Большой разыграл «Пиковую даму»
Балет Юрия Посохова на Исторической сцене театра
На Исторической сцене Большого театра состоялась премьера двухактного балета «Пиковая дама» в постановке Юрия Посохова на партитуру, созданную Юрием Красавиным на основе одноименной оперы и других произведений Чайковского. Спектаклем дирижировал Павел Клиничев. О первой премьере после смены власти в Большом рассказывает Татьяна Кузнецова.
Фото: Коммерсантъ / Логвинов Михаил / Большой театр
Фото: Коммерсантъ / Логвинов Михаил / Большой театр
Фото: Коммерсантъ / Логвинов Михаил / Большой театр
Фото: Коммерсантъ / Логвинов Михаил / Большой театр
Фото: Коммерсантъ / Михаил Логвинов / Большой театр
Этот удивительный балет похож на басню Крылова про Лебедя, Рака и Щуку. С тем отличием, что «воз»-балет, который сотворили три сильных, самостоятельных и креативных соавтора (к хореографу и композитору стоит прибавить Полину Бахтину, художника-постановщика), не стоит на месте, но мчится наподобие гоголевской тройки, заставляя ошеломленного наблюдателя задаваться хрестоматийным вопросом: «Куда же несешься ты?» и с той же хрестоматийностью резюмировать: «Не дает ответа».
Очевидно, что все трое (точнее, четверо, но автор крепкого вразумительного либретто Валерий Печейкин растворился в хореографе, как и положено сценаристу-единомышленнику) сознательно отступили от повести Пушкина с ее аристократичной лапидарностью. Но и романтический мелодраматизм оперы они явно не готовы принять за жанровый образец, даром что любовный треугольник (Лиза—Герман—Елецкий), придуманный Модестом Чайковским, в балете остался одной из главных опор сюжетной конструкции. Похоже, всех соавторов объединила тайная ирония по отношению к оперным страстям, подкрепленная убеждением, что и Пушкин так же относится к своим героям. Проблема в том, что градации иронии широки, от подтрунивания до сарказма, и в балете каждый из соавторов иронизировал по-своему.
Композитор Юрий Красавин изменил-осовременил состав оркестра, включив в него саксофон и аккордеон, и, сделав акцент на «спорадически возникающих камерных ансамблях», таким образом избавился от чувствительности и пафоса. Возникающие в кульминациях голоса разных персонажей он передал контратенору: Вадим Волков, спрятанный в оркестровой яме, прекрасно поет хоть за Томского, хоть за призрак Графини, явившийся к Герману открыть тайну карт. Сцену похорон Графини Юрий Красавин обыграл «Похоронами куклы», извлеченными из «Детского альбома» Чайковского. Не забыл и балетные «Бриллианты», включив в партитуру фрагмент из Третьей симфонии Чайковского, использованной Баланчиным в своем знаменитом балете. По настоянию хореографа, потребовавшего для героев любовное адажио, добавил любовную арию Елецкого, под которую на балете признаются в своих чувствах Герман и Лиза. Словом, похоже, для композитора вся эта история стала изощренной интеллектуальной игрой про Игру.
Сценограф Полина Бахтина, год назад в Стасике загромоздившая декорациями «Щелкунчик» Посохова так, что хореографу пришлось мять и комкать многолюдные ансамбли, здесь исправилась: максимально освободила сцену для танцев. Однако в минимализме ее никак не обвинить: декорации и костюмы в этом балете обильны и ведут самостоятельную тему. Полина Бахтина сделала спектакль о крушении империи и безумном пире человеческого муравейника на ее обломках. Светящийся контур стеклянного куба (комнатки Германа, потом — палаты в Обуховской больнице), катающиеся по сцене игорные столы, черный целлофановый блеск воды Лебяжьей канавки — лишь частные дополнения к основной конструкции: исполинской имперской зале цементного цвета с осыпающейся лепниной, гигантскими арочными галереями второго этажа и тусклым зеркалом на заднике. Этот устрашающий интерьер представлен в необычном ракурсе, он как бы лежит на боку: будто маленький зритель распластался на полу этого дряхлеющего дворца и видит над собой поблескивающий зеркальный плафон; если его расколоть — откроется тоннель в бесконечность.
Костюмы героев вполне традиционны: пальто-сюртуки, позументы на легких куртках мужчин и дамские широкие платья в талию легко отнести и к XIX веку. Художница отыгралась на картах: краснокожая, черно-лиловая разномастная «колода» в париках с алыми конскими хвостами создает атмосферу тотального кабарешного угара. Отдельный макабр — жонглирующее гробом похоронное шествие: все как один — в черных прорезиненных плащах с пелеринами и горшками шлемов на головах; вместо светского общества — военизированный марш безликих клонов.
Хореограф Юрий Посохов, безупречно музыкальный, активно и умно использовавший сценографические находки, вроде бы в полном ладу со своими соавторами. Однако интеллектуальные игры с литературно-оперным первоисточником, инфернальность социума и крушение мира задевают его лишь по касательной. Ему интересно другое: конкретные персонажи, его артисты и решение собственных, балетно-режиссерских, задач. Тут стоит напомнить, что «Пиковую даму» — свой пятый оригинальный балет для Большого театра — Посохов впервые ставит без соавтора-режиссера. И на первый взгляд обходится без него прекрасно. Насквозь танцевальное, лихо несущееся действие абсолютно внятно: все, что происходит на сцене, понятно и без либретто. У каждого персонажа — своя пластическая речь, каждый заметен и богато одарен танцем. Но той психологической детализации, которой отличалась, скажем, «Чайка», здесь нет. Как нет и внятной концепции.
Любовные дуэты здесь стремительны и гладки, отношения между игроками приятельски гармоничны, балы несутся, карты куролесят. Графиня (Вячеслав Лопатин) «при жизни» остается на втором плане, а призраком ведет себя как мстительная старуха-процентщица (к такой ассоциации подталкивает и паричок с чахлой седой косичкой, и драное исподнее с каркасом срезанного кринолина — инфернально-демонического в этой ловкой и подвижной фурии совсем немного). Приходится также принять на веру, что эта изящная бойкая Лиза (Елизавета Кокорева) так любит Германа, что готова покончить с собой; что этот обаятельный, непосредственный и темпераментный Герман (Игорь Цвирко) столь одержим командой фриков — безумными Двойниками своего сознания; что прыткая «московская Венера» (Виктория Брилева) некогда пленяла Версаль и что погрузневший пошловатый Михаил Лобухин, пару раз не удержавший ее в быстрых поддержках,— тот самый загадочный оккультист Сен-Жермен.
При этом хореография балета логична и по-классически красива. Однако сложна и изобретательна — большинству нынешних авторов посоховских находок хватило бы на четыре балета. Свои перлы он разбрасывает без счета, не повторяя ни удачных поддержек, ни остроумных комбинаций, ни виртуозных прыжков,— так, что публика не успевает их не только оценить, но даже толком заметить. Эта щедрость вызвана любовью к талантам замечательных артистов Большого театра, которым автор подарил целую россыпь отменных ролей. Баловня судьбы Томского с упоительной свободой танцует Артем Овчаренко; Марк Чино с кинжальной остротой оттачивает прыжки черно-красного Туза, похожего на опереточного шулера; Марк Орлов — статный аристократичный Елецкий — хоть сейчас готов превратиться в какого-нибудь Зигфрида. Превосходна «Тройка» — три миниатюрные солистки, наделенные совершенно балеринскими виртуозностями. Сбоит разве что кордебалет. Юрий Посохов, вообще-то считавший «Пиковую даму» спектаклем камерным, но вынужденный придать ему массовость ради большой Исторической сцены, взвинтил «тело балета» такими темпами, такими техническими сложностями и таким прихотливым рисунком перемещений, что чистоты танца тут еще предстоит добиваться. Если, конечно, у нового руководства Большого останется желание сохранить в репертуаре этот уникальный спектакль слома эпох, зафиксировавший конец блистательного директорства Владимира Урина, по инициативе которого он и был создан.