«А на левой груди — профиль Сталина, а на правой — Маринка анфас»

Культура соматических модификаций, или, проще говоря, татуировок, пирсинга и прочих «апгрейдов» своего тела, существует столько же, сколько и само человечество. Старший научный сотрудник лаборатории оценки профессиональных компетенций и развития взрослых Московского городского педагогического университета (МГПУ), доктор исторических наук Иван Гринько рассказал «Ъ-Науке» о своем исследовании культуры искусственного изменения тела.

Выйти из полноэкранного режима

Развернуть на весь экран

— Откуда у вас интерес к татуировкам? Как вы сами относитесь к соматическим модификациям?

— Однажды коллеги задали мне простой вопрос: как в этнологии, антропологии называется искусственное изменение тела? А поскольку я не имел об этом понятия, моя профессиональная гордость была уязвлена, и я решил исследовать вопрос.

Оказалось, что действительно никаких обзорных исследований на тот момент на русском языке по этой проблематике не было. И мне пришлось написать диссертацию, чтобы разобраться в этой теме.

Отношусь я соответственно — с профессиональной, антропологической точки зрения. Это любопытный и достаточно важный социальный институт, который существует примерно столько же, сколько и человечество, и имеет глубинный смысл для людей.

Татуировка — это не столько история, сколько символ, за которым может стоять история. Как правило, это некий абстрактный, условный знак, который формулирует, обозначает событие, важное для человека.

— Как трансформировалось отношение к татуировкам на протяжении человеческой истории?

— Это вопрос на несколько диссертаций, причем докторских. По большей части в человеческой истории это отношение практически не трансформировалось. Татуировку в тех обществах, где она практиковалась, воспринимали как социальный институт, инструмент коммуникации, самовыражения.

Естественно, в какой-то момент появился и негатив. Он возникал там, где татуировка использовалась для социальной эксклюзии — исключения человека из общества, например, когда клеймили осужденных за преступления.

Еще одна форма неприятия татуировок возникла во второй половине XIX века, когда активно развивались колониальные империи и появились первые теории расового превосходства белых над остальными. Тогда татуировка начала трактоваться как уродование себя, характерное для дикарей. А попытка охарактеризовать человека с татуировкой как какого-то нехорошего, отсталого и так далее как раз и означает приверженность расистской теории — оценке человека по цвету кожи или части кожи.

Однако довольно быстро антропологи поняли, что это не прихоть, не болезненная выдумка, а один из инструментов социального взаимодействия.

Сейчас отношение к татуировке по большей части нормализовалось, она перестала быть чем-то маргинальным и стала одним из объектов повседневности.

— Почему интерес человека к подобным трансформациям своего тела не угасает на протяжении многих тысячелетий и продолжается сегодня?

— Вопрос скорее относится не к области культурной антропологии и социологии, а к философии. Человек исследует мир, проводит границы между ним и собой. Пытается найти себя, выразить, что-то о себе рассказать. И часто это связано с татуировкой. Конечно, не только с ней, но тело — это наш главный актив, и, возможно, именно поэтому с древнейших времен с ним проводили самые разнообразные манипуляции.

Можно зайти и с другого полюса. Татуировка, как я уже говорил, это элемент социального устройства, социальных институтов. И пока существуют сообщества и необходимость показывать себя, подчеркивать свою особость, идентичность, татуировка тоже будет. Потому что, несмотря на все другие знаки отличия, то, что наносится на тело и навсегда, это особенный символ с особенным смыслом и особенным весом.

— Расскажите о мифах, связанных с татуировками,— древних и современных. Что в них общего и в чем разница? Какие самые распространенные мифы о татуировках?

— Важно понимать, что любые соматические модификации всегда включались в мифологическую систему, были частью картины мира. Практически у всех народов любое обрядовое действие, связанное с татуировкой, всегда окружалось неким набором локальной мифологии. Чаще всего нанесение тату связывали с наступлением половой зрелости, инициацией.

Насчет сегодняшнего времени, мне кажется, тут мифология, еще более распространенная, разветвленная, чем в традиционных обществах.

Есть несколько базовых мифов. Один из традиционных — что в советское время татуировок не было. Буквально на каждом публичном выступлении я получаю такой отклик. И каждый раз отвечаю, что это неправда.

Мы даже провели исследование, из которого стало понятно, что весь советский период татуировка была частью непубличной, но повседневной городской культуры. Естественно, тогда не было такого количества публичных тату-салонов, но культура татуировки была.

Есть миф о том, что татуировка — это исключительно знак маргиналов, заключенных, преступников. Из этого делается «логичный» вывод, что если человек сделает тату, то его жизнь покатится под откос и все у него будет плохо.

Есть, к сожалению, мифы и среди тех, кто собирается сделать татуировку. Часто я слышу рассказы, что человек уже в тату-салоне, делая себе рисунок, задает мастеру вопрос: «А когда она сойдет?» Люди искренне уверены, что татуировки бывают временными, на какой-то период, а дальше все будет, как раньше. Некоторые не понимают технологию нанесения татуировки. Например, просят сделать им переливающуюся, глянцевую тату, хотя пигмент наносится под кожу и это технически невозможно.

— С чем связаны религиозные запреты на соматические модификации, как они складывались и на чем базировались?

— Тут мы сталкиваемся с той же мифологией, поскольку прямых религиозных запретов практически ни в одной религии нет. Вопросы обращения с собственным телом находятся в лучшем в случае в «серой» зоне.

В исламской культуре собираются большие конференции на тему того, можно или нет делать тату, при этом мусульмане наносят себе на тело шахаду, хадисы (религиозные тексты), и это распространенная практика.

В христианстве никаких прямых запретов нет. Единственное, к чему любят апеллировать критики, это Ветхий Завет. В книге Левит действительно есть очень обтекаемый запрет — не наносить ран ради умершего на теле своем. Но подтянуть к этому татуировки сложно. Скорее речь о традиции во время погребальных обрядов наносить себе увечья в знак скорби по умершему. Вполне логично, что с точки зрения здравого смысла это нужно было отрегулировать и запретить.

В еврейской современной культуре татуировка не всегда воспринимается однозначно в силу понятных причин: еще живы люди, у которых она ассоциируется со вполне конкретным историческим событием и носит жестко негативные коннотации — холокост, концлагеря и так далее. Но прямых официальных религиозных запретов не существует.

— У каких народов до сих пор существует запрет на тату и у каких, наоборот, они играют важную роль?

— Соматические модификации — очень распространенная вещь в мире. Официальных запретов на татуировки я не вспомню. Но есть другие сюжеты. Например, в Европе и США есть зона напряжения, связанная с процедурой обрезания. Потому что с точки зрения современного законодательства эти операции надо проводить в медицинских учреждениях в присутствии квалифицированного медперсонала. А с точки зрения религиозной традиции так не положено. И часто возникают судебные процессы из-за незаконного проведения обрезания.

— Какое место татуировки и пирсинг занимают в современной молодежной культуре?

— Сейчас для людей важность самовыражения становится все больше и больше. Но при этом трудно говорить о какой-то абстрактной общей молодежной культуре. Этих культур достаточно много — где-то тату присутствует, где-то нет.

Мне кажется, это некий поколенческий миф, художественное преувеличение, что все миллениалы носят татуировки. С другой стороны, если посмотреть на американскую статистику, то там действительно доля людей с татуировками в возрастной группе до 25 лет выше.

Проблема в том, что у нас соматические модификации долгое время находились в маргинальной зоне научных исследований, не сложилось ни толковой школы, которая бы их исследовала, ни культуры этих исследований.

По-прежнему большинство статей, которые я читаю по теме тату, связаны с традиционными страшилками: мол, это стремление к самоповреждению, предвестник суицида и так далее. При этом никакой доказательной базы как не было, так и нет. Возможно, имеет смысл провести глубокое, спокойное исследование, без метаний и ужасов, про отношение молодежи к татуировкам. Но пока на это нет социального запроса.

— Все ли носители современных татуировок делают их, вкладывая какой-то смысл?

— Я не уверен, что ради моды люди готовы терпеть физическую боль, причем достаточно долго, это очень своеобразная вещь. Поэтому мне кажется, что смысл всегда есть. Но если в традиционных обществах татуировка была обязательным элементом обрядов, то сейчас нанесение тату — это исключительно вопрос личного выбора.

Более того, начинают появляться профессиональные татуировки. Например, уже сложился канон татуировок, которые наносят медики. Очень интересные исследования были по татуировкам среди ученых (это к вопросу еще об одном мифе: мол, только дураки наносят татуировки).

В начале 2010-х годов появились цифровые татуировки: под кожу вживляются электроды, которые практически могут заменить профессиональную медсестру. Они отслеживают уровень сахара в крови, общее состояние организма, какие-то колебания состава крови. А цифровой рисунок, который образован введенными под кожу электродами, в зависимости от уровня сахара или еще чего-то меняет цвет. Этот тренд мне кажется интересным и перспективным.

— Есть ли в Москве какие-то особенности в культуре тату? Какие-то картинки чаще «бьют», отличаются ли мастера?

— Статистики, что чаще «бьют», нет. Естественно, в Москве чаще проходят профессиональные события, здесь огромный выбор тату-салонов. Большой платежеспособный рынок рождает предложения.

Что касается тематики, могу сказать, что в последние 10–15 лет сформировался устойчивый тренд на городскую татуировку, отражающую идентичность, связанную с населенным пунктом. Есть тематические блоки татуировок, связанных с Москвой, Санкт-Петербургом, Екатеринбургом.

Если возвращаться к советскому и еще более ранним периодам, то культура татуировки тогда была как раз приметой больших городов. До революции официальные тату-салоны точно существовали в Москве, Одессе, Петербурге. На сто процентов не уверен, но, скорее всего, если они и сохранились в 20-е годы XX века, то с конца 20-х уже вряд ли существовали.

Чаще всего это были любительские татуировки, иногда полупрофессиональные. Такая любительская культура нанесения рисунка. Желающие сделать тату узнавали о мастерах через сарафанное радио.

— Как повлияли социальные сети на тату-культуру?

— Тату — это часть социокультурной системы, любая инновация имеет свое влияние. Социальные сети в первую очередь позволили наладить горизонтальные связи между тату-мастерами. Сейчас можно без проблем посмотреть, кто что делает, какие тренды в моде и так далее.

Во-вторых, они повысили качество татуировки. Если сравнить те тату, которые делают сегодня, с теми, что набивали 15 лет назад, то можно заметить, что качество резко выросло — именно в силу того, что появилась насмотренность, обеспеченная обменом информации.

— Были ли у русских, славян традиционные татуировки?

— Среди славян — нет, а вот у народов России это довольно распространенная история. Чаще всего татуировка использовалась как оберег. Среди народов Дагестана распространена женская татуировка, есть традиционные тату у чукчей, айнов, манси.

Кстати, любопытно, что подробное исследование татуировок Дагестана было проведено еще в советское время. Несмотря на то что тогда к тату отношение было соответствующее, материал тщательно фиксировался и изучался.

— Как реагировать родителям, если их 16-летнее чадо хочет сделать тату?

— Я обычно рассказываю два анекдота на эту тему. Первый: «Мама, дай, пожалуйста, денег на татуировку.— Какую? — Набью “Я всего добился сам”». Второй: «Я решил татуировку набить.— А родители согласны? — Согласны.— А зачем тогда набиваешь?»

Мне кажется, что эти анекдоты хорошо описывают возрастные различия восприятия татуировки, с одной стороны, а с другой — отчасти отвечают на вопрос.

Во-первых, если к профессиональному тату-мастеру придет 16-летний ребенок без родителей с пожеланием сделать татуировку, он его отправит домой. Потому что хороший тату-мастер — это еще и, как правило, хороший психолог. Поэтому «бить» без согласия родителей несовершеннолетним никто ничего не будет. Это практически исключено.

Во-вторых, когда мне задают такой вопрос, я рассказываю о том, что раньше татуировка была элементом обрядов возрастного перехода. Делать татуировку нужно, если человек может сам уже за нее заплатить, на условную первую зарплату. Если к этому моменту не перегорит. Часто желание набить татуировку связано с желанием сделать что-то назло родителям.

Мне кажется, родителям не нужно драматизировать ситуацию, а четко описать ребенку возможные риски. Например, шанс получить целый букет инфекционных болезней, начиная со СПИДа. Это, естественно, редкость, но и при походе к стоматологу мы от такого не застрахованы.

Поэтому задача родителей — трезво объяснить ребенку, что: а) это на всю жизнь; б) надо хорошо подумать; в) желательно это делать на свои деньги, когда ты уже сформировался как личность и готов принимать ответственные решения о своем будущем.

Подготовлено при поддержке МГПУ.