 |
ФОТО: ДМИТРИЙ ЛЕБЕДЕВ  |
— Вы пришли в политику из бизнеса. Помогают ли вам навыки бизнес-менеджмента управлять хозяйством такого огромного и самодостаточного региона, как Красноярский край?
— Всегда говорят: "Пришел из бизнеса". Словно речь идет о месте рождения. Это неверная постановка вопроса. Главный вопрос — государственный ты человек или нет. Бизнес нацелен на получение прибыли. Но ведь есть еще и социальная ответственность — то, о чем сегодня так много говорят и что некоторых так пугает. Государственное отношение — это создавать рабочие места, вкладываться в инфраструктуру, заботиться о социально незащищенных слоях населения.
Напомню пример Красноярского алюминиевого завода. Был период, когда им владел и управлял человек, применявший офшорные схемы, на которого впоследствии было заведено уголовное дело и который ныне является депутатом краевого законодательного собрания (имеется в виду Анатолий Быков.— "Власть"). Но зато при нем работали все социальные программы, он вкладывал деньги в социальную сферу. И народ его за это уважал. Потом пришел новый собственник, "Русский алюминий", построил грамотный, абсолютно прозрачный бизнес западного образца — и сразу пошли разговоры об олигархах, капиталистах. Вывод: даже в бизнесе вы не можете никуда уйти от социальной ответственности. А на государственной должности тем более нельзя относиться к хозяйству как к собственной компании. Недаром я всегда акцентирую внимание на понятии "социальный заказ" — от общества поступает свой социальный заказ, от бизнеса — свой, а государство обязано обеспечить условия для выполнения этих заказов, то есть регулировать отношения, возникающие в обществе.
— А есть ли разница в том, как ведут себя на государственной должности люди, пришедшие из бизнеса, и, так сказать, "врожденные чиновники"? Правда ли, что бизнесмены более энергичны, прагматичны, менее подвержены коррупции?
— С одной стороны, все мы — люди. И неважно, откуда пришел человек,— если он привык воровать в бизнесе, то и на любой другой должности будет воровать. С другой стороны, опыт работы в крупном бизнесе, конечно, позволяет управленцу внедрять качественно новые современные технологии в государственных структурах.
— Одна из самых насущных задач вашей администрации — поглощение Эвенкийского и Таймырского округов. Вы уверены, что вместо одного мощного донорского региона и двух депрессивных вы не получите обескровленного донора, впавшего в депрессию?
— Вы правы, союз нищих не может служить основой благосостояния. Но задача не в том, чтобы механически объединиться, а в том, чтобы уйти от уравниловки, когда у богатого региона отбираются деньги в пользу бедных. Мы решили у себя в крае реализовать концепцию регионов-локомотивов, которую можно будет в дальнейшем применить в масштабах всей страны как общую модель экономического развития государства. Интересно не объединение само по себе, а возможность создать мультипликативный эффект в рамках укрупнения регионов через модель частно-государственного партнерства. Красноярский край, поглощая округа, фактически станет девелопером их экономического развития.
Это позволит, например, начать разработку Ванкорского нефтяного месторождения, объекты которого расположены частью в Эвенкийском автономном округе, частью — в Таймырском. В одиночку эти округа не смогут наладить добычу и транспортировку нефти.
Или другой давно назревший проект — подъем Нижнего Приангарья, который также планируется реализовать в рамках частно-государственного партнерства. Это богатейший сырьевой регион, куда готов прийти частный бизнес с крупными инвестициями, но лишь в том случае, если государство выполнит свою часть работы — обеспечит необходимую инфраструктуру. Этот проект проходит межведомственное согласование и будет вынесен на рассмотрение правительства в ноябре. Некоторые проекты Нижнего Приангарья затрагивают территорию Эвенкии, в частности, разработка богатейших Юрубчено-Тохомского и Куюмбинского нефтяных месторождений. Объединив наши территории и бюджеты, мы сможем совместно и эффективно использовать эти богатства.
Опять же, не забудем, что частным инвесторам намного проще иметь дело с одной администрацией, чем согласовывать одни и те же вопросы с тремя разными властными структурами.
— Поддерживает ли федеральное правительство ваше предложение войти в долю с частными компаниями для реализации проектов края?
— В правительстве понимают, что это выгодно: согласно проекту развития Нижнего Приангарья, подготовленному Институтом региональной политики, на каждый вложенный государством в инфраструктуру доллар частные инвесторы вкладывают $4-5. Если государство решится на финансирование всех инфраструктурных проектов Приангарья ($4 млрд), то вложения частных инвесторов превысят $22 млрд. А вклад проекта развития Приангарья в ВВП России в 2016 году составит около 3%. То есть ежегодный вклад проекта в рост ВВП — около 0,4%.
Дискуссии велись только вокруг технических вопросов. Во-первых, мы были вынуждены разработать проект развития Нижнего Приангарья в условиях неутвержденного постановления правительства о правилах расходования средств инвестиционного фонда. Во-вторых, "Русал" и РАО "ЕЭС России" еще не подписали соглашение о реализации проекта Богучанского энергометаллургического объединения. Согласно проекту, они должны на паритетных началах финансировать и достройку Богучанской ГЭС, и строительство алюминиевого завода. В-третьих, "Роснефть" и "Русал" не договорились до конца с ФСК и "Транснефтью" о тарифах на транспортировку электричества и нефти. И так далее.
Тем не менее уверен, что все эти вопросы будут улажены, поскольку выгода этих проектов как для участников, так и для государства очевидна.
— Но это очень затратные проекты. Хватит ли ресурсов, чтобы довести их до конца?
— Во-первых, в России очень мало проектов, которые реально дают пятикратную мультипликацию государственных средств за счет инвестиций частных инвесторов. Во-вторых, заинтересованность частных инвесторов (и "Русала", и РАО ЕЭС, и "Газпрома", и "Полюса") так высока, что государственные деньги не будут потрачены впустую. В-третьих, трехпроцентный вклад в ВВП не даст ни один из иных известных мне инвестиционных проектов.
К тому же не забывайте, что индустриализация зоны Нижнего Приангарья — это не идея нынешней красноярской администрации, это проект еще советских времен, замороженный накануне развала СССР. Он уже тогда был достаточно хорошо проработан. Да, это большой проект, и мы называем его второй индустриализацией Красноярского края — первая прошла в 70-е, и по сей день на ней держится экономика края.
— Все эти масштабные проекты затрагивают территории, населенные коренными народами Севера, и их реализация может принести значительный ущерб окружающей среде и нарушить традиционный уклад жизни этих народов...
— Если говорить о зоне Нижнего Приангарья, то она не охватывает мест обитания коренных народов Севера — ее инфраструктура (автодорога, ЛЭП) заканчиваются в селе Байкит, а эвенки живут севернее. А "Роснефть" в рамках реализации Ванкорского проекта приняла решение тянуть нефтепровод не на север, а на запад — так что все риски, связанные с экологией и нарушением уклада коренных народов, ликвидированы.
Я бы говорил о другом — нужно создавать новую концепцию развития Севера. В частности, это касается такой проблемы, как переселение пенсионеров на материк. Вы знаете, что содержание пенсионеров и инвалидов на Севере обходится в 18 раз дороже, чем на материке? Но сейчас что получается: как только пенсионер уезжает с Севера, то на новом месте он теряет все те надбавки, которые ему были здесь положены. А ведь он их заработал своим трудом, и, между прочим, его пенсионные отчисления оплачены из его северной зарплаты!
— В России четко прослеживается тенденция: в регионах экономический потенциал сосредотачивается в собственности нескольких федеральных компаний. Могли бы вы назвать компании, в собственности которых находится основная часть экономического комплекса Красноярского края?
— Красноярский край принадлежит государству, а не компаниям. Как я уже говорил, задача государства — создавать гражданские институты, в рамках которых мог бы выполняться социальный заказ общества и бизнеса. Этого еще нет, у нас люди еще не могут поверить, что попечительские советы способны влиять на школы. И о роли бизнеса представление тоже пока превратное — не должно быть у края собственника, который бы подменял собой гражданские институты. Бизнеса должно быть много — у нас это и "Норильский никель", и "Русал", и РАО "ЕЭС России", сейчас появился новый серьезный игрок — "Роснефть", приходит в край и "Газпром". Все они важны для края, но ни один из них не будет диктовать свои условия.
— И последний вопрос: какой вам видится ваша карьера в дальнейшем?
— В президенты не пойду! Вы как сговорились все: последний вопрос всегда на эту тему. Ни в президенты, ни в премьеры метить не собираюсь. Жена мне так и говорит: если пойдешь в правительство или в большую политику — уйду! Слишком много разговоров о преемниках. Вот у меня в крае 60 глав администраций — по-вашему, я целыми днями думаю, кто из них будет моим преемником? Да не о том я думаю — в крае слишком много задач встает по ходу реформ. А у президента голова занята геополитическими стратегиями, и я себе не хочу такой работы.
— Вообще-то я хотел спросить, чем вы намерены заняться по окончании срока ваших полномочий...
— Весной 2007 года решение о том, кто будет возглавлять администрацию объединенного Красноярского края, будет принимать президент. Моя задача — сдать проект объединения в абсолютно готовом виде, что предполагает запуск всех запланированных инвестиционных проектов. А после завершения государственной карьеры, когда бы это ни произошло, хотелось бы как следует отдохнуть. Другие мои коллеги уже весь мир объездили, а я все не могу уехать с Севера. Хотя... Не верю, что в ближайшие десять лет смогу уйти на отдых. Найду чем заняться, наверное, в каком-нибудь бизнесе...