непонятен. "Что стырил?" — "Срубил шмель да выначил скуржаную лоханку".— "Стрема, каплюжник: перетырь жулику да прихерься". Каков смысл этого диалога, непосвященный может только догадываться. Между тем в переводе это звучит примерно так: "Что украл?" — "Вытащил кошелек да серебряную табакерку".— "Осторожно, полицейский: передай мальчишке и прикинься пьяным". Однако для полиции в таком языке не было ничего тайного. Ведь она интересовалась не только старообрядцами, сыщики и агенты имели популярные пособия по воровскому наречию. Поэтому конспирации этот язык не помогал, а скорее вредил. Незнакомые, странные слова лишь привлекали внимание окружающих, в то время как сыщики прекрасно понимали блатную "музыку". Таким образом, этот язык не был средством маскировки, а показывал принадлежность его носителя к воровскому миру.
Воровской язык возник под сильным влиянием офенского. Дело в том, что по своей структуре и сути воровские объединения очень похожи на артели бродячих ремесленников. В обоих случаях интересы сообщества противопоставлены интересам остального мира. Обмануть покупателя, заказчика или фраера — дело благородное, обмануть своего — серьезный проступок.
"Я человек грубый..."
В связи с тем, что блатная "музыка" являлась знаком принадлежности к воровскому сообществу, советские идеологи всерьез мечтали о том, чтобы широкие массы форточников, щипачей и медвежатников, забыв о темном прошлом, заговорили на языке Евгения Онегина. И когда летом 1920 года вся культурно-воспитательная работа в местах лишения свободы была передана Народному комиссариату просвещения, всем казалось, что перевоспитать уголовников — дело нехитрое. В 30-е годы в масштабах всей страны прошла кампания по "перековке" уголовников. Газеты тогда пестрили публикациями о порвавших с преступным миром советских гражданах.
Однако в борьбе с уголовными традициями государство потерпело просто-таки сокрушительное поражение. В 20-е годы воровская речь вошла в моду. Щегольнуть грубостью стало хорошим тоном. "Да, товарищи,— признавался Иосиф Сталин на XIV партийном съезде,— я человек грубый, это верно, я этого не отрицаю". Но собственной грубостью гордился не только товарищ Сталин. Комсомольцы 20-х годов были искренне убеждены в том, что блатная "музыка" — это и есть настоящий пролетарский язык.
Советская пресса начала борьбу с этим вредным явлением. "Загляните на любой крупный завод или фабрику,— писала в 1926 году газета 'Молодой большевик'.— Здесь можно встретить таких комсомольцев, которых нельзя понять, на каком языке они говорят. Во всяком случае, очень легко можно отличить разговорный язык такого комсомольца от русского языка. 'Я надел клифт и колеса и пошел на малину к корешку'... В переводе на русский язык эта фраза будет значить: 'Я надел пальто и ботинки и пошел на квартиру к товарищу'... Когда же товарищей, говорящих на таком лексиконе, упрекали, так те прямо-таки взъерепенивались. Дескать, как это так, нас заставляют говорить на языке 'интеллигентном', ничего общего не имеющем с комсомольским языком".
Конечно, у хранителей воровских традиций распространение блатной "музыки" среди комсомольцев не вызывало особого восторга. Воры переставали использовать слова, которые становились общеупотребительными. Однако благодаря лагерям воровской язык стал всенародным, ведь через них прошла значительная часть населения страны. "Музыка" была языком лагерной элиты, а потому на ней пытались говорить все — и заключенные независимо от "масти" и положения в воровской иерархии, и следователи с конвоирами.
С утратой классическими воровскими традициями своего былого значения теряет свою роль и воровское наречие — некоторые слова и выражения просто забываются, некоторые входят в массовую обиходную речь, приводя на первых порах в негодование некоторых борцов за чистоту русского языка. Но многие слова, которые никто уже не связывает с уголовным жаргоном, пришли к нам именно оттуда. Например, слово "липа", ставшее общеупотребительным в значении "обман, фальшивка, подложный документ" в 20-е годы прошлого века, попало в воровской язык из языка офеней, которые в числе прочего торговали фальшивыми иконами. Настоящие иконы писались на дереве ценных пород, тогда как для изготовления фальшивок использовались доски из липы.
АЛЕКСАНДР МАЛАХОВ
|