 |
Дмитрий Бархин преобразил бизнес-комплекс на улице Радио, поставив в центре двора виллу, которая отражается в стоящих вокруг стеклянных коробках |
Критик — человек, по преимуществу занятый разоблачениями, поэтому, сталкиваясь с задачей написать панегирик, испытываешь оторопь. Тем не менее хочется сделать именно это. Новый классицизм — это пока всего несколько домов. Но эти дома уже есть. Попробую просто их описать.
Два дома Дмитрия Бархина, один на Почтовой улице, другой на улице Радио. Дом на Почтовой вы, несомненно, сочтете памятником архитектуры, оставшимся нам от Москвы Василия Баженова. Я хочу подчеркнуть — он не похож на Баженова, он не напоминает его отдаленно, но он спокойно может встать рядом с баженовскими домами и чувствовать себя среди них вполне достойно. Тут поймано что-то очень специальное, московское. Понимаете, когда русские классицисты в XVIII веке поехали в Париж учиться классике, а потом вернулись в Москву, они очень щеголяли своей ученостью. Пашков дом (Библиотека имени Ленина), построенный Баженовым,— это по уровню знания итальянской и французской классики XVI-XVIII веков докторская диссертация. Но вместе с ученостью в них была какая-то очень русская радость, гордость первооткрывателей Европы, ощутимое чувство триумфа. Вот это же чувство возникает и у Бархина. У него очень ученый дом, но в нем ощущается такая радость от того, что эту ученость удалось применить, что это триумфальное настроение передается даже тому, кто не знает никакой науки.
 |
На Почтовой улице Бархин построил дом, который спокойно может встать рядом с баженовскими домами и чувствовать себя среди них вполне достойно |
 |
Максим Атаянц, самый молодой из этой группы архитекторов, пока не построил дом. Он оформил московский двор на Остоженке, во 2-м Зачатьевском переулке. Там стоит очень тщательно сделанная, сложная, композитного и коринфского ордера двухэтажная колоннада. Торжественная, нервная композиция из розовато-желтого вощеного травертина, неожиданно рифмующегося с кирпичной кладкой типично московского заднего фасада. Когда в московском дворе появляется такая колоннада, она производит впечатление пугающей незащищенности. Хочется поскорей ее укутать дерюжкой, чтобы, не дай бог, не стащили, а потом занести в дом. Она выглядит так, будто на улицу с отчаянной какой-то смелостью вышел постоять ренессансный алтарь.
Дом Ильи Уткина в Большом Левшинском переулке наименее театрален из всех перечисленных. Он напоминает традиционный доходный дом конца XIX века — некоторой мелочностью деталей и их сухостью. Правда, это такой доходный дом, каких в Москве в тот момент, пожалуй, еще не было. Он очень ученый, профессорский, такие строили не в провинциальной Москве, а в какой-нибудь столичной Вене.
 |
Свой дом в Филипповском переулке Михаил Белов построил в "помпейском стиле". Получилось похоже на театральную декорацию |
 |
Это убедительно звучит, но неубедительно выглядит. Красоту действительно трудно определить, но интуитивно как-то понятно, что она есть. Бывают такие трудноопределимые категории, например свобода. Исайя Берлин очень хорошо придумал про свободу — невозможно определить, что такое свобода, зато очень легко определить, что такое несвобода. Принуждение чувствует каждый и легко его опознает. С красотой, по-моему, та же история. Что такое красивая архитектура, сказать довольно трудно, а вот некрасивая — это как-то легко. Вероятно, одна стеклянная коробочка может показаться красивой людям, которые никогда не видели стекла, иначе как разбитого и в старой оконной раме. Но если ты попал в район, где километры стеклянных коробочек, очарование быстро пропадает. Скажем, люди ездят в Италию любоваться архитектурой, и никому не приходит в голову съездить полюбоваться продукцией индустриального домостроения.
Так вот, эти московские классицисты решили реабилитировать красоту. Они пытаются сделать так, чтобы дом стал произведением искусства, чтобы вы поразились качеству пространства, композиции, скульптурности деталей, чтобы вы ощутили классику. Они хотят, чтобы здесь было как там, куда вы ездите любоваться архитектурой.
 |
Колоннада Максима Атаянца в остоженском дворе производит впечатление ренессансного алтаря, который неожиданно оказался на улице |
На одном фронте — "лужковский стиль". Теперь мы все знаем, что это такое, но не совсем понимаем, как это получается. Просто желание "чтобы было красиво" возникает не только у меня, но и у Лужкова. И когда он поддерживает строительство дома Галины Вишневской на Остоженке или подземный "Охотный ряд" на Манежной площади, то хочет, чтобы все было как в старой Москве. Так иногда бывает, что человек, например, восхищается старым оружием — походит, скажем, по Историческому музею, насмотрится, а потом пойдет и купит в сувенирной лавке меч Карла Великого китайского производства. Тут примерно такая же ситуация. Он хочет красивой архитектуры, а получает халтуру, которая вроде бы похожа на старую архитектуру — тоже белая, желтая, колонны вроде есть, балясины,— только сделано это все на уровне китайской подделки. И вроде чувствует человек смутную тревогу, но профессионалы его успокаивают: все нормально, говорят, современное прочтение традиций русского классицизма. И он успокаивается.
 |
Главный идеолог современной классической архитектуры Михаил Филиппов в Погорельском переулке построил дом, похожий на фантазии Пиранези и Гонзаго |
 |
Это и рождает второй фронт. Такой архитектуры сегодня нет нигде в мире. А поскольку профессиональное сообщество архитекторов решило отказаться от категории красоты, главным и единственным критерием качества у нас осталось одно — хорошая архитектура та, которая делается сегодня на Западе. Раз такой там сегодня не делают — значит, эта плохая. Раз Заха Хадид с Даниэлем Либескиндом делают не так, пусть этого не будет. Даже удивительно, сколько интеллектуальных копий ломается ради того, чтобы доказать, что классическая архитектура сегодня не должна существовать. Для человека со стороны это словесный понос, но для архитекторов — интеллектуальная среда, в которой они существуют.
 |
Дом Ильи Уткина в Большом Левшинском переулке напоминает доходный дом конца XIX века, но не провинциальный московский, а столичный венский |
И тем не менее они все-таки что-то сделали. Они нашли силы перебороть и коммерческую логику, и тупость общественного мнения. Это единственно оригинальное, что есть в нашей сегодняшней архитектуре. Будь мы менее зависимы от западного художественного начальства, мы бы должны были носить этих архитекторов на руках. Если можно сказать, что сегодняшняя русская архитектура состоялась, то она состоялась именно в них. Не знаю, получился ли у меня панегирик, но я пытался.